IX. Тревожная весть

---

Здоровье Герберта улучшалось с каждым днем. Колонисты желали теперь лишь одного: как только юноша достаточно окрепнет, доставить его в Гранитный дворец. Хотя домик на скотном дворе был снабжен всем необходимым, все же он бесспорно уступал по части удобств их каменному жилищу. Помимо того, здесь колонисты не чувствовали себя в полной безопасности и, несмотря на всю свою бдительность, могли в любую минуту стать мишенью для пиратской пули, пущенной из-за угла. А там, в их убежище, в самом сердце неприступного гранитного кряжа, им нечего было бояться, — напротив, любая попытка пиратов посягнуть на него кончилась бы для них весьма и весьма плачевно. Поэтому они с нетерпением поджидали того дня, когда можно будет перевести Герберта домой без риска для его здоровья, и решили во что бы то ни стало осуществить свой план, хотя отлично представляли себе, как трудно будет пробраться через лес Жакамара.

От Наба не было никаких известий, но колонистов это не беспокоило. Топа больше не посылали, так как в этом не было необходимости и незачем было подвергать верного пса опасностям, которые могли отнять у колонистов самого полезного помощника.

Вопрос о том, как при настоящих обстоятельствах действовать против разбойников, подробно обсуждался Смитом, Спилеттом и Пенкрофом 29 ноября, в то время, когда уснувший Герберт не мог слышать их разговора.

— Друзья мои, — сказал Спилетт, — я думаю, что отважиться пройти по дороге от скотного двора в Гранитный дворец — значит рисковать попасть под неприятельские выстрелы, не имея возможности их отразить. Так, может, стоит прямо отправиться на охоту за этими разбойниками?

— Я тоже так думал, — ответил Пенкроф. — Полагаю, что нас не испугает какая-нибудь пуля, и пусть господин Сайрес скажет хоть слово, я сию минуту готов кинуться в лес за этими проклятыми! Черт возьми! Неужто порядочному человеку не справиться с разбойником?

— Но если порядочный человек один, а разбойников пятеро? — сказал инженер.

— Я пойду с Пенкрофом, — ответил Спилетт, — и мы вдвоем, хорошенько вооружившись, с Топом…

— Мой любезный Спилетт и вы, Пенкроф, — сказал Смит, — будем рассуждать хладнокровно. Если бы разбойники укрывались в каком-нибудь одном месте острова, если бы мы узнали это место и если бы нам предстояло только выбить их с занятой позиции, я бы согласился атаковать их в лоб. Но теперь существует ли на целом острове хоть одно место, где бы мы были уверены, что из-за угла не раздастся выстрел?

— Э, господин Сайрес, — воскликнул Пенкроф, — не от всякой пули смерти бояться! Не всякая пуля попадает!

— Однако пуля, ранившая Герберта, Пенкроф, не погрешила промахом, — ответил инженер. — Заметьте еще и то, что, если вы оба уйдете со скотного двора, мне придется его защищать в одиночку. Можете ли вы поручиться, что разбойники, увидев, как вы отсюда уйдете, не нападут на скотный двор, зная, что остался только один человек с раненым мальчиком?

— Ваша правда, ваша правда, — ответил Пенкроф, подавляя ярость. — Они пустятся на любые хитрости, чтобы завладеть скотным двором, потому что знают, что тут много съестных припасов. Вы один не сможете с ними справиться. Ах, кабы мы были в Гранитном дворце!

— Да, в Гранитном дворце совсем другое дело! — ответил Смит. — Там я не побоялся бы оставить Герберта с одним из нас, а трое остальных могли бы отправиться в лес на розыски.

На доводы Смита ответить было нечего, и товарищи инженера хорошо это понимали.

— Если бы Айртон уцелел! — сказал Спилетт. — Несчастный человек! Не надолго же он очнулся и пожил между людьми!

— Неужели он умер?.. — сказал Пенкроф довольно странным тоном.

— А что же, Пенкроф, вы надеетесь, что эти негодяи его пощадят? — спросил Спилетт.

— Да отчего ж им его не пощадить, коли он может им понадобиться?

— Как! Вы полагаете, что Айртон, попав к своим старым сообщникам, забыл все, чем он нам обязан?..

— Почем знать, — ответил моряк, который не без некоторого колебания решился высказать такое предположение.

— Пенкроф, — сказал Смит, взяв моряка за руку, — у вас появилась недобрая мысль, и вы бы меня крайне огорчили, если бы стали ее защищать. Я ручаюсь за верность Айртона!

— И я тоже, — с живостью прибавил Спилетт.

— Да… да… господин Сайрес… я сказал глупость, — ответил Пенкроф. — Каюсь, бедняга Айртон не заслужил этого… Но что поделаешь! Мне черт знает какая дрянь лезет в голову. Этот плен на скотном дворе меня бесит, и я еще отроду так не злился, как теперь!

