Глава XV

---

Солнце закатилось, и последние его лучи уже перестали золотить контуры облаков. Небо омрачалось все больше и больше, предвещая темную ночь, и зыбь от прохладного ветра пробегала по поверхности озера. В замке было безмолвно и печально. Освобожденные пленники, подавленные унижением и стыдом, сгорали жаждою мести. Зверобой и Юдифь задумались о собственной судьбе. Гэтти наивно предавалась детскому восторгу; могикан между тем наслаждался перспективой своего блаженства. Охваченные этими размышлениями и чувствами, все уселись за стол.

— Знаешь ли, почтенный старичина, — вскричал Генрих Марч, заливаясь громким смехом, — ты был чертовски похож на скованного медведя, когда повалили тебя на эти дубовые сучья, и я только дивился, отчего ты не ревел, как Мишка! И то сказать: кто прошлое помянет, тому глаз вон. Только этот мерзавец. Райвенук, надо согласиться, — плут отчаянный, и я бы дал большие деньги за его скальп. Ну, а вы как поживали здесь, Юдифь, красоточка моя? Много вы обо мне плакали, когда я был в руках этих молодцов?

— Вы могли заметить, Генрих Марч, что озеро сделалось гораздо глубже от наших слез, — отвечала Юдифь насмешливо. — Я и Гэтти много горевали о своем отце, но о вас мы пролили целые потоки горьких слез.

— Да, Генрих, мы грустили о вас так же, как и о батюшке, — простодушно заметила Гэтти.

— Это в порядке вещей, моя милая, — с живостью возразила Юдифь, — мы жалеем всякого несчастного, кто бы и какой бы он ни был. Впрочем, в самом деле, Генрих Марч, нам приятно видеть, что вы счастливо вырвались из рук гуронов.

— Как это удалось тебе нас выручить, Зверобой? За эту небольшую услугу я тебе охотно прощаю, что ты помешал мне поступить с этими бродягами по заслугам. Сообщи нам этот удивительный секрет, чтобы при случае нам можно было оказать и тебе такую же услугу. Вероятно, ты употребил ласку и хитрость?

— Ни того, ни другого. Я просто заплатил выкуп за вас обоих, и цена эта так высока, что впредь не советую вам попадаться в ловушку, иначе капитал наш истощится.

— Выкуп! Стало-быть, старику Тому пришлось отдуваться и за меня, иначе, откуда бы взять денег для выкупа меня? Я никак не думал, что эти бродяги согласятся уступить за вздор такого пленника, как я; но, видно, деньги — всегда деньги, и индеец жаден к ним не меньше людей другой породы.

В эту минуту Гуттер подал знак Зверобою, и тот в другой комнате сообщил ему все подробности выкупа и переговоров. Старик не обнаружил ни изумления, ни досады, когда узнал, что вскрыли его сундук, и только поинтересовался, все ли вещи были пересмотрены. Он спросил также, где и как отыскали ключ? Зверобой откровенно рассказал обо всем.

— Я желал бы знать, чорт побери, война или мир у нас с этими дикарями? — вскричал Генрих Марч в ту самую минуту, когда Зверобой, не останавливаясь, проходил через наружную дверь. — Это возвращение пленников обнаруживает, повидимому, дружеские связи, и, пожалуй, они на этот раз оставят нас в покое. Ты как думаешь, Зверобой?

— Вот тебе, Гэрри, прямой ответ на твою мысль.

Говоря таким образом, Бумпо бросил на стол пучок прутьев, крепко связанных ремнями. Схватив этот пучок, Генрих Марч стремительно подбежал к огню, горевшему в печи, и немедленно убедился, что конец каждого прута вымочен в крови.

— Ясный ответ, нечего и толковать. Вот как, Юдифь, в Нью-Йорке объявляется война. Где, Зверобой, нашел ты этот вызов?

— Очень просто. За минуту перед этим окровавленный пучок лежал на платформе замка Пловучего Тома.

— Как же он туда попал? Ведь не с облаков же он спустился. Ты должен нам объяснить эти штуки, Зверобой, иначе, пожалуй, мы подумаем, что ты хочешь запугать несчастных горемык, которые и без того чуть не спятили с ума.

Бумпо подошел к окну и бросил взгляд на мрачную поверхность озера. Удовлетворив с этой стороны свое любопытство, он опять взял окровавленный пучок и начал рассматривать его с большим вниманием.

— Да, это, по индейскому обычаю, объявление войны, и оно доказывает, Генрих Марч, что ты отуманился порядком. Волосы на голове твоей целы, это ясно; но ирокезы, вероятно, подрезали твои уши, иначе ты должен был слышать шум на воде, произведенный движением плота, на котором воротился молодой индеец. Его послали бросить к нашим дверям окровавленный пучок, а это значит вот что: по заключении торговой сделки мы подаем военный сигнал и будем стараться изо всех сил забрать вас в свои руки.

