VII. В осаде

---

Услыхав крики Герберта, Пенкроф бросил ружье и кинулся к мальчику.

— Они его убили! — воскликнул он. — Они убили моего Герберта, мое дитя! Они его убили!

Смит и Спилетт тоже кинулись к Герберту. Спилетт приложил ухо к сердцу бедного мальчика и слушал, бьется ли оно.

— Он жив, — сказал он наконец. — Надо его поскорее перенести…

— В Гранитный дворец? Это невозможно! — отвечал Смит.

— Так в комнату Айртона! — воскликнул Пенкроф.

— Хорошо, но погодите минутку, — сказал Смит.

С этими словами он быстро пошел налево, огибая изгородь, и вдруг очутился около каторжника, который прицелился в него и выстрелил; пуля, перелетев через изгородь, пробила инженеру шляпу.

Каторжник проворно начал снова заряжать ружье, но Смит моментально перескочил через изгородь — и каторжник упал, смертельно пораженный кинжалом в сердце.

Между тем Пенкроф и Спилетт тоже перескочили через изгородь, раскидали бревна, которыми были изнутри приперты ворота, отворили их, кинулись в комнату Айртона, осмотрели, нет ли где новой засады, затем перенесли Герберта и положили его на Айртонову кровать.

Горе Пенкрофа было безгранично. Глядя на лежавшего без чувств Герберта, он пришел в совершенное отчаяние. Он рыдал, плакал, кричал, хотел разбить себе голову о стену. Смит и Спилетт, невзирая на все свои старания, не могли его успокоить.

Они сами были страшно взволнованы. Волнение так душило их, что они едва могли говорить.

Спилетт, у которого было в жизни столько превратностей, который столько путешествовал, видел, слышал, который столькому учился и которого к тому же столькому научила жизнь, знал немного медицину, и ему уже не раз приходилось перевязывать раны, нанесенные и огнестрельным, и холодным оружием. С помощью Смита он приступил к осмотру раны Герберта.

Спилетта встревожил долгий обморок мальчика, который можно было объяснить и большой потерей крови, и серьезностью нанесенной раны.

Герберт был чрезвычайно бледен. Пульс у него бился так слабо, что Спилетт едва-едва его слышал, и по временам он точно останавливался.

Спилетт и Смит обнажили грудь мальчика и обмыли с нее кровь холодной водой.

Герберт был ранен в бок, пуля прошла между третьим и четвертым ребром.

Смит и Спилетт повернули бедного мальчика, у которого вырвался слабый стон, такой слабый, что его можно было принять за последний вздох, и увидели на спине другую рану, откуда тотчас же выпала пуля.

— Слава богу! — сказал Спилетт. — Пуля не осталась внутри.

— А сердце? — спросил Смит.

— Сердце не задето, — отвечал Спилетт, — иначе бы Герберт уже умер.

— Умер! — с воплем вскочил Пенкроф.

Он расслышал только последнее слово Спилетта.

— Нет, Пенкроф, нет, он не умер, — сказал Смит. — У него бьется пульс… Он даже раз застонал… Но если вы жалеете Герберта, то успокойтесь. Нам необходимо теперь все наше хладнокровие. Не мешайте же нам, друг мой, а лучше помогите!

Пенкроф умолк. Крупные слезы оросили его лицо. Между тем Спилетт думал, как ему лучше действовать. Он видел, что пуля прошла навылет — ударила в грудь и вышла сзади, но, проходя, задела ли она какие-нибудь важные органы?

Этого не мог бы решить в настоящую минуту и опытный хирург, а тем более корреспондент газеты «Нью-Йорк геральд».

Он знал одно, а именно что необходимо предупредить местное воспаление и лихорадку. Но какие противовоспалительные средства здесь нужны?

Первым делом следовало обмыть и перевязать обе раны. Спилетт боялся вызвать новое кровотечение, обмывая их теплой водой, — потеря крови и без того была значительна, и Герберт очень ослабел.

