V. Батарея

---

Итак, бриг был взорван миной. Смит не мог ошибиться. Не было сомнения, что этот цилиндр, заряженный взрывчатым веществом — нитроглицерином, солями пикриновой кислоты или чем-нибудь подобным, — поднял морскую воду и так разорвал снизу бриг, что он тотчас пошел ко дну.

Да, все объяснялось, все… за исключением присутствия самой мины в водах пролива.

— Друзья мои, — начал Смит, — мы не можем более сомневаться в присутствии какого-то таинственного существа на острове Линкольна. Кто этот неизвестный покровитель? Я не могу этого себе представить. Почему он действует таким таинственным образом, почему скрывается после всех оказанных нам услуг? Я не в состоянии понять. Но от этого его услуги не менее значительны, и их мог оказать нам только человек, обладающий удивительным могуществом. Айртон столько же обязан ему, сколько и мы, потому что если этот неизвестный спас меня после падения из шара, то, очевидно, он же написал письмо, он бросил его в бутылку на пути к проливу и он указал нам местопребывание нашего товарища. Но кто бы ни был этот неизвестный — потерпевший ли крушение или изгнанник на этом острове, — мы были бы весьма неблагодарны, если бы не изъявили ему нашей глубокой признательности. Мы перед ним в долгу, и я надеюсь, что мы когда-нибудь заплатим этот долг.

— Я с вами вполне согласен, мой милейший Сайрес, — ответил Спилетт. — Где-то на острове скрывается существо почти всемогущее, которое оказало много полезных услуг нашей колонии. Я, кроме того, скажу, что этот неизвестный, по-видимому, располагает какими-то сверхъестественными силами — если только в жизни можно допустить какие-либо сверхъестественные силы. Может, он пробирался к нам через колодец Гранитного дворца и таким образом узнавал все наши планы и намерения? Если он бросил бутылку в море, когда мы в первый раз совершали плавание на ботике, если он вышвырнул Топа из озера и умертвил дюгоня, если он, как все заставляет это думать, спас вас из волн и при таких обстоятельствах, при которых всякий простой смертный не мог бы действовать, — если все это дело его рук, то он обладает могуществом повелевать стихиями!

Замечания Спилетта были справедливы; каждый из колонистов сознавал это.

— Да, — сказал Смит, — если для нас более несомненно вмешательство какого-то человеческого существа, то я согласен, что оно обладает могуществом, недоступным обыкновенному человеку. Тут какая-то тайна, но, если мы найдем человека, тайна откроется. Теперь вопрос в том, обязаны ли мы сохранить инкогнито этого великодушного существа, или мы должны использовать все средства, чтобы найти его. Что вы думаете об этом?

— Я думаю, — ответил Пенкроф, — что кто он ни есть, а он хороший и добрый человек, и я его хвалю и почитаю!

— Это так, Пенкроф, — возразил Смит, — но вы не отвечаете на мой вопрос.

— Господин Сайрес, — сказал Наб, — по-моему, мы можем сколько угодно искать человека, о котором вы говорите, но найдем его только тогда, когда он сам этого захочет.

— Не глупо сказано, дружище Наб, — пожалуй, твоя правда, — ответил Пенкроф.

— Я согласен с Набом, — сказал Спилетт, — но это нисколько не должно удерживать нас от поисков. Найдем мы или не найдем это таинственное существо, во всяком случае, мы исполним по отношению к нему свой долг.

— А ты, дитя мое, скажи нам свое мнение, — обратился инженер к Герберту.

— Ах, — воскликнул Герберт, — как бы мне хотелось отблагодарить его!.. Отблагодарить того, кто спас сначала вас, а потом и всех нас!

— Эка чего тебе захотелось! — сказал Пенкроф. — И я, и все мы тоже не отказались бы от этого… Я не любопытен, но с охотой пожертвовал бы левый глаз, чтобы правым взглянуть на этого молодца! Мне сдается, что он должен быть красивый, высокого роста, сильный, что у него прекрасная борода, а волосы золотые и этак — точно солнечные лучи — светят во все стороны и что он держится на облаках, а в руке у него большой шар…

— О, Пенкроф, — ответил Спилетт, — да вы рисуете образ Бога Отца!

