XII. Освободились

---

Весь день 18 февраля был посвящен исследованию леса между берегами полуострова Извилистого. Колонистам удалось основательным образом обследовать весь этот лес, который шел полосой от трех до четырех миль ширины, ограниченной берегами полуострова. Могучие ветвистые деревья свидетельствовали о поразительном плодородии почвы, — пожалуй, здесь земля была самой плодородной на всем острове. Казалось, сюда, в умеренный пояс, природа перенесла уголок девственных тропических лесов Америки или Центральной Африки. Очевидно, буйная растительность находила в этой почве, влажной в верхнем своем слое и согреваемой изнутри вулканическим огнем, тепло, не свойственное умеренному климату. Преобладающими породами в лесу были каури и эвкалипты, достигавшие тут гигантских размеров.

Но колонисты пришли сюда не для того, чтобы восхищаться великолепной растительностью. Они уже знали, что в этом отношении остров Линкольна мог потягаться с группой Канарских островов, которые сначала названы были Счастливыми островами. Теперь, увы, остров Линкольна уже не принадлежал колонистам полностью — другие завладели им, на землю его ворвались изверги, и нужно было истребить их всех до единого.

Здесь также не нашли никаких следов, как старательно ни разыскивали.

— Хоть бы один какой след, — говорил Пенкроф, — хоть бы где веточка сломанная или горсточка золы от костра!.. Ни колышка, ничего!

— Меня это не удивляет, — отвечал Смит. — Каторжники высадились неподалеку от мыса Находки и тотчас же бросились в леса Дальнего Запада, пройдя через Утиное болото. Шли они, вероятно, той же дорогой, что и мы, когда расстались с Гранитным дворцом. Оттого мы и наткнулись на следы, оставленные ими в лесу. Но, выбравшись на побережье, пираты поняли, что им не найти сносного убежища, и тогда они опять направились на север, обнаружили наш загон…

— Перешли, значит, Утиное болото? — заметил Пенкроф.

— Да. Они, вероятно, следовали почти по той же дороге, по которой мы вышли из Гранитного дворца, — этим я объясняю следы, попадавшиеся нам в лесу…

— А куда же они, по-вашему, потом повернули? — спросил Пенкроф.

— Они легко сообразили, что на побережье не найдут безопасного убежища, и поднялись к северу.

— Тут-то они и открыли скотный двор?

— Куда теперь, быть может, воротились? — заметил Спилетт.

— Пожалуй, что и так! — вздохнул моряк. — Каково это представить, что они теперь там распоряжаются!

— Я не думаю, что они решились снова забраться на скотный двор, — сказал Смит.

— Почему не думаете, господин Смит?

— Они могут рассудить, что мы отправимся на розыски именно в ту сторону. Скотный двор может им служить для добывания провизии, а никак не убежищем.

— Я с вами совершенно согласен, — сказал Спилетт. — По-моему, знаете, где каторжники?

— Где?

— Около горы Франклина, среди утесов: там они могли себе выискать отличнейшую берлогу.

— Так давайте отправимся прямо на скотный двор, господин Смит! — воскликнул Пенкроф. — Пора уж с ними покончить: мы здесь понапрасну время теряем!

— Нет, мы не теряем время напрасно, Пенкроф. Нам необходимо было убедиться, нет ли в лесах Дальнего Запада какого-нибудь жилья… Вы забываете, что наша экспедиция имеет двоякую цель: мы должны наказать преступников и, кроме того, заплатить долг признательности.

— Правда, правда, господин Смит: каждое ваше слово — золото, ей-богу!.. Только знаете что?

— Что, Пенкроф?

— Мы только тогда найдем этого джентльмена, когда ему так будет угодно!

— Я согласен с Пенкрофом, — сказал Спилетт. — Да и все, я полагаю, с ним в этом согласны. Убежище нашего неизвестного покровителя, без сомнения, так же таинственно, как и он сам.

Вечером повозка остановилась у устья реки Водопада. Путешественники приняли на ночь обычные меры предосторожности.