Поэтому Спилетт вновь обмыл обе раны холодной водой; затем Герберта положили на левый бок и старались его поддерживать в этом положении.

— Так ему всего лучше лежать, — сказал Спилетт, — необходим совершенный покой.

— Как! Мы его не перенесем отсюда в Гранитный дворец? — спросил Пенкроф.

— Нет, Пенкроф, — отвечал Спилетт.

— Проклятие! — воскликнул моряк, сжимая кулаки.

— Пенкроф! — сказал Смит.

Спилетт опять наклонился к Герберту. Мальчик был так страшно бледен, что, глядя на него, журналист испугался.

— Сайрес, — сказал он, — я не доктор… Я сомневаюсь… Я в большой тревоге… в ужасном беспокойстве… Помогите мне вашими советами… Вы много видели, много знаете…

— Успокойтесь, мой друг, — ответил инженер, пожимая руку Спилетта, — будьте хладнокровны… Помните одно: надо спасти Герберта!

Эти слова помогли Спилетту овладеть собой. Он сел около кровати. Смит стал подле него. Пенкроф разодрал свою рубаху и с лихорадочной поспешностью щипал корпию.

— Мне кажется, что прежде всего надо остановить кровотечение, — сказал Спилетт.

— Да, это и мое мнение, — отвечал Смит.

— Но что нам делать в случае воспаления? У нас нет никаких средств…

— Есть одно, Спилетт, — отвечал инженер.

— Какое?

— Холодная вода, которая отлично помогает при воспалении ран, что признано медиками.

— Да, да… — согласился Спилетт. — Вода успокаивает и освежает… Мы приложим к обеим ранам полотняные тряпочки, смоченные холодной водой, и будем наблюдать, чтобы полотно не высыхало…

Действительно, рядом текла чистая холодная вода, иными словами — великолепное болеутоляющее средство, которым пользуются при воспалительных процессах, связанных с ранением, действенное целительное средство при тяжелых заболеваниях, признанное ныне всеми врачами. Холодная вода имеет, сверх того, еще одно немалое преимущество: рана благодаря ей может оставаться в покое, вода избавляет от необходимости немедленной перевязки, что весьма ценно, ибо, как показал опыт, в первые дни болезни соприкосновение раны с воздухом губительно для больного.

Пенкроф развел огонь в камине и нашел между различными запасами Айртона кленовый сахар и кое-какие лекарственные травы — травы, которые бедный Герберт сам собирал на берегах озера Гранта, что дало возможность приготовить прохладительное питье.

Герберту влили несколько ложечек в рот, но больной ничего не почувствовал. Температура у него была очень высокая, он целые сутки не приходил в сознание. Жизнь Герберта висела на волоске, и волосок этот мог оборваться в любую минуту.

На следующий день, 12 ноября, у колонистов зародилась слабая надежда. Герберт очнулся от длительного обморока. Он открыл глаза и узнал склонившихся над ним Сайреса Смита, журналиста и Пенкрофа. Он даже произнес несколько слов. Все происшедшее вылетело у него из памяти. Гедеон Спилетт вкратце рассказал ему о случившемся, умоляя соблюдать полнейший покой, так как, сказал журналист, хотя опасность уже миновала, надо, чтобы рана поскорее зарубцевалась. Впрочем, Герберт почти не ощущал боли, а холодные, непрерывно сменяемые примочки предотвратили воспалительный процесс. Гной выделялся равномерно, температура не поднималась, можно было надеяться, что страшная рана заживет без осложнений. Пенкроф впервые вздохнул с облегчением. Он превратился в настоящую сиделку — как родная мать, ухаживал он за своим «голубчиком».

Герберт снова уснул, но на этот раз спокойным сном.

— Что, господин Спилетт, выздоровеет он? — спросил Пенкроф.

— Выздоровеет, Пенкроф, — отвечал Спилетт.

— Верно?

— Я надеюсь, Пенкроф.