— Может быть, господин Спилетт, — ответил моряк, — но мне так представляется этот неизвестный.

— А вы что скажете, Айртон? — спросил Смит.

— Господин Смит, — ответил Айртон, — я не могу ничего сказать. Все, что вы сделаете, будет хорошо. Если вы хотите, чтобы и я принял участие в поисках, я немедля последую за вами.

— Благодарю вас, Айртон, — сказал Смит, — но я желал бы более прямого ответа на заданный мной вопрос. Вы наш товарищ, вы уже много раз жертвовали собою для нас, и, как всякий из нас, вы должны высказаться, ибо речь идет о решении важного вопроса. Говорите же!

— Господин Смит, — ответил Айртон, — мне тоже кажется, что мы должны сделать все возможное, чтобы отыскать этого неизвестного покровителя. Может, он один; может, он страдает, может, он давно отчужден от мира! Вы сейчас сказали, что и я перед ним в долгу. Только он мог посетить остров Табор, найти там преступника и известить вас, что есть несчастный, которого надо спасти… Благодаря ему я опять стал человеком. О, я никогда его не забуду!

— Итак, решено, — сказал Смит. — Мы примемся за поиски как можно скорее. Мы не оставим ни одного клочка земли на Линкольне неисследованным. Мы обшарим остров до самых потаенных ущелий, и, да простит нам это наш неизвестный друг, ради наших добрых намерений!

В течение нескольких дней колонисты усиленно занимались сенокосом и жатвой зерновых. В это же время подоспела уборка разных овощей, семена которых были перевезены с острова Табор. Сено, зерно и овощи были должным образом отправлены на хранение, и колонисты могли рассчитывать, что их запасы находятся в полнейшей безопасности от животных и людей. Многие естественные впадины верхнего коридора Гранитного дворца были расширены и продолблены глубже или посредством мотыг и кирок, или с помощью взрывов, и таким образом Гранитный дворец превратился в общий склад всего имущества поселенцев.

Пушки по настоянию Пенкрофа были подняты на самый верх Гранитного дворца, и бравый моряк так их отчистил, что они блестели, как зеркала; между окон проделали амбразуры, и скоро можно было видеть блестящие пушечные дула, выглядывавшие из-за гранитной стены. С такой высоты эти огненные пасти действительно могли обстреливать всю бухту Союза. Это был в малом виде Гибралтар¹, и всякое судно, ставшее в водах островка Спасения, неминуемо оказалось бы мишенью для этой батареи.

— Господин Смит! — сказал Пенкроф 8 ноября. — Надо бы испробовать орудия.

— Пожалуй. Только мы должны произвести пробу не с обыкновенным порохом, запасы которого я не хочу трогать, а с пироксилином, так как в нем никогда не может быть недостатка.

— А могут ли эти орудия переносить сильное действие пироксилина? — спросил Спилетт.

— Я полагаю, что могут. Впрочем, — прибавил инженер, — мы будем действовать осторожно.

Сайрес Смит недаром был знатоком артиллерийского дела. Он сразу определил, что пушки сделаны весьма качественно. Для их изготовления пошла лучшая сталь, заряжались они с казенной части, стреляли крупнокалиберными ядрами и, следовательно, били на значительное расстояние. Как известно, дальнобойность орудия тем больше, чем длиннее траектория, описываемая ядром, а протяженность траектории зависит от начальной скорости снаряда.

— Начальная скорость находится в прямой зависимости от количества пороха, — пояснил инженер своим товарищам. — Таким образом, при изготовлении артиллерийских орудий самое главное — это качество металла, который должен обладать максимальным сопротивлением, а сталь, бесспорно, самый твердый из всех существующих металлов. Поэтому я полагаю, что наши пушки без риска выдержат расширение газов пироксилина и покажут прекрасные результаты.

— Вот попробуем наши пушечки, тогда все и узнаем! — подхватил Пенкроф.

