XIV. Собака Баскервилей

---

Один из недостатков Шерлока Холмса, если только можно назвать это недостатком, заключался в том, что он чрезвычайно неохотно сообщал свои планы другому лицу до момента их выполнения. Отчасти это происходило несомненно от его собственного властного характера, склонного господствовать и удивлять тех, кто его окружал. Отчасти же причиною тому была профессиональная осторожность, заставлявшая его никогда ничем не рисковать. Но как бы то ни было, в результате эта черта оказывалась очень тяжелою для тех, кто действовал в качестве его агентов и помощников. Я часто страдал от неё, но никогда она так не угнетала меня, как во время нашей продолжительной езды в темноте. Впереди нам предстояло великое испытание, мы были близки, наконец, к своему заключительному усилию, а между тем Холмс ничего не сказал, и я мог только предполагать, какой будет ход его действий. У меня каждый нерв дрожал от ожидания, когда, наконец, холодный ветер, задувший нам навстречу, и темное пустынное пространство доказали мне, что мы очутились на болоте. Каждый шагь лошадей, каждый оборот колеса приближал нас к нашему конечному приключению.

Нашему разговору препятствовало присутствие. кучера наемного экипажа, и мы были принуждены говорить о пустяках, когда наши нервы были натянуты от волнения и ожидания. Я почувствовал облегчение от такой неестественной сдержанности, когда мы миновали дом Франкланда, и я знал, что мы уже близко от голля и от арены действия. Мы не доехали до подъезда, а остановились у ворот аллеи. Мы расплатились с кучером и велели ему тотчас же ехать обратно в Тэмиль-Кумб, а сами пошли по направлению к Меррипит-гаузу.

— Вооружены ли вы, Лестрэд?

Маленький сыщик улыбнулся.

— Пока на мне брюки, в них есть верхний карман, а пока в них есть верхний карман, то кое-что в нем находится.

— Хорошо. Мой друг и я приготовлены ко всяким случайностям.

— Вы, видимо, близко знакомы с этим делом, мистер Холмс? В чем теперь будет заключаться игра?

— В ожидании.

— Честное слово, я нахожу это место не очень веселым, — сказал сыщик, с дрожью осматриваясь кругом на мрачные склоны холмов и громадное озеро тумана, спустившагося над Гримпенскою трясиною. Я вижу огоньки какого-то дома впереди нас.

— Это Меррипит-гауз, — конечный пункт нашего пути. Попрошу вас идти на цыпочках и говорить шопотом.

Мы осторожно двигались по дорожке по направлению к дому, но в двух стах, приблизительно, ярдах от него Холмс остановил нас.

— Эти камни направо могут служить прекраснейшими ширмами, — сказал он.

— Мы должны ожидать здесь?

— Да, здесь мы устроимся в засаде. Войдите в эту дыру, Лестрэд. Вы бывали в доме, Ватоон, не правда ли? Можете ли вы сообщить о расположении комнат? Что это за решетчатые окна с этого угла.

— Это, кажется, окна кухни.

— A то, там, что так ярко освещено?

— Это, конечно, столовая.

— Штора поднята. Вы лучше знакомы с местностью — подползите тихонько к окнам и посмотрите, что они там делают, но, ради самого неба, не выдайте им своего присутствия.

Я пошел на цыпочках по тропинке и остановился за низкою стеною, окружавшею жидкий фруктовый сад. Пробираясь под тенью этой стены, я дошел до места, с которого мог смотреть прямо в незавешенное окно.

В комнате находились только двое мужчин — сэр Генри и Стапльтон. Они сидели друг против друга за круглым столом и были обращены ко мне в профиль. Они оба курили сигары, и перед ними стояли кофе и вино. Стапльтон говорил с оживлением, баронет же был бледен и рассеян. Может быть, его угнетала мысль о предстоящем ему одиноком пути по зловещему болоту.

Пока я наблюдал за ними, Стапльтон встал и вышел из комнаты, а сэр Генри наполнил стакан вином и, прислонившись к спинке стула, покуривал сигару. Я услыхал скрип двери и хрустящий звук шагов по гранию. Шаги направлялись вдоль тропинки по ту сторону стены, под которой я стоял, скорчившись; заглянув поверх неё, я увидел, как натуралист остановился у двери какого-то сарая, стоявшего в углу плодового сада. Раздался звук повернутого в замке ключа, и когда Стапльтон вошел в сарай, то оттуда послышался какой-то странный шум борьбы. Он пробыл в сарае не более минуты, после чего снова раздался звук повернутого ключа, Стапльтон прошел мимо меня и вошел в дом. Я увидел, как он вернулся к своему гостю, и тогда потихоньку прополз обратно к своим товарищамь и рассказал им, что видел.

— Вы говорите, Ватсон, что дамы не было с ними? — спросил Холмс, когда я закончил свое донесение.

— Нет.

— Где она может быть, раз ни одна комната, кроме кухни, не освещена.

— Не могу себе представить.