Герберт вновь стал крепким и здоровым юношей, каким он был до болезни, ему пошла на пользу жизнь на вольном воздухе, океанские ветры и живительное благоухание лесов. Он скоро перестал садиться в телегу и не только шел наравне с другими, но по большей части даже забегал вперед.

— Ну что, Герберт, как себя чувствуешь? — спрашивал время от времени Спилетт.

— Отлично, господин Спилетт! — отвечал юноша.

— Он теперь опять у нас молодец! — вмешивался Пенкроф. — И не заметно, что хворал.

— Я после этой болезни стал гораздо сильнее, — уверял всех Герберт.

На следующий день, 19 февраля, колонистам пришлось долго пробираться по узкой долинке, извивавшейся между двумя громадными отрогами горы Франклина. Деревья редели. Местность была гористая, почва неровная. Путники стали подниматься левым берегом вверх по течению. Дорога там была в значительной ее части расчищена во время прежних походов от скотного двора до западного берега. Колонисты уже находились в шести милях от горы Франклина.

Сайрес Смит предложил следующий план: держа под тщательным наблюдением всю долину, по которой пролегало русло реки, осторожно подойти к скотному двору; если он захвачен — отбить его силой; если он свободен — укрепиться там и сделать его средоточием дальнейших походов для обследования горы Франклина.

План этот был единодушно одобрен — ведь колонистам не терпелось вновь стать хозяевами на своем острове!

Итак, путники направились по узкой долине, разделявшей два самых больших отрога горы Франклина. Рощи, теснившиеся по берегам речки, редели, поднимаясь к вершине вулкана. Местность вокруг была гористая, изрезанная оврагами и ущельями, очень удобная для вражеских засад, и продвигаться тут следовало с большой осторожностью. Топа и Юпа пустили вперед; бросаясь то направо, то налево в лесные заросли, они прекрасно выполняли обязанности разведчиков, соперничая друг с другом в сообразительности и ловкости. Однако не было никаких признаков, говоривших, что кто-то бродил недавно по берегам горного потока, что пираты находятся где-то поблизости.

Около пяти часов вечера повозка остановилась в шестистах шагах от скотного двора, скрываясь за густыми деревьями.

— Здесь пока подождем, — сказал Смит.

— Чего тут ждать? — спросил Пенкроф.

— Нельзя идти туда прямо, — отвечал инженер. — Если каторжники там — что весьма может быть, — то это значит подставить себя под пулю… Надо подождать до ночи.

— Это слишком долго, Смит, — возразил Спилетт. — Я попробую отправиться сейчас же… Не беспокойтесь, я буду осторожен.

— И я с вами, господин Спилетт! — сказал Пенкроф.

— Нет, друзья мои, нет, — сказал инженер, останавливая нетерпеливых товарищей. — Обождите до ночи. Я не допущу, чтобы кто-нибудь из вас отправился днем… Это был бы безумный риск!

— Да помилуйте… — начал было нетерпеливый Пенкроф.

— Я вас прошу, Пенкроф… — сказал инженер.

— Извольте, — отвечал моряк.

И чтобы облегчить хоть немного душу, он принялся честить каторжников.

Колонисты поместились около повозки и зорко наблюдали.

Так прошло три часа. Ветер утих. Такое было безмолвие, что, хрустни самая тонкая веточка, зашурши трава, зашелести листва, все тотчас было бы слышно. Но ниоткуда не доносилось ни малейшего звука. Топ лежал, не выказывая признаков тревоги.

В восемь почти совершенно стемнело.

Спилетт и Пенкроф отправились, останавливаясь при малейшем подозрительном шуме, продвигаясь вперед с величайшей осторожностью.

В пять минут они очутились на лужайке близ скотного двора.

Здесь они остановились.

На лужайке было еще не совсем темно; в тридцати шагах обрисовались ворота скотного двора, которые, казалось, были заперты. Предстояло перейти эти тридцать шагов, и тут-то начиналась настоящая опасность; из-за частокола могла вылететь пуля или даже несколько пуль и положить на месте отважных разведчиков.