Нечего и говорить, что все четыре орудия содержались в образцовом порядке. С тех пор как пушки были извлечены из воды и доставлены на берег, Пенкроф, не жалея сил и времени, натирал их, смазывал жиром, полировал, чистил затвор, замок, зажимной винт. И сейчас орудия выглядели так, словно находились на борту военного американского фрегата.

В итоге в тот же день, в присутствии всех колонистов, включая, понятно, Топа и дядюшку Юпа, были поочередно испробованы все четыре пушки. Их зарядили пироксилином, учтя его взрывную силу, которая, как мы говорили, в четыре раза превосходит взрывную силу обычного пороха; снаряды имели коническую форму.

Пенкроф, держа в руке шнур от скорострельной трубки, приготовился к выстрелу.

По сигналу Смита раздался выстрел. Ядро, направленное в море, пролетело поверх островка Спасения и исчезло в воде на расстоянии, которое не могли точно определить.

Второе орудие было наведено на крайние скалы мыса Находки. Снаряд, ударившись о выступ скалы на расстоянии почти трех миль от Гранитного дворца, разбил выступ вдребезги.

Этот выстрел принадлежал Герберту; он сам прицелился, сам выстрелил и очень гордился своей попыткой. Пенкроф гордился им еще больше Герберта: честь такого меткого выстрела принадлежала его милому детищу!

Третье ядро, направленное к дюнам, составлявшим верхний берег бухты Союза, ударилось о песок по крайней мере милях в четырех от цели; затем, полетев рикошетом, пропало в море среди целого облака пены.

В четвертом орудии Смит несколько увеличил заряд, чтобы узнать наибольшее расстояние, куда можно посылать ядра. Затем все стали поодаль на случай разрыва, и выстрел был произведен длинным шнуром, привязанным к скорострельной трубке.

Раздался страшный грохот, но орудие уцелело. Колонисты, кинувшись к окну, увидели, что ядро разбило скалы на мысе Челюсти, милях в пяти от Гранитного дворца, и исчезло в заливе Акулы.

— Ну, господин Смит, — воскликнул Пенкроф, «ура» которого могли бы сравниться с раздававшимися выстрелами, — что скажете о нашей батарее? Пусть хоть все пираты Тихого океана пожалуют к Гранитному дворцу! Мы их так попотчуем, что ни один не высадится на берег без нашего позволения! Кстати, когда же мы расправимся с шестью разбойниками, которые теперь рыщут по острову? Неужто они так и будут шататься по нашим лесам, полям и лугам? Эти каторжники — настоящие ягуары, и, по-моему, с ними следует расправиться, как с ягуарами… Вы как думаете, Айртон? — прибавил Пенкроф, обращаясь к своему товарищу.

— Я сам был таким ягуаром, господин Пенкроф, — отвечал Айртон, — и потому я не имею права говорить…

И Айртон удалился медленными шагами.

Тут только Пенкроф понял свою оплошность.

— Экое я безмозглое животное! — воскликнул он. — Всегда отличусь! Всегда сморожу что-нибудь такое, что сам потом горю со стыда… Бедный Айртон!.. Экая беда, что он такой обидчивый!.. «Не имею права говорить!» Он имеет точно такое же право, как и всякий из нас.

— Это правда, — сказал Спилетт, — но я одобряю в нем сдержанность. Порядочный человек не забывает своих проступков, и потому, понятно, он мнителен…

— Правда, правда, господин Спилетт, — сказал Пенкроф. — Ну уж я в другой раз не попадусь. Экая глупая голова! Я скорее соглашусь проглотить свой язык, чем огорчить Айртона, а все-таки его огорчаю… Ну да уж не воротишь, нечего делать… Так все-таки как же мы расправимся с разбойниками? Мне кажется, что этих негодяев жалеть не стоит; чем скорее мы очистим от них остров, тем лучше!

— Это ваше мнение, Пенкроф? — спросил инженер.

— Да, господин Смит, мое мнение, — отвечал Пенкроф.

— И по-вашему, их тотчас же надо без всякого милосердия преследовать, не дожидаясь даже с их стороны враждебных действий?

