XIX. Огонь и вода

---

Проведя на скотном дворе целый день и убедившись, что хозяйство в порядке, Сайрес Смит и Айртон переночевали там. Вернувшись на следующее утро, 8 января, инженер тотчас собрал товарищей и объявил, что острову угрожает страшная опасность, предотвратить которую не в силах человеческих.

— Друзья, — сказал Смит, и в голосе его слышалось глубокое волнение, — остров Линкольна не принадлежит к тем островам, которые просуществуют до тех пор, пока будет существовать земной шар; ему суждено более или менее близкое разрушение, и разрушение это неминуемо!

Колонисты переглянулись между собой, затем поглядели на инженера. Они его не понимали.

— Говорите яснее, Сайрес! — сказал Спилетт.

— Сейчас объясню, Спилетт, или, говоря точнее, передам вам объяснение капитана Немо. Сообщу вам то, что сообщил мне капитан Немо…

— Капитан Немо?! — воскликнули колонисты.

— Да. Перед смертью он оказал нам последнюю услугу…

— Последнюю услугу! Последнюю услугу! — воскликнул Пенкроф. — Это не последняя! Вы увидите, что хоть он и умер, а все-таки еще много услуг окажет!

— Знайте, друзья, — продолжал Смит, — что острову, вследствие его особого строения, на которое указывал мне капитан Немо, рано или поздно угрожает катастрофа… Рано или поздно его подводное основание разрушится.

— Разрушится! Остров Линкольна разрушится? Подите вы, не морочьте нам голову! — воскликнул Пенкроф.

И невзирая на все свое почтение к инженеру, моряк не мог удержаться, чтобы не пожать очень выразительно плечами.

— Выслушайте, Пенкроф! Вот в чем убедился капитан Немо и в чем я сам убедился вчера, исследуя пещеру Даккара. Эта пещера простирается под островом до самого вулкана и отделяется от его жерла только стеной. Стена эта теперь испещрена трещинами; сквозь нее уже прорываются сернистые газы, образующиеся внутри вулкана.

— Ну так что ж? — спросил Пенкроф, наморщив лоб.

— Я убедился, что эти трещины постепенно увеличиваются под напором газов, что базальтовая стена мало-помалу поддается, и рано или поздно в трещины хлынет морская вода, заполняющая внутренность пещеры.

— И отлично! — сказал Пенкроф, пытаясь шутить. — Море погасит вулкан, и все будет кончено!

— Да, все будет кончено! — отвечал Смит. — В тот день, когда море хлынет сквозь эту базальтовую стену и проникнет через жерло вулкана в недра острова, где кипят расплавленные минералы, в тот, Пенкроф, день остров Линкольна взлетит на воздух, как взлетела бы Сицилия, если бы Средиземное море хлынуло в Этну.

Колонисты были потрясены. Они поняли, какая опасность им угрожает.

Смит не преувеличивал. У многих людей, не знакомых с физикой, являлась мысль «погасить» вулканы, которые почти всегда возвышаются на берегах морей или озер, проведя в них морские или озерные воды; но эти люди не знают, что в таком случае земная кора неминуемо может взорваться, как взрывается непрочный паровой котел. Вода, хлынув в жерло, где температура достигает нескольких тысяч градусов, с такой внезапной силой обратилась бы в пар, что не уцелела бы никакая оболочка.

Было несомненно, что острову угрожает страшное разрушение. Пещерная стена не могла долго продержаться. Невозможно было рассчитывать на несколько месяцев, даже на несколько недель, а только на несколько дней, быть может, на несколько часов.

Колонисты были глубоко опечалены. Они думали не о собственной гибели, а о скором разрушении уголка земли, на котором они нашли убежище после воздушного крушения, о гибели возделанного ими острова, к которому они так сильно привязались, который они надеялись обратить в цветущую колонию. Столько напрасной траты сил, столько потерянного труда!..

Пенкроф не мог удержать крупную слезу, которая скатилась по его щеке. Он даже не старался скрыть ее от товарищей.

Разговор длился еще некоторое время. Все пришли к заключению, что невозможно терять ни минуты, что надо использовать все силы колонии на возможно быстрое завершение строительства корабля, так как это было единственное средство спастись.