Я сказал, что над Гримпенскою трясиною висел густой белый туман. Он медленно подвигался к нам и производил впечатление стены — низкой, но плотной и ясно определенной. Луна освещала его, и он имел ввд большого мерцающего ледяного поля, над которым возвышались вершины дальних пиков, как бы лежавшие на его поверхности.

— Он двигается к нам, Ватсон.

— A это важно?

— Очень важно, — единственное, что может расстроить мои планы. Но сэр Генри не должен теперь замедлить. Уже десять часов. Наш успех и даже его жизнь могугь зависеть от того, выйдет ли он из дому раньше, чем туман дойдет до тропинки.

Над нами ночь была светлая и прекрасная. Звезды ярко и холодно блестели, а полная луна освещала всю местность мягким, неопределенным светом. Перед нами стоял темный остов дома, его зазубренная крыша и трубы, резко очерченные на небе, усеянном звездами. Широкие полосы золотистого света из низких окон простирались через сад на болото. Одно из них вдруг потухло. Слуги вышли из кухни. Оставалось только окно столовой, в которой двое мужчин, — хозяин-убийца и ничего не подозревавший гость, — все продолжали болтать, покуривая свои сигары.

С каждою минутою белая плоскость, покрывавшая половину болота, придвигалась все ближе и ближе к дому. Уже первые тонкие клочки её завивались в золотистом квадрате освещенного окна. Дальняя часть стены сада уже стала невидимою, и деревья подымались из полосы белаго пара. Пока мы наблюдали за этим, туман уже окружил, точно гирляндами, оба угла дома и медленно свертывался в плотный вал, над которым верхний этаж дома и крыша плавали, как фантастический корабль. Холмс со страстною горячностью ударил кулаком об скалу и от нетерпения топнул ногою.

— Если он не выйдет через четверть часа, тропинка будет скрыта туманом. Через полчаса мы не в состоянии будем видеть свои руки.

— Не лучше ли нам передвинуться назад, на более высокую почву?

— Да, я думаю это будет хорошо.

Итак по мере того, как туманный вал двигался вперед, мы отступали от него назад, пока не очутились в полумиле от дома; между тем густое белое море, с посеребренною луною поверхностью, медленно и беспощадно наступало на нас.

— Мы идем слишком далеко, — сказал Холмс. Нам нельзя рисковать, чтобы сэра Генри догнали прежде, чем он успеет дойти до нас. Мы во что бы то ни стало должны удержат свою позицию на этом месте.

Холмс опустился на колени и приложил ухо к земле.

— Слава Богу, он, кажется, идет.

Тишину болота нарушили быстрые шаги. Схоронившись между камнями, мы пристально всматривались в туманную полосу впереди нас. Звук шагов становился слышнее, и из тумана, как сквозь занавес вышел человек, которого мы ожидали. Он с удивлением оглянулся, когда вышел в светлое пространство и увидел звездную ночь. Затем он быстро пошел по тропинке, прошел близко мимо нашей засады и стал подниматься по длинному склону позади нас. Он беспрестанно поворачивал голову и оглядывался, как человек, которому не по себе.

— Тс! — воскликнул Холмс, и я услыхал, как щелкнул взведенный курок. Смотрите! Она бежит сюда.

Из средины этого медленно подползавшего туманного вала раздавались редкие, беспрерывные хрустяшие удары. Туман расстилался в пятидесяти ярдах от нас, и мы все трое всматривались в него, не зная, какой ужас вынырнет оттуда. Я находился у самого локтя Холмса и взглянул на его лицо. Оно было бледное и торжествующее, а глаза ярко блестели при лунном освещении. Но вдруг они уставились вперед неподвижным, суровым взглядом, и рот его раскрылся от удивления. В тот же момент Лестрэд испустил вопль ужаса и броглся ничком на землю. Я вскочил на ноги, сжимая отяжелевшею рукою револьвер и парализованный ужаснейшею фигурою, выпрыгнувшей на нас из тумана. То была собака, громадная, черная, как уголь, собака, но такая, какую ни один смертный глаз никогда не видывал. Пасть её извергала пламя, глаза горели, как раскаленные угли, морда, загривок и грудь были обведены мерцающим пламенем. Никогда свнхнувшийся ум в самом беспорядочном бреде не мог бы представить себе ничего более дикого, более ужасного, более адского, чем эта темная фигура со звериною мордой, выскочившая на нас из стены тумана.

Длинными прыжками неслась громадная черная тварь по тропинке, следуя по пятам за нашим другом. Мы так были парализованы этим внезапным появлением, что не успели опомниться, как она проскакала мимо нас. Тогда Холмс и я разом выстрелили, и ужасный рев доказал нам, что один из нас по крайней мере попал в цель. Однако же, она продолжала нестись вперед. Мы видели, как далеко от нас на тропинке сэр Генри оглянулся: лицо его, освещенное луною, было бледно, руки в ужасе подняты, и он беспомощно смотрел на страшное существо, преследовавшее его.

