Глава двадцать седьмая

---

В пятницу утром Томь услышал приятную новость: накануне семейство судьи Тэтчера вернулось в город. Само собою разумеется, что на время индеец Джо и его сокровища были забыты: Том был всецело поглощен мыслями о Бекки. Ему удалось увидеться с ней в то же утро, и оба провели день самым восхитительным образом, играя с целой толпой товарищей и подруг в жмурки и прятки. День закончился еще лучше: Бекки выпросила, наконец, у своей матери разрешение устроить на следующий день пикник — удовольствие, которое было задумано еще давно, но отлагалось со дня на день. Известие об этом вызвало всеобщий восторг. Больше всех радовались предстоящей прогулке, конечно, Бекки и Том.

Еще до захода солнца всюду были разосланы приглашения, и все молодое поколение городка заволновалось и начало готовиться к пикнику. Том долго не мог заснуть в этот вечер от возбуждения. Он лежал в постели с открытыми глазами и чутко прислушивался, не раздастся ли под окном мяуканье Гека. Как было бы хорошо озадачить на другой день все общество, показав найденный клад! Однако этой надежде не было суждено сбыться: условленного сигнала в эту ночь не последовало.

Наконец наступило утро, и в десять или одиннадцать часов перед домом судьи Тэтчера собралась веселая, пестрая, одетая по праздничному толпа мальчиков и девочек. Все было готово к отправлению в путь. Пожилые люди обыкновенно не стесняли молодежь своим присутствием. Они были уверены, что дети находятся в полной безопасности, играя под присмотром двух-трех барышень лет восемнадцати и нескольких молодых людей двадцати – двадцати трех лет. Для поездки был нанят старый перевозочный пароходик, и скоро по главной улице городка потянулась пестрая, веселая толпа, держа в руках корзины с провизией. Сид был нездоров и потому не мог принять участие в прогулке; Мэри тоже осталась дома, чтобы развлекать его. Прощаясь с Бекки, м-сс Тэтчер сказала:

— Вы, вероятно, вернетесь очень поздно, Бекки, и тебе будет, пожалуй, лучше остаться ночевать у кого-нибудь из твоих подруг, которые живут недалеко от пристани.

— Хорошо, я останусь ночевать у Сюзи Гарпер, мама.

— Как хочешь; только смотри: веди себя хорошенько в чужом доме.

— Знаешь что, Бекки? — сказал Том, обращаясь к девочке, когда они отошли на некоторое расстояние от дома. — Вместо того, чтобы идти к Гарперам, пойдем к вдове Дуглас и переночуем у нее. Она угостит нас мороженым. У нее каждый день бывает мороженое, и она очень обрадуется, если мы зайдем к ней.

— Как ты хорошо придумал, Том!

Но через секунду лицо Бекки омрачилось.

— А что скажет на это мама? — проговорила она.

— Да разве она узнает об этом?

Бекки продолжала колебаться.

— Это будет нехорошо с моей стороны... но...

— Пустяки! Твоя мама не узнает об этом, да к тому же не все ли равно, у кого ты будешь ночевать. Твоя мама желает только одного: чтобы с тобой ничего дурного не случилось, и я готов биться об заклад, что она сама послала бы тебя к м-сс Дуглас, если бы  вспомнила об ней.

Побывать у м-сс Дуглас, которая имела самый большой и красивый дом в городке и которая славилась своим гостеприимством, — это было черезчур соблазнительно. Последнее обстоятельство и красноречие Тома одержали верх над сомнениями Бекки, и в конце концов было решено ночевать у вдовы Дуглас и никому не говорить про этот чудесный план.

Но внезапно Тому пришло в голову, что именно в эту самую ночь Гек может придти к его дому, чтобы дать условленный сигнал. Эта мысль сильно испортила веселое настроение Тома, но тем не менее он не чувствовал себя в силах отказаться от угощения вдовы Дуглас. Затем его мысли приняли другое направление. «В прошлую ночь не было сигнала, — подумал он, — почему же его нужно ожидать непременно в эту ночь?» Удовольствие, ожидавшее его вечером, взяло перевес над гадательным сокровищем, и Том решил уступить более сильному влечению и на время совершенно выбросить из головы мысли о сундуке с золотом.