— Кровожадные волки! Юдифь, дайте мне карабин, и я с этим вестником отправлю к ним приличный ответ.

— Не отправишь, Генрих Марч, покуда я буду тут, — хладнокровно сказал Зверобой. — Молодой воин зажег факел и при свете его открыто подъехал к этому месту: никто здесь не может и не смеет тронуть его, пока он занят исполнением подобного поручения. Да и напрасно ты беснуешься, любезный: твоя пуля в эту минуту не долетит до его головы! Опоздал!

— А вот увидим! Авось, лодка догонит неуклюжий паром, — отвечал Скорый Гарри, быстро подбегая к дверям с карабином в руках. — Никто в свете не помешает мне овладеть волосами этой гадины!

Юдифь задрожала, ожидая неизбежной с обеих сторон ссоры. Если Марч почерпал в сознании своей силы непреклонную и бурную волю, зато Зверобой отличался необыкновенною твердостью духа и настойчивостью, которая почти всегда приносила ему верный успех. Гэрри побежал немедленно к тому месту, где была привязана лодка, но Бумпо живо заговорил о чем-то с Чингачгуком на делаварском языке. Могикан в свое время первый услышал шум весел и вышел на платформу, чтобы разузнать, в чем дело. Заметив свет, он убедился, что идет ирокезский посол, и не был удивлен, когда тот бросил к его ногам связку прутьев. Он ограничился только тем, что удвоил свою бдительность, опасаясь, как бы под этим вызовом не скрывалась измена. Заслышав теперь голос Зверобоя, он немедленно бросился в лодку и с быстротою мысли выхватил оттуда весла. Гэрри пришел в бешенство и с угрозами бросился на Чингачгука, рассекая воздух своими гигантскими кулаками. Могиканский вождь встретил этот напор с таким величавым видом и с таким бесстрашием, что противник его невольно отступил назад и кинулся на Зверобоя с очевидным намерением выместить на нем все свои неудачи. Неизвестно, чем бы кончилась эта свалка, если бы не вмешалась Гэтти.

— Стыдно вам, Скорый Гэрри, предаваться такому гневу, — сказала она кротким и мягким голосом. — Вы должны помнить, что ирокезы обходились с вами милостиво. Они пощадили ваши волосы, тогда как вы и батюшка покушались на их жизнь.

Это вмешательство слабоумной девушки не замедлило произвести свое благотворное действие. Вместо того, чтобы схватить за горло своего противника, Генрих Марч обратился к Гэтти:

— Жалко и досадно, — сказал он, — выпустить из рук добычу, которая сама бежала в капкан. Этот плот увез с собою стоимость по крайней мере шести мехов первого сорта, тогда как я мог его догнать после дюжины ударов веслом. Ты, Зверобой, и не думаешь дорожить интересами своих друзей!

— Я дорожу своей честью больше чужих и своих собственных интересов, — с твердостью возразил Бумпо. — Этот индеец--посол, и нам было бы стыдно не уважать таких правил, которые соблюдаются даже последним индейским бродягой. Да притом теперь он слишком далеко, и бесполезно нам с тобой толковать о том, что не в наших руках.

Высказав эту мысль, Зверобой отошел с видом человека, который не желал больше продолжать пустого разговора. Гуттер и Генрих Марч отправились в ковчег, где происходила между ними тайная беседа. Могикан и его приятель обсуждали план похищения пленной делаварки из ирокезского стана.

Возвращение Гуттера на платформу прекратило все разговоры. Он собрал в одно место всех обитателей замка и объявил, что, соглашаясь с мнением Зверобоя, считает необходимым перейти в ковчег по крайней мере на некоторое время. Все с лихорадочной торопливостью принялись доканчивать переноску вещей, нагрузили каюту, затушили в комнатах огонь, заперли их со всех сторон и пересели в ковчег.

От соседства береговых холмов, закрытых густыми листьями, ночи в этих местах были гораздо темнее, чем обыкновенно. В центре озера, как и всегда, лежала более светлая полоса, представлявшая удивительный контраст с береговою тенью. Дул западный ветер, хотя не всегда легко было отгадать настоящее его направление. На этот раз сам Гуттер, державший руль, не мог определить, в какую сторону дул он. Это затруднение обыкновенно устранялось наблюдением за ходом облаков. Но теперь небесный свод представлялся какою-то сплошною грудою облаков. Глаз не видел между облаками никакого прорыва, и Чингачгук серьезно начинал бояться, как бы его возлюбленная не осталась в шалаше, потому что на небе не появилась путеводная звезда. Между тем Гуттер распустил парус с очевидною целью убраться подальше от замка, в котором с минуту на минуту мог появиться вооруженный неприятель. Когда, наконец, парус наполнился ветром и вздулся, ковчег быстро сдвинулся с места. Оказалось, что ветер дует с юга и уносит путешественников к восточному берегу. Около часа пловучий дом следовал по этому направлению, потом вдруг ветер переменился, и ковчег поплыл в ту сторону, где был расположен лагерь ирокезов.