Все мысли колонистов были теперь поглощены тем, чтобы корабль был готов до наступления страшной катастрофы.

Постройка велась в лихорадочном темпе. Около 23 января судно было наполовину обшито.

До сих пор на вершине вулкана колонисты еще не замечали никакой перемены. Из кратера продолжали вырываться пары и дым, смешанный с пламенем; вылетали и раскаленные камни. Но в ночь с 23 на 24 января, вследствие напора лавы, достигшей первого уступа вулкана, верхняя часть конуса, который составлял как бы крышку горы, оторвалась. Послышался страшный грохот.

Колонисты подумали, что остров уже начинает распадаться на части. Все кинулись из Гранитного дворца.

Было около двух часов ночи.

Небо словно пылало. Верхняя часть конуса — громадная глыба высотой в тысячу футов и весом в миллиард пудов — ринулась на остров и поколебала почву. По счастью, конус имел уклон к северу: он упал на песчаную и туфовую равнину, лежавшую между вулканом и морем. Широко раскрывшийся кратер стал извергать такой яркий, сильный свет, что атмосфера казалась раскаленной массой. Время от времени языки жидкой лавы, вздуваясь у новой вершины, лились длинными потоками, словно вода из переполненного бассейна, и извивались по скатам вулкана наподобие тысячи огненных змей.

— Скотный двор! — закричал Айртон.

Действительно, вследствие нового положения кратера лава устремлялась к скотному двору и, следовательно, к самым плодоносным частям острова; истокам Красного ручья, лесу Жакамара грозила неминуемая гибель.

По крику Айртона все кинулись к стойлам онагров. Повозка быстро была запряжена.

Колонисты были теперь заняты одной мыслью: бежать к скотному двору и поскорее выпустить на свободу всех животных.

Не было еще и трех часов утра, как они добрались до скотного двора. Страшное блеяние показывало, в каком ужасе были муфлоны и козы.

Уже один поток лавы — раскаленных, обратившихся в жидкость минеральных веществ — катился с уступов горы на луг, уничтожая все на своем пути.

Айртон быстро распахнул ворота. Обезумевшие от испуга животные кинулись бежать в разные стороны.

Через час кипящая лава накрыла скотный двор, испарила воду протекавшего по нему небольшого ручья, зажгла строения, вспыхнувшие, как солома, и истребила изгородь до последнего столба.

От скотного двора и следа не осталось…

Колонисты хотели было задержать вторжение лавы и попытались бороться, но безуспешно: человек совершенно безоружен перед такими страшными проявлениями подземного огня.

Наступил день 24 января.

Смит с товарищами, прежде чем вернуться в Гранитный дворец, хотел установить окончательное направление, по которому пойдут потоки лавы. Общий уклон почвы понижался от горы Франклина к восточному берегу. Можно было опасаться, что потоки лавы сметут густые леса Жакамара и распространят свое разрушительное действие до плато Дальнего Вида.

— Озеро защитит нас! — сказал Спилетт.

— Будем надеяться, — отвечал Смит.

Колонисты хотели подойти к равнине, на которую упала верхняя часть конуса горы Франклина, но потоки лавы на каждом шагу преграждали им путь. Эти потоки стремились с одной стороны по долине Красного ручья, а с другой — по долине реки Водопада, испаряя на своем пути обе эти водные артерии. Оставалось только быстрее отступать.

Вулкан был неузнаваем. Теперь наверху у него было нечто вроде столовой доски, заменявшей прежний кратер. Через две расселины, с южного и восточного края, лава беспрестанно выливалась двумя потоками. Поверх нового кратера стояло облако дыма и пепла; с поверхности острова поднимались клубы паров. В воздухе раздавались сильные громовые раскаты, которые смешивались с подземными ударами вулканической горы. Из жерла вулкана то и дело вырывались огненные глыбы, которые отбрасывались более чем на тысячу саженей и, разрываясь на высоте, разлетались во все стороны наподобие картечи. Небо отвечало на вулканическое извержение ослепительным блеском молний.