Не такие были люди Спилетт и Пенкроф, чтобы струсить и отступить, но они знали, что за малейшую неосторожность могут поплатиться жизнью, а жизнь их была для товарищей драгоценна. Если они будут убиты, какая участь постигнет Смита, Герберта и Наба?

Невзирая на все эти соображения, Пенкроф до того пылал гневом, что, забыв все, двинулся было к скотному двору. Спилетт схватил его за руку и вовремя остановил.

— Скоро совсем стемнеет, — шепнул он на ухо своему нетерпеливому товарищу, — и тогда двинемся… Иначе испортим дело.

Пенкроф судорожно сжал ружье.

Скоро исчез последний отблеск зари. Тень словно выступила из темного леса и покрыла лужайку. Гора Франклина едва обрисовывалась на горизонте. Ночь наступила чрезвычайно быстро, как это всегда бывает в низких широтах.

Минута действовать наступила.

Спилетт и Пенкроф не теряли из виду изгороди скотного двора с тех пор, как вышли из леса. На скотном дворе, казалось, не было ни души. Частокол обозначался во мраке черной ровной линией. Если каторжники засели на скотном дворе, то именно здесь, около частокола, они должны были бы поставить часового.

Спилетт пожал руку товарищу. Оба направились ползком к скотному двору, держа ружья наготове.

Они без всякой помехи добрались до ворот.

Пенкроф попробовал отворить ворота, но они были заперты, как, впрочем, и предполагали разведчики. Однако моряк убедился, что засовы не задвинуты.

Из этого можно было заключить, что каторжники находились на скотном дворе и изнутри приперли ворота.

Спилетт и Пенкроф остановились и начали прислушиваться.

Они не могли уловить никакого шума, ни малейшего звука. Муфлоны и козы, вероятно, спали, в хлевах было тихо.

Спилетт и Пенкроф, ничего не услыхав, задали себе вопрос: не перелезть ли через частокол? Однако это противоречило указаниям Сайреса Смита.

Попытка могла увенчаться успехом, но она могла привести и к поражению. Ведь если пираты ничего не подозревают о готовящемся нападении, то сейчас есть возможность захватить их врасплох. И разве можно рисковать все испортить, неосмотрительно перебравшись через ограду?

Журналист не хотел действовать очертя голову. Он думал, не лучше ли подождать, пока все соберутся, а тогда уж попытаться проникнуть в загон. Во всяком случае, ясно было, что к ограде можно подобраться незаметно и что ее никто не охраняет. Установив это обстоятельство, разведчики решили вернуться к своим и обсудить с ними положение.

Пенкроф, очевидно разделявший теперь эту точку зрения, безропотно последовал за журналистом, когда тот повернул обратно, к лесу.

Спустя несколько минут разведчики передали все, что следовало, инженеру.

Смит с минуту подумал и сказал:

— Я начинаю убеждаться, что каторжников нет на скотном дворе.

— А вот когда мы туда проберемся, тогда и узнаем, — отвечал Пенкроф.

— На скотный двор, друзья! — сказал Смит.

— Мы оставим телегу в лесу? — спросил Наб.

— Нет, — отвечал инженер, — повозка должна следовать за нами: в ней все наши запасы и в случае нужды мы из-за нее можем стрелять, как из укрытия.

— Вперед! — сказал Спилетт.

Повозка выехала из леса и бесшумно покатила к изгороди. Кругом царствовали совершенная темнота и глубокое безмолвие. Шаги замирали в густой траве.

Колонисты зорко оглядывались и каждую минуту готовы были дать отпор неприятелю. Юп по приказанию Пенкрофа держался позади. Наб, опасаясь, как бы Топ не бросился вперед, вел его на веревке.

Благополучно достигли частокола. Телегу остановили. Наб остался около онагров. Остальные направились к воротам посмотреть, не закрыты ли они изнутри на засовы.

Одна створка ворот была отворена!

— Что ж вы говорили, что ворота заперты? — сказал Смит, обращаясь к Спилетту и Пенкрофу.

Те были так поражены, что не сразу нашли ответ.