— Терпение, Пенкроф, — ответил Смит. — Как вы рассчитываете, Спилетт, когда Герберт настолько поправится, что будет безопасно перевезти его в Гранитный дворец?

— Это трудно решить, потому что малейшая неосторожность может повлечь за собою пагубные последствия. До сих пор выздоровление идет успешно, и я надеюсь, что дней через восемь он достаточно окрепнет.

Прошло уже два весенних месяца. Стояла чудесная погода, началась жара. Леса красовались в великолепном зеленом убранстве, близился срок уборки урожая. Следовательно, по возвращении в Гранитный дворец сразу же начнутся полевые работы, которые продлятся вплоть до дня задуманной экспедиции.

Читатели поймут, как пагубно отражалось на благосостоянии колонии это вынужденное заточение. И хотя приходилось молча покоряться необходимости, поселенцев грызла тревога.

Через неделю! Значит, возвращение в Гранитный дворец откладывается до первых чисел декабря.

Раз или два журналист все же выбрался из загона и обошел вокруг ограды. С ним отправился Топ. Гедеон Спилетт, держа карабин наперевес, был готов к любой неожиданной встрече.

Но никто не попадался ему на пути, никаких подозрительных следов он не обнаружил. Верный пес, конечно, предупредил бы его лаем об опасности, но Топ молчал; ясно было, что опасаться некого, по крайней мере в данную минуту, и что пираты убрались в другую часть острова.

Во время второго осмотра, 27 ноября, Топ напал на какой-то след. Спилетт, который на сей раз рискнул углубиться на четверть мили в чащу леса у южного склона горы, вдруг заметил, что Топ забеспокоился. Пес уже не скакал с беспечным видом, он носился взад и вперед, обнюхивая траву и кусты, словно чуя нечто подозрительное.

Гедеон Спилетт последовал за Топом, науськивая его и посылая вперед, а сам зорко глядел по сторонам, взяв карабин на изготовку и пользуясь каждым деревом как естественным прикрытием. Вряд ли Топ почуял присутствие человека, ибо в таких случаях он начинал отрывисто и глухо лаять, словно гневался на невидимого врага. А сейчас он даже не ворчал, — следовательно, опасность была еще далеко.

Вдруг собака стремительно бросилась в кустарник и вытащила оттуда лоскуток какой-то материи.

Это был кусок запачканной и разорванной одежды, который Спилетт тотчас же принес на скотный двор.

Здесь колонисты осмотрели его и увидели, что то был кусок куртки Айртона — клок войлочной материи, которая была изготовлена в мастерской Гранитного дворца.

— Видите, Пенкроф, — заметил Смит, — вот доказательство сопротивления несчастного Айртона. Каторжники увели его насильно! Неужели вы еще сомневаетесь в его честности?

— Нет, господин Сайрес, — ответил Пенкроф, — я уже давно раскаялся в своем минутном недоверии. Но из этого еще одно можно вывести.

— Что вывести? — спросил Спилетт.

— То, что Айртона не убивали на скотном дворе. Если он сопротивлялся, стало быть, его тащили живого! Может, он еще жив?..

— Действительно, это может быть, — ответил Смит, остававшийся все время в задумчивости.

Найденный клочок одежды был проблеском надежды для товарищей Айртона. Они сперва думали, что Айртон, застигнутый на скотном дворе, пал под пулей, как это случилось с Гербертом. Но если разбойники с самого начала не убили его, если они его живого отвели в какую-нибудь другую часть острова, то разве нельзя допустить, что он и теперь находится в плену? Быть может даже, кто-нибудь из них узнал в Айртоне своего старого австралийского товарища, Бена Джойса, предводителя беглых каторжников. Кто поручится, что они не надеялись снова сделать Айртона своим союзником и помощником. Он был бы очень полезен, если бы им удалось склонить его к предательству.

— Во всяком случае, надеюсь, что мы скоро увидим Айртона, — сказал Спилетт. — Если только он действительно находится в плену, он сделает все, чтобы вырваться из рук разбойников, и чем скорее это случится, тем лучше для нас!

— Ах, как бы мне хотелось, чтобы он был в Гранитном дворце, — вскричал Пенкроф, — и чтобы мы тоже наконец там очутились! Хотя негодяи и не подступятся к самому дому, зато они могут опустошить плоскогорье, разорить наши плантации, уничтожить наш птичий двор.

За время пребывания на острове Линкольна Пенкроф стал завзятым фермером и всей душой привязался к своим огородам и полям. Но надо сказать, что и Герберт рвался в Гранитный дворец, он понимал, как необходимо присутствие там колонистов, и сознавал, что своей болезнью всех задерживает.

Несколько раз он умолял Спилетта не откладывать переезда, но тот, опасаясь, что едва затянувшиеся раны Герберта могут открыться во время передвижения, не хотел так рисковать жизнью мальчика.