В трех милях от города, вниз по течению, пароходик пристал к берегу, войдя в небольшую бухту, окруженную лесом. Веселая толпа детей высыпала на берег, и вскоре лес и соседние холмы, усеянные скалами, огласились смехом и криками. Наигравшись и набегавшись вдоволь, вся компания с раскрасневшимися щеками и искрящимися от удовольствия глазами направилась к берегу, чувствуя необыкновенный аппетит. Затем началось усердное и дружное уничтожение провизии и лакомств, наполнявших корзины. Закусив, все уселись отдохнуть и поболтать в тени развесистых дубов, пока, наконец, кто-то не предложил осмотреть пещеру, находившуюся невдалеке.

Это предложение встретило всеобщее одобрение. Из корзин тотчас же были вынуты пачки свечей, принесенные более предусмотрительными мальчиками и девочками, и все начали карабкаться вверх по холму. Вход в пещеру находился довольно высоко сбоку холма; темное, зияющее отверстие имело форму буквы А. Массивная дубовая дверь была растворена настежь. За нею находилась маленькая каморка, холодная как ледник, с природными стенами из крепкого известняка, покрытого каплями сырости. Как таинственно и поэтично было стоять здесь в глубоком мраке и смотреть на зеленевшую внизу долину, залитую ярким солнечным светом! Однако очарование, охватившее всех, скоро потеряло прелесть новизны, и снова начались шалости и возня. Стоило только кому-нибудь из мальчиков зажечь свечку, как на него набрасывалась целая толпа товарищей, старавшихся потушить ее. Державший свечку храбро сопротивлялся, но в конце концов нападавшие одерживали победу. Затем та же забава начиналась снова. Но так как всему бывает конец, то мало-помалу возня утихла, и длинная вереница детей потянулась вниз по крутому спуску главной галлереи пещеры. Мерцающее пламя свечей озаряло высокие стены, высеченные в скале, почти до самой вершины, где они соединялись сводом на высоте шестидесяти футов. Эта галерея была шириной не более восьми-девяти футов. По обе стороны от нее то и дело отделялись другие побочные галереи, такие же высокие, как и главная, но еще более узкие; пещера Мак Дугаля состояла из целого лабиринта кривых ходов, которые разветвлялись до бесконечности, пересекали друг друга и оканчивались неизвестно где. В городе говорили, что в этой запутанной сети галерей и узких проходов можно было блуждать несколько дней и ночей подряд и не найти выхода. Ни один человек не знал всей пещеры; это было невозможной вещью. Большинство молодых людей знали только часть ее, ближайшую к входу, и никому не приходило в голову отважиться идти дальше этой знакомой части пещеры. Том знал пещеру не лучше других.

Маленькая процессия подвигалась по главной галлерее, не заходя в боковые проходы, но мало-помалу начали отделяться небольшие группы и парочки, заходившие то в ту, то в другую боковую галерею. Там дети молча и с замиравшим от волнения сердцем тихо подвигались по мрачным коридорам и очень часто совершенно неожиданно попадали на прежнее место, откуда они вошли в боковой ход.

Но вот мало-помалу одна группа за другой стала возвращаться назад к входу в пещеру; все были утомлены, веселы, закапаны с ног до головы свечным салом, выпачканы известкой и глиной, но счастливые и довольные приятно проведенным днем. Время, проведенное в пещере, прошло незаметно, и когда дети вышли из нее, было уже темно. Колокол на пароходе призывал гуляющих возвращаться в город уже с полчаса. Посещение пещеры, закончившее пикник, доставило громадное удовольствие молодежи, любящей выпивать чашу веселья до дна, и когда пароходик, нагруженный веселой толпой детей, отчалил от берега, то о лишнем потерянном часе жалел только один человек: капитан парохода.

