16

Мне
        рассказывал
                               тихий еврей,
Павел Ильич Лавут:
«Только что
                     вышел я
                                    из дверей,
вижу —
              они плывут…»
Бегут
          по Севастополю
к дымящим пароходам.
За де́нь
              подмёток стопали,
как за́ год похода.
На рейде
                 транспорты
                                      и транспорточки,
драки,
            крики,
                       ругня,
                                  мотня, —
бегут
          добровольцы,
                                   задрав порточки, —
чистая публика
                           и солдатня.
У кого —
                канарейка,
                                   у кого —
                                                  роялина,
кто со шкафом,
                           кто
                                 с утюгом.
Кадеты —
                  на что уж
                                   люди лояльные —
толкались локтями,
                                  крыли матюгом.
Забыли приличие,
                                бросили моду,
кто —
           без юбки,
                            а кто —
                                          без носков.
Бьёт
         мужчина
                         даму
                                  в морду,
солдат
            полковника
                                сбивает с мостков.
Наши наседали,
                            крыли по трапам,
кашей
            грузился
                           военный эшелон.
Хлопнув
               дверью,
                             сухой, как рапорт,
из штаба
                опустевшего
                                      вышел он.
Глядя
           на́ ноги,
шагом
            резким
шел
        Врангель
в чёрной черкеске.
Город бросили.
На молу —
                    го́ло.
Лодка
           шестивёсельная
стоит
          у мола.
И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
            колена
упал главнокомандующий.
Трижды
              землю
                          поцеловавши,
трижды
              город
                        перекрестил.
Под пули
                в лодку прыгнул…
 — Ваше
превосходительство,
                                    грести? —
 — Грести! —
Убрали весло.
Мотор
            заторкал.
Пошла
            весело́
к «Алмазу»
                   моторка.
Пулей
           пролетела
                              штандартная яхта.
А в транспортах-галошинах
                                               далеко,
                                                             сзади,
тащились
                 оторванные
                                      от станка и пахот,
узлов
          полтораста
                              накручивая за́ день.
От родины
                   в лапы турецкой полиции,
к туркам в дыру,
                            в Дарданеллы узкие,
плыли
            завтрашние галлиполийцы,
плыли
            вчерашние русские.
Впе –
          реди
                   година на године.
Каждого
               трясись,
                              который в каске.
Будешь
              доить
                         коров в Аргентине,
будешь
              мереть
                           по ямам африканским.
Чужие
            волны
                       качали транспорты,
флаги
           с полумесяцем
                                      бросались в очи,
и с транспортов
                           за яхтой
                                          гналось —
                                                             «Аспиды,
спёрли казну
                       и удрали, сволочи».
Уже
        экипажам
                         оберегаться
пули
         шальной
                         надо.
Два
       миноносца-американца
стояли
             на рейде
                             рядом.
Адмирал
                трубой обвёл
стреляющих
                      гор
                            край:
— Ол
          райт. —
И ушли
             в хвосте отступающих свор, —
орудия на город,
                             курс на Босфор.
В духовках солнца
                                горы́
                                         жарко́е.
Воздух
             цветы рассиропили.
Наши
          с песней
                         идут от Джанкоя,
сыпятся
               с Симферополя.
Перебивая
                   пуль разговор.
знамёнами
                    бой
                           овевая,
с красными
                    вместе
                                 спускается с гор
песня
           боевая.
Не гнулась,
                    когда
                              пулемётом крошило,
вставала,
                 бессташная,
                                       в дожде-свинце:
«И с нами
                  Ворошилов,
первый красный офицер».
Слушают
                 пушки,
                             морские ведьмы,
у -
    ле -
          пётывая
                         во винты со все,
как сыпется
                     с гор
                              — «готовы умереть мы
за Эс Эс Эс Эр!» —
Начштаба
                  морщит лоб.
Пальцы
               корявой руки
буквы
           непослушные гнут:
«Врангель
                   оп –
                          раки –
                                    нут
в море.
             Пленных нет».
Покамест —
                      точка
и телеграмме
                        и войне.
Вспомнили —
                         недопахано,
                                               недожато у кого,
у кого
           доменные
                             топки да зо́ри.
И пошли,
                отирая пот рукавом,
расставив
                  на вышках
                                     дозоры.

Глава 16. Поэма «Хорошо!» В. Маяковского.