— Скажите еще раз, господин Спилетт, повторите, что вы надеетесь! Повторите, что вы спасете Герберта!

— Да, мы его спасем! — отвечал Спилетт. — Рана серьезная, но не смертельная.

— Дай-то бог! — проговорил моряк.

Колонисты уже целые сутки находились на скотном дворе, но до сих пор, поглощенные заботами о Герберте, они еще не подумали ни об опасности, которая им угрожает в случае возвращения каторжников, ни о том, какие меры следует принять для ограждения себя от этой опасности.

Когда Герберту стало лучше и он уснул, Смит и Спилетт, оставив Пенкрофа у постели мальчика, начали совещаться, что им делать.

— Куда девался Айртон? — сказал Смит. — Очень может быть, что несчастного увели его прежние сообщники. Вероятно, они захватили его врасплох.

— Он, конечно, не дался им сразу в руки, — заметил Спилетт. — Борьба, вероятно, была самая ожесточенная… Кто знает, жив ли он?

Разбойники или не хотели, или не успели произвести опустошений: все было в прежнем порядке, все домашние животные в целости. Вступил ли Айртон с ними в борьбу? Последнее предположение было более чем вероятно. Перелезая накануне через забор, Гедеон Спилетт успел заметить, как один из пиратов бросился бежать к южному отрогу горы Франклина, и верный Топ погнался за ним. Это был, конечно, один из незваных пришельцев, чья шлюпка разбилась о скалы в устье реки Милосердия. Впрочем, разбойник, сраженный кинжалом Сайреса Смита, труп которого был найден за оградой, тоже принадлежал к шайке Боба Гарвея.

Однако никаких разрушений в загоне не оказалось. Муфлоны и козы не разбежались по лесу, так как ворота были на запоре. Колонисты не обнаружили также никаких следов борьбы, никаких повреждений в доме, ни одного пролома в ограде. Только патроны и порох, которые Айртон держал здесь, исчезли вместе с ним.

— Нигде, однако, никаких признаков борьбы, — сказал Смит. — Только съестные припасы исчезли. Да, Айртона захватили врасплох; он, конечно, начал защищаться и был убит!

— Я почти в этом не сомневаюсь, — отвечал Спилетт. — Я полагаю, что разбойники намеревались здесь укрепиться, да помешало наше прибытие.

— Надо обыскать лес, — сказал Смит, — и очистить остров от этих негодяев. Предчувствия не обманули Пенкрофа, недаром же он настаивал на том, чтобы устроить облаву и перебить пиратов, как хищных зверей. Если бы мы послушались его, сколько бы несчастий удалось предотвратить!

— Да, теперь мы уже щадить их не будем; теперь мы имеем право быть беспощадными.

— Мы в настоящую минуту не можем ничего предпринять, — сказал инженер. — Мы вынуждены оставаться здесь до тех пор, пока можно будет безопасно перенести Герберта в Гранитный дворец.

— А Наб? Что будет с Набом?

— Наб в безопасности.

— А если он, встревожившись нашим долгим отсутствием, вздумает отправиться на скотный двор?

— Нет-нет, он не должен выходить из Гранитного дворца, — с живостью ответил Смит. — Если он сюда отправится, его наверняка убьют по дороге!

— Но он ничего не знает о случившемся, — возразил Спилетт, — а главное, он ничего не знает о нас и, конечно, пожелает к нам присоединиться.

— Обоим нам пойти нельзя, оставить Герберта и Пенкрофа одних немыслимо… Вот что: я пойду один в Гранитный дворец.

— Нет, Сайрес, вы этого не сделаете! — отвечал Спилетт. — Вы не должны рисковать собой. Да к тому же, невзирая на все ваше хладнокровие, осмотрительность и мужество, вы ничего не сделаете. Эти негодяи, очевидно, наблюдают теперь за нами и засели где-нибудь поблизости, в лесу, — если вы отправитесь, то нам придется вместо одного несчастья оплакивать два!