— Голову даю на отсечение, что ворота были заперты, — проговорил наконец Пенкроф.

— Ворота были заперты, — подтвердил Спилетт.

Сомневаться в их показаниях было немыслимо. Смит задумался.

Значит, каторжники были на скотном дворе в то время, когда Пенкроф и Спилетт подкрадывались к изгороди?

В этом трудно было сомневаться: в отличие от нынешнего раза, тогда ворота были заперты. Кто же, кроме каторжников, мог их отпереть?

Теперь вопрос заключался в том, были ли еще разбойники тут или ушли.

Но кто мог на это ответить?

Вдруг Герберт, который проскользнул было в ворота, поспешно отступил и схватил Смита за руку.

— Что такое? — спросил инженер.

— Свет!

— В домике?

— Да!

Действительно, в окне, находившемся как раз против ворот, виднелся слабый свет.

Смит сразу сообразил, как действовать.

— Для нас большое счастье захватить каторжников в домике, когда они не ожидают нападения. Теперь они наши! Вперед!

Смит, Пенкроф, Спилетт с одной стороны, а Герберт и Наб — с другой осторожно обошли двор внутри, держась около частокола.

Везде было пусто и темно.

Через несколько минут все они уже были подле домика, перед запертой дверью.

Смит сделал товарищам рукою знак не трогаться с места и тихонько подкрался к слабо освещенному окошку. Глаза его жадно устремились внутрь комнатки.

На столе горел фонарь. Видна была кровать.

На кровати лежал человек…

Вдруг Смит проговорил глухим голосом:

— Айртон!

Колонисты ринулись в комнату.

Айртон, казалось, спал. Лицо его говорило, что он долго и жестоко страдал. Руки и ноги были изранены.

Смит наклонился над ним.

— Айртон! — воскликнул он, взяв руку товарища, так неожиданно обретенного.

При звуке этого голоса Айртон открыл глаза, пристально посмотрел на Смита, потом на остальных… Вдруг он вскочил и воскликнул:

— Это вы? Это вы?

— Айртон! Айртон! — повторял Смит.

— Где я? — спросил Айртон.

— В своем домике, на скотном дворе!

— Один?

— Да.

— Но они придут, они сейчас придут! — воскликнул Айртон. — Защищайтесь! Защищайтесь!

И, совершенно обессилев, он снова упал на кровать.

— Спилетт, — сказал инженер, — на нас с минуты на минуту могут напасть… Надо поскорее ввезти телегу во двор. Затем заприте хорошенько ворота и возвращайтесь все сюда!

Спилетт и два его товарища быстро перешли двор и достигли ворот, за которыми, слышно было, Топ глухо рычал.

Инженер, оставив на минуту Айртона, тоже вышел из домика с ружьем в руках. Герберт был около него. Оба с беспокойством наблюдали вершину утеса, у подножия которого находился скотный двор. Если каторжники засели в ущелье этого утеса, то они могли легко перебить всех колонистов поодиночке.

В эту минуту из-за черного, густого леса показалась луна. Мягкий свет разлился кругом. Скотный двор осветился весь, со всеми своими группами деревьев, небольшим ручьем, протекавшим по лугу, и лужайками, поросшими высокой травой.

Скоро показалась черная движущаяся масса. То была повозка, въезжавшая в круг света, и Смит услышал, как захлопнулись ворота и загремели засовы.

Вдруг Топ оборвал привязывавшую его веревку, неистово залаял и кинулся в глубину скотного двора, направо от домика.

— Друзья, готовьтесь! — крикнул Смит.

Все схватили ружья и приготовились стрелять.

Топ не переставал лаять; к нему присоединился Юп, испуская резкий свист, что у него служило признаком тревоги.

Колонисты поспешили за обезьяной на берег ручья, осененного большими деревьями.

И что же они увидели при лунном свете?

Пять трупов лежали почти рядом.

То были трупы каторжников, высадившихся четыре месяца назад на остров Линкольна.

---

Часть 3.
Глава 12. Освободились
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 3. Глава 11

Часть 3. Глава 13 »