15

Под ухом
                 самым
                             лестница
ступенек на двести, —
несут
          минуты-вестницы
по лестнице
                     вести.
Дни пришли
                      и топали:
— До́жили,
                   вот вам, —
нету
        топлив
брюхам
              заводным.
Дымом
             небесный
                              лак помутив,
до самой трубы,
                            до носа
локомотив
стоит
          в заносах.
Положив
                на валенки
                                   цветные заплаты,
из ворот,
                из железного зёва,
снова
           шли,
                    ухватясь за лопаты,
все,
       кто мобилизован.
Вышли
             за́ лес,
вместе
             взя́лись.
Я ли,
         вы ли,
откопали,
                 вырыли.
И снова
              поезд
                         ка́тит
за снежную
                    скатерть.
Слабеет
               тело
без ед
           и питья,
носилки сделали,
руки сплетя.
Теперь
             запевай,
                            и домой можно —
да на руки
                  положено
пять
        обмороженных.

Сегодня
               на лестнице,
                                     грязной и тусклой,
копались
                обывательские
                                          слухи-свиньи.
Деникин
               подходит
                               к са́мой,
                                              к тульской,
к пороховой
                     сердцевине.
Обулись обыватели,
                                   по пыли печатают
шепотоголосые
                           кухарочьи хоры́.
— Будет…
                   крупичатая!..
                                          пуды непочатые…
ручьи-чаи́,
                  сухари,
                               сахары́.
Бли-и-и-зко беленькие,
береги ке́ренки! —
Но город
                проснулся,
                                   в плакаты кадрованный, —
это
       партия звала:
                               «Пролетарий, на коня!»
И красные
                  скачут
                              на юг
                                        эскадроны —
Мамонтова
                   нагонять.
Сегодня
               день
                        вбежал второпях,
криком
             тишь
                      порвав,
простреленным
                           лёгким
                                       часто хрипя,
упал
         и кончился,
                             кровав.
Кровь
           по ступенькам
                                    стекала на́ пол,
стыла
           с пылью пополам
и снова
              на пол
                          каплями
                                         капала
из-под пули
                    Каплан.
Четверолапые
                         зашагали,
визг
        шёл
                шакалий.
Салоп
            говорит
                          чуйке,
чуйка
          салопу:
— Заёрзали
                      длинноносые щуки!
Скоро
           всех
                   слопают! —
А потом
              топырили
                               глаза-таре́лины
в длинную
                  фамилий
                                  и званий тропу.
Ветер
           сдирает
                         списки расстрелянных,
рвёт,
         закручивает
                              и пускает в трубу.
Лапа
         класса
                      лежит на хищнике —
Лубянская
                   лапа
                            Че-ка.
— Замрите, враги!
                                Отойдите, лишненькие!
Обыватели!
                     Смирно!
                                    У очага! —
Миллионный
                       класс
                                 вставал за Ильича
против
            белого
                        чудовища клыкастого,
и вливалось
                      в Ленина,
                                        леча,
этой воли
                  лучшее лекарство.
Хоронились
                     обыватели
                                        за кухни,
                                                        за пелёнки.
— Нас не трогайте —
                                     мы
                                           цыплёнки.
Мы только мошки,
мы ждем кормёжки.
Закройте,
                 время,
                             вашу пасть!
Мы обыватели —
нас обувайте вы,
и мы
         уже
                за вашу власть. —
А утром
              небо —
                            веча зво́нница!
Вчерашний
                    день
                             виня во лжи,
расколоколивали
                              птицы и солнце:
жив,
        жив,
                жив,
                        жив!
И снова дни
                      чередой заводно́й
сбегались
                  и просили:
— Идём
               за нами —
                                  «ещё одно
усилье».
От боя к труду —
                              от труда до атак, —
в голоде,
                в холоде
                                и наготе
держали
                взятое,
                             да так,
что кровь
                 выступала из-под ногтей.
Я видел
               места,
                           где инжир с айвой
росли
           без труда
                            у рта моего, —
к таким
             относишься и́наче.
Но землю,
                  которую
                                завоевал
и полуживую
                       вынянчил,
где с пулей встань,
                                 с винтовкой ложись,
где каплей
                   льёшься с массами, —
с такою
              землёю
                            пойдёшь
                                            на жизнь,
на труд,
              на праздник
                                   и на́ смерть!

Глава 15. Поэма «Хорошо!» В. Маяковского.