— Но как же предупредить Наба? Вот уже целые сутки, как он не имеет от нас вестей. Он непременно встревожится и пойдет нас разыскивать…

— И так как он ничего не подозревает и вообще гораздо беспечнее всех нас, его непременно убьют по дороге, — отвечал Спилетт.

— Неужто я не найду средства его предупредить? — проговорил инженер, задумываясь.

Вдруг взгляд его упал на Топа, который вертелся и вилял хвостом, словно хотел сказать: «А про меня-то вы забыли? Я отлично могу вам сослужить эту службу!»

— Топ! — крикнул Смит.

Собака кинулась к хозяину.

— Да, Топ может отправиться в Гранитный дворец, — сказал Спилетт, поняв мысль инженера. — Топ пройдет там, где мы пройти не можем. Он отнесет от нас весточку Набу, а от Наба принесет весточку нам.

— Надо скорее его отправить, — сказал Смит.

Спилетт быстро вырвал листок из своей записной книжки и написал на нем следующие строки: «Герберт ранен. Мы на скотном дворе. Будь осторожен. Не выходи из Гранитного дворца. Не показывались ли где в окрестности каторжники? Отвечай через Топа».

В этой лаконичной записке заключалось все, что следовало знать Набу и о чем надо было у него спросить; она была свернута и так подсунута под ошейник Топа, что Наб ее сразу должен был заметить.

— Топ, дружище, иди к Набу, — сказал инженер, лаская собаку. — Топ! Наб! Наб! Иди, иди!

Услышав эти слова, Топ немедленно сорвался с места. Он понял, он угадал, что от него требовал хозяин. Дорогу к Гранитному дворцу он знал отлично. Через полчаса самое большее он будет дома и, как надеялись колонисты, проберется незамеченным по лесу и густой траве, тогда как человек, вышедший за ограду, подставлял себя под вражеские пули.

Инженер подошел к воротам и приоткрыл их.

— Наб! Топ, понимаешь — Наб! — повторил он снова, указывая рукой в направлении Гранитного дворца.

Топ выскользнул за ограду и через мгновение скрылся из виду.

— Он наверняка отнесет нашу записку, — сказал Спилетт.

— И принесет ответ, — откликнулся Смит.

— А который час? — спросил Спилетт.

— Десять.

— Через час он будет здесь. Надо ждать его возвращения.

Ворота снова заперли. Инженер и журналист вошли в дом. Герберт по-прежнему спал глубоким сном. Пенкроф все время менял ему холодные компрессы. Гедеон Спилетт, отложив на время обязанности врача, занялся приготовлением несложного обеда, но то и дело поглядывал на ту часть ограды, которая примыкала к отрогу горы и была, таким образом, наиболее уязвимой в случае нападения.

Колонисты с тревогой поджидали возвращения Топа. Около одиннадцати часов Сайрес Смит и журналист, захватив карабины, встали у ворот, чтобы открыть их, как только вдали послышится собачий лай. Они не сомневались, что, если Топу удалось благополучно добраться до Гранитного дворца, Наб тут же отошлет его обратно.

Они стояли уже минут десять, как вдруг раздался выстрел и вслед за тем послышался лай.

Инженер поспешно приотворил ворота, заметил в лесу, всего в какой-нибудь сотне шагов от скотного двора, дымок от выстрела, прицелился и послал туда пулю.

Почти в ту же минуту Топ вскочил в ворота, которые немедленно за ним закрыли.

— Топ! Топ! — крикнул инженер, хватая обеими руками смышленую морду верного животного.

На ошейнике Топа была прикреплена записка. Смит снял ее и прочел следующие строки, начертанные крупным почерком Наба: «Пираты не показывались около Гранитного дворца. Я не тронусь с места. Бедный мистер Герберт!»

---

Часть 3.
Глава 7. В осаде
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 3. Глава 6

Часть 3. Глава 8 »