— Да чего ж еще ждать, господин Смит? Каких действий вам еще надо? — возразил Пенкроф, не понимавший колебаний в подобных случаях.

— Может быть, они ничего не предпримут против нас, — сказал Смит, — может быть, они раскаются…

— Раскаются? Они! — воскликнул Пенкроф.

— Вспомни Айртона, — сказал Герберт, взяв моряка за руку. — Айртон сделался честным человеком.

Пенкроф посмотрел на товарищей поочередно. Он никак не воображал, чтобы на его предложение истребить каторжников последовали рассуждения и колебания. Моряк полагал в простоте души, что с каторжниками, высадившимися на остров, с сообщниками Боба Гарвея, безжалостно истребившими членов экипажа «Быстрого», расправа должна быть короткая…

— Вот как, — сказал он, — все против меня? Вы хотите великодушничать с этими злодеями? Ну, смотрите, чтобы потом не каяться!

— Да какая нам угрожает опасность? — сказал Герберт. — Мы будем настороже…

— Гм! — произнес Спилетт. — Их шестеро, и они хорошо вооружены. Если каждый из них засядет в какую-нибудь щель и оттуда в нас выстрелит, то нельзя поручиться, что мы уцелеем…

— Но они до сих пор не стреляли! — сказал Герберт. — А не стреляли, верно, потому, что рассудили и нашли это для себя невыгодным.

— Ладно, ладно, — сказал Пенкроф, на которого не действовали никакие доводы. — Оставим этих молодцев на воле, пусть они занимаются своими делишками… Коли все вы так за них стоите, то мне следует замолчать.

— Ну полно, — сказал Наб, — чего ты кипятишься? И чего представляешься таким свирепым? Я знаю, что, очутись кто-нибудь из этих каторжников перед тобою, ты бы его и пальцем не тронул… Признайся!.. Ну, скажи, вот если бы сейчас ты увидел разбойника на расстоянии ружейного выстрела, ведь ты не стал бы в него стрелять?

— Я бы в него выстрелил, как в бешеную собаку, Наб, — холодно отвечал Пенкроф.

— Пенкроф, — сказал инженер, — вы часто оказывали мне доверие и свое расположение. Хотите вы и в этом деле послушаться моего совета?

— Я сделаю все, что вам угодно, господин Смит, — отвечал моряк, очевидно не убежденный даже словами инженера.

— Если так, то мы подождем, пока они нападут сами.

Пенкроф не возразил, но, видимо, не ожидал ничего доброго от подобного решения.

Предложение инженера было принято, хотя Пенкроф не одобрял эту тактику. Решено было пока выжидать, ничего не предпринимая, но держаться начеку. Ведь остров Линкольна достаточно велик, земля здесь плодородная. Если в душе у пришельцев остались добрые чувства, возможно, они в конце концов исправятся. В тех условиях, в которых они теперь очутились, в их же собственных интересах вернуться к честной жизни. Во всяком случае, следует ждать хотя бы во имя человеколюбия. Правда, колонисты уже не смогут так беспечно, как раньше, разгуливать по всему острову. Доныне они опасались лишь диких зверей, а теперь шестеро преступников, быть может более свирепых, чем хищники, бродят где-то вокруг. Опасность немалая, и, бесспорно, люди не такие храбрые, как наши колонисты, утратили бы надолго душевный покой.

Что ж из того! В споре с Пенкрофом колонисты были правы. Но окажутся ли они правы в действительности — это покажет будущее.

---

¹ Гибралтар — известняковая скала высотой более 400 м расположилась в Гибралтарском проливе на Пиренейском полуострове. На скале находится комплекс крепости XVIII в., считающейся неприступной. Первые укрепления на этом месте относятся к IX–XII вв. н. э., вся верхняя часть скалы за много веков превратилась в один большой оборонительный комплекс. Часть крепостных сооружений расположена внутри скалы, опускаясь в ее недра на многие десятки метров многочисленными туннелями.

---

Часть 3.
Глава 5. Батарея
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 3. Глава 4

Часть 3. Глава 6 »