Около семи часов утра колонисты, укрывшиеся на опушке леса, не могли более оставаться в своем убежище. Не говоря уже о целом граде сыпавшихся вокруг них камней, лава, переполнившая русло Красного ручья, могла ежеминутно отрезать им дорогу к берегу. Первые ряды деревьев загорелись, и соки их, быстро обращавшиеся в пар, с треском разрывали стволы.

Колонисты отправились в обратный путь по дороге к скотному двору. Они двигались медленно или, точнее, отступали. Но вследствие уклона почвы огненный поток быстро распространялся на восток, и лишь только нижние слои лавы застывали, их тотчас же покрывала новая скатерть расплавленных минералов.

Главный поток, направлявшийся по долине Красного ручья, с каждой минутой становился грознее. Вся эта часть леса была им охвачена; громадные клубы дыма взвивались поверх деревьев, подножие которых было уже объято пламенем.

Колонисты остановились неподалеку от озера, в полумиле от устья Красного ручья. Здесь для них должен был решиться главный вопрос.

Смит, привыкший принимать решения в самых сложных условиях и знавший, что окружен людьми, способными без малодушия выслушать самое страшное известие, обратился к товарищам и сказал:

— Или озеро задержит этот поток — и в таком случае часть острова избежит полного разрушения, или же огненный поток нахлынет в леса Дальнего Запада — и тогда на цветущей почве острова Линкольна не уцелеет ни единого дерева, ни единого стебелька. Нам останется только ожидать смерти на этих обнаженных скалах, и ожидать придется недолго: вместе с островом взорвет и нас.

— Так, значит, нечего и работать над постройкой корабля, коли нас ожидает смерть через каких-нибудь несколько часов! — воскликнул Пенкроф, скрестив руки на груди и топнув ногой.

— Пенкроф, — ответил Смит, — мы должны бороться до последней минуты!

В этот момент поток лавы, пробив себе путь сквозь роскошные деревья, подошел к краю озера. В этом месте почва несколько возвышалась, и если бы такое возвышение было значительнее, быть может, оно могло бы задержать дальнейшее продвижение расплавленной массы.

— За работу! — крикнул Смит.

Все тотчас поняли мысль инженера. Надо было попытаться какими-нибудь средствами не позволить огненной массе ринуться в озеро.

Колонисты кинулись к верфи. Они быстро перетащили к озеру заступы, лопаты, топоры и тут при помощи земляной насыпи и срубленных деревьев в несколько часов воздвигли плотину высотой около трех футов и длиной несколько сотен шагов. Они не чувствовали усталости, не замечали времени. А когда окончили работу, им показалось, что они работали всего каких-нибудь десять минут.

И пора было заканчивать. Лава уже подходила. Поток ее вздувался, словно река во время весеннего разлива, и грозил ежеминутно прорваться через единственное препятствие, которое мешало ему хлынуть в леса Дальнего Запада… Но плотина еще сдерживала его; спустя минуту страшного колебания огненная река устремилась в озеро Гранта, падая с высоты двадцать футов.

Задыхаясь от чрезвычайного утомления, не двигаясь с места, колонисты безмолвно глядели на эту ужасающую борьбу двух стихий.

Как страшна была картина этой борьбы огня и воды! Какое перо может описать все ее ужасы? Какая кисть может изобразить их? Вода оглушительно свистела, мгновенно испаряясь при столкновении с кипящей лавой. Пары воды взвивались на невероятную высоту, словно вылетали из внезапно открытых клапанов громаднейшего парового котла.

Но как бы ни была велика масса воды в озере, она должна была вся испариться, так как озеро нисколько не пополнялось, а вливавшийся поток лавы, питаясь неистощимым источником вулкана, беспрестанно катил новые волны расплавленных минералов.

Первая лава, влившаяся в озеро, мгновенно затвердевала и, скопляясь, быстро всплывала над водой. На поверхность этого первого слоя катились другие, которые, в свою очередь, обращались в камень и присоединялись к первому слою. Таким образом образовывалась плотина и грозила завалить камнями все озеро, которое не могло выступить из берегов, так как излишек воды беспрестанно улетучивался через пар. Свист и шипение оглашали воздух, а пары, увлекаемые ветром, падали на поверхность моря в виде дождя. Плотина все удлинялась, и отвердевшие глыбы лавы громоздились одни над другими. Там, где еще недавно простирались тихие воды озера Гранта, образовалось громадное скопление дымящихся каменных утесов — словно землетрясением выдвинуло целые тысячи подводных камней. Если бы кто представил себе эти спокойные воды поднятыми посредством страшного урагана, затем внезапно отвердевшими при двадцатиградусном морозе, то мог бы понять, какое зрелище являло собой озеро Гранта три часа спустя после вторжения в него потока лавы.