Когда пароходные огни мелькнули мимо пристани, Гек уже стоял на своем обычном ночном посту. Когда пароход проходил мимо него, он не слышал на нем ни шума, ни разговоров: молодежь, сонная и утомленная после целого дня веселья и игр, сидела смирно и даже не разговаривала. Гек начал раздумывать, что это мог бы быть за пароход и почему он не остановился у пристани, но затем перестал ломать себе голову и сосредоточил все внимание на своем деле. Ночь была облачная и очень темная. Пробило десять часов; шум колес умолк; огни, видневшиеся в окнах кое-каких домов, гасли один за другим; пешеходов на улице становилось все меньше и меньше. Скоро весь городок погрузился в мирный сон, оставив нашего маленького сторожа одного среди царившей тишины и ночного мрака. Когда пробило одиннадцать часов, огни потухли и в харчевне. Гек прождал, как ему казалось, очень долго, но ничего особенного за это время не случилось. Его надежда, что в эту ночь ему удастся выследить индейца, начала ослабевать. К чему все это? Разве можно было ожидать какого-нибудь толку от всех этих ночей, проведенных без сна? Не лучше ли было бросить это бесполезное занятие и идти спать?

Вдруг до слуха Гека донесся легкий шорох. Гек встрепенулся и насторожился. Дверь харчевни, выходившая в узкий переулок, отворилась. Гек с быстротой молнии спрятался за угол кирпичного сарая, и почти в ту же минуту мимо него прошмыгнули две человеческие фигуры. Один из этих людей нес под мышкой что-то очень тяжелое. По всей вероятности, это был ящик с деньгами! И так бродяги уносили с собой свое сокровище! Бежать к Тому? Но это было бы нелепо: тем временем индеец со своим товарищем (а это, наверное, были они) успели бы скрыться в темноте. Гек решил выследить негодяев один, пользуясь тем, что в темноте они его не могли заметить. Рассудив таким образом, Гек пошел вслед за обоими людьми, неслышно ступая своими босыми ногами, и стараясь держаться от двух темных фигур, двигавшихся перед ним, на таком расстоянии, чтобы не упустить их из виду.

Индеец со своим товарищем пошли сначала вдоль реки, затем свернули налево, в узкий переулок и шли все прямо, пока не дошли до тропинки, ведшей к Кардифскому холму. Свернув на эту тропинку, они обошли мызу старого валлийца и начали подниматься на холм. «Отлично, — подумал Гек, — они наверное идут к старой каменоломне». Однако негодяи миновали каменоломню и шли все дальше и дальше. Дойдя до вершины холма, они двинулись по тропинке, которая шла сквозь кустарник, и скоро исчезли из виду. Гек прибавил шагу и сократил расстояние, отделявшее его от индейца Джо и его товарища. Это можно было сделать, не подвергаясь опасности: здесь они уже не могли его заметить. Несколько секунд он бежал бегом, по потом пошел тише, боясь, что он подошел черезчур близко к негодяям. Пройдя небольшое расстояние, он остановился и начал прислушиваться. Но до него не доносилось ни малейшого звука; он слышал только биение собственного сердца. В долине раздался крик совы, крик, от которого становилось жутко. Но ни шагов, ни треска сухих сучьев не было слышно. Великий боже, неужели все было потеряно? Он уже собирался броситься бежать вдогонку за скрывшимися от него людьми, но в ту же минуту всего в нескольких шагах от него кто-то кашлянул. От неожиданности и испуга Гек чуть бы ло не вскрикнул и только с трудом удержался от этого. От страха его начала бить лихорадка и он так ослабел, что чуть не упал на землю. Теперь он знал, куда он попал. В нескольких шагах от него должен был находиться забор, окружавший сад вдовы Дуглас. «Тем лучше, — мелькнуло у него в голове. — Если они зароют клад здесь, то найти его будет нетрудно».

В эту минуту раздался голос индейца.

— Черт ее побери, — сказал он тихо, — у нее, должно бы ть, опять гости. Уже поздно, а у нее горит огонь.

— Я ничего не вижу, — ответил товарищ Джо.

Это был голос незнакомца, которого Гек с Томом видели, когда они оба были в заброшенном доме. По спине Гека забегали мурашки. Так вот о какой мести говорил тогда Джо! Первая мысль Гека была та, что ему следует бежать. Но затем он вспомнил, как хорошо относилась к нему, жалкому бродяге, добрая вдова Дуглас. Теперь эти негодяи собирались, быть может, убить ее. Что, если предупредить ее? Но это было опасно: его могли схватить и убить на месте. Все это пронеслось в голове Гека в одно мгновение. Между тем индеец продолжал:

— Ты не видишь света, потому что между тобой и домом стоит куст. Стань сюда. Ну что, видишь?