Неожиданный случай заставил Смита и его товарищей уступить просьбам Герберта, и одному небу известно, скольких горестей и угрызений совести могла им стоить такая уступка!

29 ноября, в семь утра, Топ сильно залаял.

Смит, Пенкроф и Спилетт схватились за ружья и вышли из домика.

Топ, добежав до ограды, начал прыгать и лаять, но, казалось, не от гнева, а от удовольствия.

— Кто-то идет!

— Да!

— Но только это не враг!

— Может быть, Наб идет?

— А вдруг Айртон?

Не успели колонисты обменяться этими короткими фразами, как над оградой появился некто и легко спрыгнул на землю.

Это был Юп, дядюшка Юп, собственной персоной!

Топ принял приятеля с самыми горячими изъявлениями дружбы.

— Юп! — воскликнул Пенкроф.

— Его послал Наб! — сказал Спилетт.

— В таком случае, — ответил инженер, — на нем должна быть записка.

Смит не ошибся. На шее у Юпа висел маленький мешочек, а в нем лежала записка.

Нельзя себе представить отчаяние Смита и его товарищей, когда они прочли следующее: «Пятница, 6 ч. утра. Разбойники напали на плато. Наб».

Колонисты, не произнося ни слова, поглядели друг на друга и вернулись в домик.

Что оставалось делать? Разбойники на плато Дальнего Вида — это значило грабеж и разорение!

Герберт по одному их виду понял, что положение ухудшилось, а когда заметил Юпа, то решил, что Гранитному дворцу угрожает опасность.

— Господин Сайрес, — сказал он, — я хочу в Гранитный дворец. Я уже поправился и легко могу перенести это путешествие!

Спилетт приблизился к Герберту; затем, поглядев на него, сказал:

— Ну, поедем!

Вопрос о том, перенести ли Герберта на носилках или доставить на повозке, привезенной Айртоном на скотный двор, был скоро решен. На носилках раненому, конечно, было бы покойнее, но для них требовались два носильщика; следовательно, в случае, если на дороге произойдет нападение, у колонистов будет двумя ружьями менее.

— Надо перевезти его на повозке, — сказал инженер. — Мы его уложим на матрасах и будем ехать так осторожно, что он не почувствует толчков.

Погода стояла отличная. Сквозь листву деревьев пробивались яркие солнечные лучи.

— Как ты себя чувствуешь, Герберт? — спросил Смит.

— Ах, господин Сайрес, — ответил мальчик, — будьте покойны, я не умру в дороге!

Произнеся эти слова, бедный ребенок, видимо, собрал всю свою энергию и силы, готовые скоро угаснуть.

Смит почувствовал, как у него болезненно сжалось сердце. Он еще колебался, подавать ли знак к отъезду. Но затягивание переезда могло привести Герберта в отчаяние, а быть может, и убить.

— Вперед! — сказал наконец инженер.

С повозкой было бы трудно пробираться лесом, поэтому колонисты вынуждены были отправиться по дороге скотного двора, хотя она, вероятно, и была знакома разбойникам.

Смит и Спилетт шли по обеим сторонам повозки и были готовы встретить неожиданное нападение. Впрочем, каторжники, вероятно, еще не успели покинуть плато Дальнего Вида. Записка Наба, очевидно, была написана и отправлена в тот момент, когда он только заметил их появление. Записка была помечена шестью часами утра, и ловкий орангутанг, привыкший часто посещать скотный двор, мог самое большее за три четверти часа преодолеть расстояние в пять миль. Следовательно, можно было предполагать, что если колонистам и придется взяться за оружие, то только совсем близко от Гранитного дворца.

Юп с дубиной в лапах и Топ, забегая то вперед, то в сторону от дороги, то в лес, не выказывали признаков тревоги.

Телега приближалась к плато. Еще миля, и должен был показаться мостик на Глицериновом ручье. Смит был уверен, что этот мостик опущен, потому что разбойники перешли через него и, перейдя, из предосторожности не подняли его на случай отступления.

Наконец в просвете между стволами деревьев блеснуло море. Повозка продолжала двигаться вперед.

Вдруг Пенкроф остановил онагра и гневно воскликнул:

— Ах, проклятые!

Он указал товарищам на густой дым, поднимавшийся над мельницей и птичником.

Среди этого дыма суетился какой-то человек. То был Наб.

Колонисты окликнули товарища. Наб услыхал и побежал к повозке.

Разбойники с полчаса тому назад покинули плато, опустошив его совершенно.

— А господин Герберт? — воскликнул Наб.

Спилетт подошел к повозке.

Герберт лежал без чувств.

---

Часть 3.
Глава 9. Тревожная весть
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 3. Глава 8

Часть 3. Глава 10 »