Победа должна была остаться за огнем.

Для колонистов было весьма важно, что поток лавы направился к озеру. Это оставляло в их распоряжении еще несколько дней, и можно было питать надежду на спасение. Плато Дальнего Вида, Гранитный дворец и верфь были на некоторое время ограждены от огня. Этой отсрочкой надо было воспользоваться, чтобы закончить обшивку корабля и хорошенько его проконопатить, затем сейчас же спустить его на воду и укрыться там, а за вооружение приняться только тогда, когда судно будет уже стоять на воде. При постоянном страхе взрыва, который грозил всему острову, нечего было и думать о какой-либо безопасности на суше. До сих пор несокрушимый Гранитный дворец мог каждую минуту разрушиться…

В течение следующих шести дней, с 25 по 30 января, колонисты так продвинулись в постройке судна, словно их работало не пять, а двадцать человек. Они позволяли себе только самые короткие передышки; яркое пламя вулкана давало им возможность беспрерывно работать и днем и ночью.

Колонисты дорожили каждой минутой, потому что озеро Гранта почти совсем уже загромоздилось остывшей лавой, и если бы новые потоки ее нахлынули с прежней силой, то расплавленная масса неизбежно распространилась бы по плато Дальнего Вида, а с нее — по морскому берегу.

Но если эта сторона острова была защищена от сокрушительного действия огненного потока, то нельзя было сказать того же о его западной части.

Второй поток лавы, направлявшийся по долине реки Водопада, по долине широкой и ровной, гру нт которой шел, понижаясь, по обе стороны ручья, не встречал на пути никаких преград. Таким образом, раскаленная жидкость беспрепятственно продвигалась через леса Дальнего Запада. В это время года древесные соки высыхали от палящей жары, и лес мгновенно загорался, так что пожар распространялся одновременно и по основаниям стволов, и по верхним ветвям. Казалось даже, что пламя быстрее перекидывается по вершинам деревьев, чем по корням, охваченным раскаленной лавой.

Обезумевшие от ужаса животные — ягуары, дикие кабаны, водосвинки, всевозможные пушные звери и пернатая дичь — укрывались на берегах реки Милосердия и в болотах, по другую сторону бухты Воздушного Шара. Но колонисты были слишком заняты своим делом и не обращали никакого внимания на самых страшных из этих животных. Они оставили Гранитный дворец, не искали убежища даже в «Трубах», а жили в палатке, близ устья реки Милосердия.

Каждый день Смит и Спилетт поднимались на плато. Иногда их сопровождал Герберт, но Пенкроф всегда отказывался: он не хотел глядеть на остров Линкольна, так страшно изменившийся после извержения вулкана.

Действительно, зрелище было тяжелое: вся лесистая часть острова совершенно обнажилась. Только одна группа зеленых деревьев сохранилась на оконечности полуострова Извилистого. Там и сям торчало несколько обгорелых, почерневших пней. Места, где прежде зеленели обширные леса, были теперь бесплодными, как болота. Там, где еще так недавно красовалась роскошная растительность, почва представляла собой безобразное нагромождение вулканического туфа. Река Водопада и река Милосердия не вливали теперь в море ни единой капли воды, и колонисты не могли бы утолять жажду, если бы озеро совсем иссякло. По счастью, южная стрелка озера уцелела, образовав нечто вроде пруда, в котором теперь находилась вся пресная вода озера Линкольна. На северо-западе резко обозначались отроги вулкана, имевшие вид гигантских когтей, вцепившихся в почву.

Да, это было горькое зрелище, и как было тяжко колонистам видеть, что их плодоносное владение, покрытое лесами, орошенное быстрыми реками, в одну минуту превратилось в бесплодный скалистый утес, на котором без запасов они не могли бы просуществовать даже несколько дней!

— Сердце разрывается при виде этой картины! — сказал однажды Спилетт.