— Да. У нее наверное сидят гости. Знаешь что, Джо? Не лучше ли нам бросить это дело?

— Бросить? Теперь, когда я собираюсь уехать навсегда из этой проклятой страны? Я опять повторяю тебе: мне не нужно ее денег — ты можешь взять их себе. Но ее муж был жесток ко мне: когда он был судьей, он несколько раз сажал меня в тюрьму за бродяжничество. Но это еще не все! Нет! Он велел меня высечь! высечь на улице, перед тюрьмой, как какую-нибудь собаку или негра! Весь город мог видеть это! Понимаешь: высек меня! Он умер раньше, чем я успел отомстить ему; теперь за него поплатится вдова!

— Неужели ты хочешь убить ее? Это все-таки славная, добрая женщина. Сколько добра делает она всем бедным!

— Убить? Нет, зачем? Его я убил бы как собаку, если бы он был жив, но ее — нет! Когда хочешь отомстить женщине, то ее незачем убивать; ей нужно изуродовать лицо, отрезать уши и нос...

— Боже мой, да ведь это...

— Можешь оставить свое мнение при себе, слышишь? Я тебя не спрашиваю о нем! Так я привяжу ее к постели, и если она истечет кровью, то это будет уж не моя вина. Плакать о ней я тоже не буду. И ты, приятель, поможешь мне обделать это дельце: одному без тебя мне не управиться. А если ты попробуешь улизнуть, то я отправлю тебя на тот свет. Запомни это! Ее я тоже убью...

— Ну, хорошо, хорошо. Только примемся за дело сейчас же. Чем мы скорее его покончим, тем будет лучше.

— Сейчас? Когда у ней столько народа? Ты смотри у меня, братец, а то тебе плохо придется. Молчи и жди, пока огни не погаснут. Торопиться нам некуда.

Гек чувствовал, что сейчас наступит молчание — молчание, более зловещее и опасное, чем всякие разговоры. Поэтому он притаил дыхание и осторожно отступил на один шаг назад, ощупав предварительно босой ногой почву, чтобы не наступить на какую-нибудь сухую ветку, которая своим треском могла выдать и погубить его. Затем он отступил еще шаг назад и еще... Вдруг под его ногой хрустнула ветка. Гек чуть не лишился сознание от страха. Он начал прислушиваться, но тишина была полная, индеец и его сообщник молчали. Мальчик облегченно вздохнул, осторожно повернулся на месте и начал пробираться по тропинке между кустарником. Когда вдали показалась каменоломня, он почувствовал себя вне опасности и бросился бежать. Он бежал, ни на секунду не останавливаясь, пока не добежал до мызы старого валлийца, где начал изо всех сих барабанить кулаками в дверь. Из окна тотчас же высунулись головы старика и его обоих сыновей.

— Что такое? Кто там стучит? Эй, чего вам нужно?

— Скорее! Откройте скорее дверь. Я сейчас все расскажу!

— Да кто вы такой?

— Да я же, Гек Финн. Скорее! Ради бога, скорее!

— Гек Финн! Подумаешь, какая важная особа! Перед тобой не везде растворяются двери. Ну да так и быть, впустите его, ребята. Послушаем, что такое он хочет рассказать нам.

— Ради бога не говорите никому, что это я вам передал, — были первые слова Гека, когда ему открыли дверь. — Не выдайте меня, а то они меня убьют... Вдова Дуглас всегда была так добра ко мне, и я вам расскажу все, если вы обещаете мне...

— Клянусь честью, что тут дело действительно неладно, иначе мальчишка не стал бы так дрожать, — воскликнул старик. — Ну говори скорее, в чем дело. Не бойся, никто из нас не проболтается.

Три минуты спустя старик с сыновьями были уже на вершине холма и пробирались на цыпочках по тропинке между кустов, держа в руках заряженные ружья. Гек не провожал их дальше. Он спрятался за большим камнем и чутко прислушивался. Сначала наступила томительная тишина, но затем внезапно раздалось несколько выстрелов и отчаянный крик. Гек не стал ждать, что будет дальше. Он вскочил на ноги и бросился бежать вниз с холма, не чувствуя под собою ног.

---

Глава 27. «Приключения Тома Соейра» Марк Твен

« Глава 26

Глава 28 »