Зверобой с неутомимым вниманием следил за всеми движениями Гуттера и Генриха Марча. Сначала он не знал наверняка, случаю или обдуманному плану приписать направление ковчега; но в эту минуту он не сомневался в последней догадке. Генрих Марч, знавший немного по-алгонкински¹, объяснялся на этом языке с могиканом, и тот в свою очередь поспешил сообщить некоторые подробности Бумпо.

— Старый отец и младший мой брат, Великая Сосна (так назвал делавар Генриха Марча), хотят поживиться волосами с гуронских черепов, — сказал Чингачгук своему приятелю. — Будет их несколько и для Змея, который желает с честью воротиться домой. Знаю, что у моего брата белые руки, и он не будет отнимать волос даже у мертвеца. Он будет, напротив, ожидать нас здесь, и, я надеюсь, он не будет после нашего возвращения стыдиться своего друга. Великий Змей могикан должен сделаться достойным ходить по военной тропе с Соколиным Глазом.

— Ну, да, я вижу, что это имя останется за мной, и мне особенно приятно слышать его из твоих уст. Что касается до твоего желания охотиться за чужими волосами, то я не вижу в этом никакого зла. Ты родился могиканом и должен оставаться верным своей природе. Будь, однако, снисходителен, Великий Змей! Прошу тебя об этом от всего сердца. Сострадание не может вредить чести красного человека. Старик Гуттер и Генрих Марч — совсем другое дело: что естественно в тебе, то чудовищно и отвратительно в них, особенно в этом отце молодых девушек, которые могли бы возбудить в его сердце лучшие чувства. Минги не должны роптать, если поражение будет их уделом. Желая чужой крови, они не в праве ждать пощады от других. Но все-таки, Великий Змей, тебе надобно быть милосердным. Не начинай своих военных подвигов стоном женщин и жалобным криком детей. Веди себя так, чтобы Вахта смеялась, а не плакала при встрече с тобою.

— Мой брат останется здесь, на ковчеге, — отвечал могикан. — Вахта скоро выйдет на берег, и Чингачгук должен спешить.

Затем индеец присоединился к своим товарищам, и все трое, перейдя в лодку, отплыли от ковчега. Гуттер и Марч не говорили ничего Зверобою о своих намерениях, и один Чингачгук сделался поверенным их тайны, которая, впрочем, состояла только в том, что они хотели произвести резню в ирокезском стане. Успех казался вероятным. Они рассчитывали, что неприятели в эту же ночь не замедлят сделать поголовную вылазку против замка, оставив в своем лагере женщин и детей. Их-то и хотел без пощады перерезать старик Гуттер, сам оставивший своих дочерей на произвол судьбы.

Старик Гуттер правил лодкой. Генрих Марч храбро занял свой пост впереди, Чингачгук стоял в середине лодки. Они осторожно подъехали к берегу, вышли из лодки без всякого шума и, осмотрев свое оружие, начали беззвучными шагами тигра приближаться к ирокезскому стану. Могикан шел впереди, и осторожная поступь его была так легка, как-будто он летел по воздуху, тогда как хворост иной раз хрустел под тяжелыми ногами Генриха Марча.

Нужно было прежде всего определить положение огня, который, как известно, находился в центре самого лагеря, и на этот пункт было теперь обращено их напряженное внимание. Наконец проницательный глаз Чингачгука заметил отблеск, мелькнувший на некотором расстоянии из-за деревьев. Пламени, однако, не было видно, курилась только потухшая головня. Было поздно, а индейцы обыкновенно ложатся и встают вместе с солнцем.