— Да, Спилетт, — отвечал инженер. — Я теперь только о том думаю, как бы нам закончить постройку корабля. Он один может спасти нас!

— А не замечаете вы, Сайрес, что вулкан, по-видимому, начинает стихать? Лава идет уже не так сильно, если я не ошибаюсь.

— Это ничего не значит. Жар внутри горы все еще сильный, и море с минуты на минуту может туда устремиться. Мы находимся теперь в положении пассажиров на загоревшемся судне, которые не могут потушить пожар и вместе с тем знают, что рано или поздно он проникнет в пороховые камеры… Пойдемте, Спилетт, скорее работать: мы не должны терять ни единого часа!

В течение следующих восьми дней, то есть до 7 февраля, лава продолжала литься из кратера, но потоки ее не пошли далее указанных границ.

Смит больше всего боялся, что расплавленные вещества могут хлынуть на песчаный морской берег, так как в подобном случае невозможно было бы работать на верфи.

В эти дни колонисты чувствовали колебание всего острова, что в высшей степени их беспокоило.

Наступило 23 февраля. Необходим был по крайней мере еще месяц, чтобы спустить корабль на воду.

Уцелеет ли остров еще месяц?

На этот вопрос невозможно было ответить: гибель могла прийти каждый день, каждый час.

Наступило 3 марта. Смит рассчитывал, что судно можно будет спустить дней через двенадцать.

Колонисты начали снова надеяться. Даже Пенкроф слегка оправился от мрачного уныния. Он, правда, ни о чем не думал, кроме судна.

— Мы его закончим, — говорил он инженеру, — мы его закончим, господин Сайрес, да и пора уже закончить, потому что скоро наступит осеннее равноденствие. Ну что же, коли понадобится, мы пройдем сперва к острову Табор и там перезимуем… Остров Табор после острова Линкольна! Ах, несчастный я человек! Думал ли я дожить до такой напасти?..

— Будем торопиться! — отвечал неизменно энергичный и хладнокровный Смит.

И все снова принимались за работу.

— Господин, — спросил однажды Наб, — что, если бы капитан Немо остался в живых, случились бы все эти извержения, как вы думаете?

— Да, Наб, — ответил Смит.

— Ну, я этому не верю! — прошептал Пенкроф на ухо Набу.

— И я тоже! — серьезно ответил Наб.

В первых числах марта гора Франклина снова приняла грозный вид. Лава наполнила кратер и выливалась со всех сторон вулкана. Потоки бежали по поверхности застывших туфов и довершали истребление жалких остатков растительности, уцелевших после первого извержения.

На этот раз расплавленная масса хлынула на плато Дальнего Вида.

Это был ужасный удар для колонистов.

Мельница, строения птичьего двора, стойла онагров — от всего этого не осталось и следа. Испуганные пернатые разлетелись во все стороны. Топ и Юп вели себя крайне беспокойно, инстинктивно чуя скорое приближение катастрофы. Река расплавленных минералов, перелившись через гранитную стену, устремила свои огненные волны на берег моря.

Невозможно описать весь ужас подобного зрелища. Ночью можно было подумать, что это стремится Ниагара из расплавленного чугуна, с раскаленными добела парами вверху и кипящими массами внизу!

Колонисты были вынуждены прибегнуть к последнему средству спасения: невзирая на то что надводная часть судна еще не была проконопачена, решили спустить его на воду.

Пенкроф и Айртон подготовили все к спуску. Назначили его на утро 9 марта.

Но в ночь с 8 на 9 марта вдруг раздались страшные подземные удары. Громадный столб паров, вырвавшись из кратера, поднялся более чем на три тысячи футов. Базальтовая стена пещеры Даккара, очевидно, уступила давлению газов. Морские воды, устремившись через жерло в огненную бездну, мгновенно обратились в пар. Кратер не предоставлял достаточного выхода этим парам. Произошел взрыв, который можно было слышать на расстоянии ста миль.

Обломки разрушенных утесов попадали в Тихий океан, и в несколько минут море сомкнулось над тем местом, где прежде был остров Линкольна.

---

Часть 3.
Глава 19. Огонь и вода
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 3. Глава 18

Часть 3. Глава 20 »