Письмо Томаса Карлейля

5, Чайна Род, Чельси, 13 апреля 1855.

Dear Sir¹⁹⁰,

Я прочел вашу речь¹⁹¹ о революционных началах и элементах в России; много в ней мощного духа и сильного таланта, она особенно поражает трагической серьезностью тона, которого нельзя не видеть и нельзя легко принять читателю, какого бы мнения он ни был о вашей программе и о вашем пророчестве России и миру.

Что касается до меня, я признаюсь, что никогда не считал, а теперь (если это возможно) еще меньше, чем прежде, надеюсь на всеобщую подачу голосов, во всех его видоизменениях. Если оно может принести что-нибудь хорошее, то это так, как воспаление в некоторых смертных болезнях. Я несравненно больше предпочитаю самый царизм или даже великий туркизм (grand turkism) – чистой анархии (а я ее такою, по несчастию, считаю), развитой парламентским красноречием, свободой книгопечатания и счетом голосов. «Ach, mein lieber Sultzer, er kennt nicht diese verdammte Rasse»¹⁹², – сказал раз Фридрих II, и в этом он выразил печальную истину.

В вашей обширной родине, которую я всегда уважал как какое-то огромное, темное, неразгаданное дитя провидения, которого внутренний смысл еще неизвестен, но который очевидно не исполнен в наше время; она имеет талант, в котором она первенствует и который дает ей мощь, далеко превышающую другие страны, – талант, необходимый всем нациям, всем существам и беспощадно требуемый от них всех под опасением наказаний, – талант повиновения, который в других местах вышел из моды, особенно теперь. И я нисколько не сомневаюсь, что отсутствие его будет, рано или поздно, вымещено до последней копейки и принесет с собой страшное банкротство. Таково мое мрачное верование в эти революционные времена. Несмотря на наши разномыслия, я буду очень рад, если вы заедете ко мне, будучи в городе; да я и сам надеюсь как-нибудь, прогуливаясь, завернуть в вашу Чомле-Лодж и потолковать с вами о разных разностях.

С искренним уважением и желанием всякого добра…

Т. Карлейль¹⁹³.

¹⁹⁰ Дорогой сэр (англ.).

¹⁹¹ Произнесенная в С. Мартин'с Галь 26 февраля 1855. (Прим. А. И. Герцена.).

¹⁹² Ax, мой дорогой Шультцер, он не знает этой проклятой расы (нем.).

¹⁹³ Вот мой ответ на письмо Томаса Карлейля: «Позвольте вам сказать несколько слов о тех близких мне предметах, которые вы затронули в вашем письме. Я никогда не был горячим поклонником всеобщей подачи голосов. Она, как всякая форма, не связанная с необходимым содержанием, может быть хороша и дурна, может привести к результатам счастливым или совершенно нелепым. Социализм идет дальше арифметического сложения и вычитания голосов, которыми определяют числовое достоинство закона. Социализм старается раскрыть законы наиболее естественного устройства общества и стремится к данным историческим условиям. «Анархия», «талант повиновения» – все это очень смутно и требует большей определительности. Если анархия значит беспорядок, произвол, разрыв круговой поруки, разрыв с разумом, то социализм больше борется с ней, чем монархия... Талант повиноваться в согласии с нашей совестью – добродетель. Но талант борьбы, который требует, чтоб мы не повиновались против нашей совести, – тоже добродетель! Природа представляется нам самою огромною гармоническою анархией, и именно оттого-то в природе все в порядке, что идет само по себе. Разумеется, анархия в этом смысле не значит tohu-boliu <беспорядок (франц.)>, путаница капризов, странностей. Признание анархии в мысли не значит освобождение ее от логики, но дело в том, что я не из повиновения говорю, что 2х2=4. Религия - совсем напротив, она, как монархия, требует he только талант разумения, но и талант послушания и верования. Без таланта борьбы и противудействия мир бы еще стоял на точке Японии, не было бы ни истории, ни развития... «Всякая власть от бога», сказал ап. Павел, а сам был мятежный гражданин римский, богохулец Дианы Ефесской, бродящий демагог на Via Appia, общинник (partageux), казненный Цезарем именно за то, что он у него не находил достаточно развитым талант повиновения. Вы как мыслитель должны извинить меня, что я против вас отстаиваю мои мнения, зная очень хорошо сравнительную слабость моих сил. Как только я буду в Лондоне, непременно явлюсь с моим почтением к г-же Карлейль, и очень буду рад вас видеть в моей Ричмондской пустыне, для того, чтобы продолжать viva voce <в личной беседе (лат.)> наши споры. Чомле-Лодж, Ричмонд, 14 апреля 1855»..

Часть 9. Письмо Томаса Карлейля. Роман «Былое и думы» Александр Герцен