Открыв таким образом этот безошибочный маяк, искатели приключений ускорили свои шаги и через несколько минут очутились возле ирокезских шалашей. Могикан немедленно начал подкрадываться к одному из них с хитростью кошки, навострившей свои зубы на неосторожную птичку. Еще несколько шагов, и он должен поползти на четвереньках, потому что при узком и низком входе эта предосторожность была совершенно необходима. Еще не просовывая головы, он насторожил свой слух, надеясь услышать храп и вздохи. Но ни один звук не долетел до его чуткого уха, и этот человек-змея просунул, наконец, свою голову через отверстие точно так же, как это делает всякая другая змея, когда подкрадывается к птичьему гнезду. Эта смелая попытка оказалась, однако, напрасной: ощупав осторожно все стены и углы, он убедился, что лачуга совершенно пуста. Не было ни души и в других двух шалашах, обысканных с такими же предосторожностями. Ясно, что гуроны оставили свой лагерь, и эту безотрадную весть Чингачгук немедленно сообщил своим товарищам. Трудно описать досаду и ярость Гуттера и Марча, когда новыми поисками они окончательно убедились, что обреченные жертвы ускользнули от их яростного гнева. Проклиная все племя ирокезов, они переломали несколько лачуг отсутствующего врага и, томимые бессильной злобой, отправились в обратный путь к ковчегу, где Юдифь и Зверобой во время их отсутствия вели между собою оживленный разговор.

— Какое ужасное существование для двух женщин, Зверобой! — воскликнула Юдифь. — Скоро ли кончится эта адская жизнь?

— Что же вы находите здесь особенно ужасного, Юдифь? Можно привыкнуть ко всякой жизни, и другие на вашем месте были бы очень счастливы.

— Нет, Зверобой, я была бы счастливее в тысячу раз, если бы могла жить среди образованного общества, там, где спокойно стоят фермы и дома. Жилище в соседстве с колониальными крепостями в тысячу раз предпочтительнее этих безотрадных мест, в которых мы обитаем.

— Нет, Юдифь, я не могу согласиться с вами. Крепости полезны, но бывают иной раз внутри их такие враги, каких не найти в других местах. Фермы также очень полезны, но все удовольствия, которые дают открытые поля, человек вдвойне найдет среди обширного леса. Где вы на открытом поле найдете густую тень от столетних деревьев? А эти ручьи, каскады, водопады, разнообразные хоры птиц? Разве все это не доставляет высочайшее наслаждение для человека с глубоким чувством?.. Чу!.. Что это такое? Я слышу, кажется, сердитый голос вашего отца.

— О, скоро ли прекратятся эти ужасные сцены! — воскликнула Юдифь, закрывая обеими руками свое лицо. — Знаете ли, Зверобой, я иногда жалею, что у меня есть отец.

— Странно, Юдифь: ваш батюшка и Генрих Марч ревут, как медведи, а голоса Чингачгука вовсе не слышно.

— Быть-может, он лишился жизни в ту самую минуту, когда собирался резать невинных женщин и детей.

— Нет, Юдифь, я думаю совсем иначе. Ирокезы, по всей вероятности, оставили свой лагерь, и они возвращаются без успеха. Это лучше всего объясняет бешенство Гэрри и молчание Чингачгука.

В этот момент раздался шум весла, брошенного в лодку, и Бумпо по этой беспечности Марча убедился в справедливости своей догадки. Через несколько минут лодка причалила к ковчегу. Гуттер и Марч не заикнулись ни словечком относительно своих похождений, а Чингачгук пробормотал только: «огонь потушен», и эти два слова объяснили Зверобою все.

Нужно было теперь определить направление пловучего дома. После предварительных рассуждений и совещаний Гуттер решил, что благоразумнее всего разъезжать по разным местам наудачу взад и вперед, расстраивая таким образом план нечаянных нападений со стороны ирокезов. Затем он и Генрих Марч, не смыкавшие своих глаз в продолжение плена, повалились на постели, и вскоре дружный храп показал, что они заснули крепким сном. Чингачгук и Бумпо остались на пароме вместе с Юдифью и Гэтти, которые тоже не хотели спать в эту тревожную ночь.

Через несколько минут молодые люди с удовольствием заметили, что ковчег несется прямо и быстро к тому месту, где назначено свидание Чингачгука с его возлюбленной. Все молчали, даже молодые девушки обуздывали свое любопытство. Могикан казался по наружности совершенно спокойным; но его внутреннее волнение увеличивалось с минуты на минуту. Мало-по-малу ковчег введен был в бухту, и путешественники медленно подвигались вперед под тенью густой листвы. Чингачгук, не отрывавший от берега своих глаз, безмолвно подошел к своему другу и обратил его внимание на отдаленный пункт, находившийся прямо перед ними. Из-за кустарника, покрывавшего южную оконечность мыса, мелькал огонек, разведенный, очевидно, человеческой рукою. Не было никакого сомнения, что ирокезы случайно перенесли свой табор именно в то место, о котором Вахта рассказывала своей белой приятельнице.

---

¹ Алгонкины — племя сев.-амер. индейцев. (Прим. ред.).

---

Глава 15. «Зверобой» Ф. Купер

« Глава 14

Глава 16 »