VI. Старики существуют для того, чтобы кстати уходить из дома

Вечером Жан Вальжан опять ушел, а Козетта приоделась. Она причесалась и надела платье, ворот которого позволял видеть всю шею и потому считался «неприличным» для молодой девушки. В сущности, в этом платье не было никакого неприличия, — оно было только красиво.

Козетта принарядилась совершенно бесцельно. Она сама никуда не собиралась и к себе никого не ждала. В сумерки она вышла в сад. Туссен в это время была занята в кухне, выходившей окнами во двор.

Козетта принялась ходить под деревьями, отстраняя рукой низкие ветви, задевавшие ее лицо.

Незаметно она дошла до скамейки, на которой по-прежнему лежал камень. Сев на скамейку, молодая девушка положила руку на этот камень, точно хотела приласкать и поблагодарить его. Вдруг у нее явилось то неопределенное ощущение, которое овладевает человеком, когда за ним без его ведома кто-нибудь стоит. Она повернула голову назад и вдруг вскочила с места. Это был он!

Он стоял с непокрытой головой и казался очень бледным и исхудалым. Его черная одежда точно сливалась с окружающей мглою. Белело только лицо. Его прекрасные глаза тоже были полны сумеречной мглою. Окутанный дымкою бесконечной печали, он точно нес в себе смерть и бездну ночи. Лицо его озарялось последними лучами угасающего дня и мыслью отходящей души. Это еще не был призрак, но как будто уже и не человек. Шляпа его лежала на траве в нескольких шагах от него.

Козетта, готовая лишиться чувств, не издала ни звука. Она медленно отступала назад, чувствуя, что ее влечет к тому, кто стоял перед нею. Он стоял неподвижно возле скамейки. Глаз его Козетта не видала, но какое-то невыразимо грустное чувство подсказывало ей, что он смотрит на нее. Отступая, она встретила дерево, прислонилась к нему, иначе она бы упала.

Но вот она услыхала его голос, которого раньше никогда не слыхала. Этот голос, почти смешиваясь с шелестом листьев, говорил:

— Простите мне, что я здесь. Сердце мое исстрадалось. Я не мог более терпеть и пришел. Читали вы то, что я вчера положил на эту скамейку? Узнаете ли вы меня?.. Не бойтесь меня. Помните ли вы тот давно уже промелькнувший день, когда вы взглянули на меня в первый раз. Это было в Люксембургском саду, около изображения гладиатора. А тот день, когда вы прошли мимо меня? Вы взглянули на меня в первый раз шестнадцатого июня, а прошли мимо второго июля. Скоро будет год. Сколько времени я не видел вас! Я спрашивал о вас ту женщину, которая отпускает там напрокат стулья, и она сказала, что тоже давно не видела вас. Вы жили на Западной улице на третьем этаже, окнами на улицу, в новом доме. Видите, я узнал это. Я следил за вами. Что же мне оставалось более делать? Но вы вдруг скрылись из того дома. Однажды, когда я под арками Одеона читал газету, мне показалось, будто вы прошли. Я бросился вдогонку, но это были не вы. Это оказалась какая-то женщина в шляпке, похожей на вашу. Я прихожу сюда по ночам... Не бойтесь: меня никто тут не видит. Я прихожу посмотреть на ваши окна. Я крадусь тихо, чтобы не испугать вас. Однажды вечером вы обернулись было в мою сторону, и я бросился бежать от вас. В другой раз я слышал, как вы пели. В ту минуту я был счастлив. Разве вам причинялось какое-нибудь зло тем, что я слушал ваше пение сквозь окно, закрытое ставнями? Ведь никакого, не правда ли?.. Вы мой ангел-хранитель. Позвольте же мне иногда видеть вас... Я близок к смерти... Если бы вы знали, как я боготворю вас!.. Простите, что я говорю вам, почти ничего не сознавая!.. Быть может, я сержу вас своим присутствием и разговором? Скажите — сержу? Да?

— О матушка! — произнесла глухим голосом Козетта и пошатнулась, готовая упасть.

Он успел подбежать и вовремя подхватить ее. Он бессознательно и крепко прижимал ее к себе. Поддерживая ее, он сам едва держался на ногах. Голова его была как в огне, перед глазами вспыхивали молнии, мысли его путались. Ему казалось, что он совершает священный обряд и вместе с тем святотатство. В нем не было и тени чувственного желания при виде этой очаровательной женщины, которую он держал в своих объятиях. Он только чувствовал, что готов умереть от безумной любви к ней.

Она схватила его руку и приложила к своему сердцу. Он ощутил у нее на груди бумагу и прошептал:

— Неужели вы любите меня?

— Молчи! Ты сам знаешь это! — прошептала она тихим, как дуновение, голосом и спрятала зардевшееся лицо на груди упоенного счастьем молодого человека.

Он в изнеможении опустился на скамью. Козетта машинально села рядом с ним. Они не находили слов для выражения того, что в них происходило. На небе начинали появляться звезды.

Как случилось, что уста молодых людей встретились? А как случается, что птица поет, что снег тает, что роза распускается, что весною все цветет, что за темными вершинами деревьев, трепещущими над холмом, розовеет утренняя заря? Один поцелуй — и в этом было все.

Они оба задрожали и взглянули друг на друга сияющими в темноте глазами. Они не чувствовали ни ночной свежести, ни холода каменной скамьи, ни сырости, поднимавшейся от земли и покрывавшей влагой траву, они смотрели друг на друга, и сердца их были полны воспоминаний. Они взялись за руки, сами того не замечая.

Она не спрашивала его, даже не думала о том, где он прошел, как проник в сад. Ей казалось так просто, что он здесь, рядом с нею. Козетта пробовала что-то сказать, но у нее ничего не выходило. Казалось, душа ее трепещет у нее на устах, как капля росы на цветке.

Но вот мало-помалу они разговорились. За молчанием, выражавшим полноту внезапно нахлынувшего чувства, последовало излияние. Над их головами расстилалась чудная ясная ночь. Эти два существа, чистые, как духи, все поведали друг другу: свои грезы, свое безумие, свои восторги, химеры, свое отчаяние, высказали, как они любили друг друга издали, как желали видеться, как тосковали, когда перестали встречаться. В идеальной интимности, которая уже не могла быть более полной, они поверяли один другому все, что в них было самого сокровенного и таинственного. С чистой верой в свои иллюзии они выразили все, что любовь, юность и блаженство свидания вложили им в мысли. Эти два сердца вылились друг в друга, так что через какой-нибудь час каждый из них вполне уже обладал сердцем другого. Они прониклись, очаровались, ослепились друг другом.

Когда, наконец, они высказали друг другу все, что имели сказать, Козетта положила голову на плечо к своему собеседнику и спросила его:

— Как вас зовут?

— Мариус, — тихо ответил он. — А вас?

— Меня зовут Козетта, — прошептала она.

Глава 6. Старики существуют для того, чтобы кстати уходить из дома
Часть 4. Идиллия улицы Плюмэ и эпопея улицы Сен-Дени
Книга 5. Конец которой не похож на начало
Роман «Отверженные» В. Гюго