Но крик боли, изданный собакою, рассеял все наши опасения. Если она была уязвима, то, значит, она была смертна, и если мы могли ее ранить, то могли и убить. Никогда я не видывал, чтобы человек мог так бежать, как Холмс бежал в эту ночь. Я считаюсь легким на бегу, но он опередил меня настолько же, насколько я опередил маленького сыщика. Пока мы бежали по тропинке, мы слышали повторенные крики сэра Генри и низкий вой собаки. Я видел, как животное вскочило на свою жертву, повалило его на землю и бросилось к его горлу; но в этот самый момент Холмс выпустил пять зарядов своего револьвера в бок свирепой твари. Издав последний предсмертный рев и злобно щелкая зубами на воздух, она повалилась на спину, неистово дергая всеми четырьмя лапами, а затем бессильно упала на бок. Задыхаясь, подбежал и я и приставил свой револьвер к страшной светящейся голове, но бесполезно уже было спускать курок. Исполинская собака была мертва.

Сэр Генри лежал без чувств. Мы разорвали его воротник, и Холмс прошептал благодарственную молитву, когда оказалось, что на шее нет никакой раны и что мы поспели вовремя. Веки нашего друга уже начали подергиваться, и он сделал слабую попытку шевельнуться. Лестрэд влил баронету в рот немного водки из своей фляжки, и тогда на нас уставилась пара испуганных глаз.

— Боже мой! — прошептал он. Что это такое было? Царь небесный! Что это такое было?

— Что бы оно ни было, оно теперь мертво, ответил Холмс. Мы на веки уложили ваше родовое привидение.

Тварь, распростертая перед нами, одними своими размерами и силою была страшна. Это была не чистокровная ищейка и не чистокровный мастиф, но казалась помесью этих двух пород, худая, дикая и величиною с маленькую львицу. Даже теперь, в покое смерти, из громадных челюстей точно капало голубоватое пламя, и маленькие, глубоко посаженные свирепые глаза были окружены огненным сиянием. Я опустил руку на сверкавшую морду, и когда отнял ее, то мои пальцы тоже засветились в темноте.

— Фосфор! — сказал я.

— Да, хитрый препарат фосфора, — подтвердил Холмс, нюхая мертвое животное. Он не имеет никакого запаха, который мог бы препятствовать чутью собаки. Мы очень виноваты перед вами, сэр Генри, тем, что подвергли вас такому испугу. Я ожидал встретить собаку, но не такую тварь, как эта. К тому же туман не дал нам времени принять ее.

— Вы спасли мне жизнь.

— Подвергнув ее сначала опасности. Чувствуете ли вы себя достаточно сильным, чтобы встать?

— Дайте мне еще глоток водки, и я буду готов на все. Так! Теперь не поможете ли вы мне встать? Что вы намерены делать?

— Оставить вас здесь. Вы не пригодны для дальнейших приключений в эту ночь. Если вы подождете, то кто-нибудь из нас вернется с вами в голль.

Сэр Генри пробовал двинуться, но он все еще был страшно бледен, и все члены его дрожали. Мы подвели его к скале, около которой он сел, весь дрожа и закрыв лицо руками.

— Теперь мы должны вас покинуть, — рказал Холмс. Нам следует довершить свое дело, и тут важна каждая минута. Мы установили факт преступления, остается схватить преступника.

— Тысяча шансов против одного застать его теперь дома, — продолжал Холмс, когда мы быстро шли обратно по тропинке. Выстрелы наверное дали понять ему, что игра его проиграна.

— Мы находились довольно далеко, и туман мог заглушить звук выстрелов.

— Можно быть уверенным, что он следовал за собакою, чтобы отозвать ее. Нет, нет, он наверное исчез! Но мы все-таки обыщем дом, чтобы вполне удостовериться.

Парадная дверь была отперта; мы бросились в дом и перебегали из комнаты в комнату, к удивлению встретившего нас в коридоре шатавшагося от старости слуги. Нигде не было освещения, кроме столовой, но Холмс снял лампу и не оставил ни одного угла в доме неизследованным. Нигде не было признаков человека, которого мы искали. Но в верхнем этаже дверь одной из спален была заперта на ключ.

— Тут есть кто-то!— Воскликнул Лестрэд. Я слышу движение. Откройте эту дверь.

Изнутри доходили до нас слабые стоны и шуршанье. Холмс ударил ступней в дверь как раз над замком, и она открылась настежь. С револьверами наготове мы все бросились в комнату.

Но в ней не было никаких признаков отчаянного и огьявленного негодяя, которого мы ожидали увидеть. Вместо этого нашим взорам представилось нечто столь странное и столь неожиданное, что мы несколькотсекунд смотрели с удивлением.

Комната имела вид маленького музея, и по стенам были расставлены целые ряды ящиков с стеклянными крышками, наполненных коллекциею бабочек и молей, собирание которой составляло развлечение этого сложного и опасного человека. На середине комнаты стояло вертикально бревно, подведенное тут когда-то для поддержки поеденных червями балок, на которых держалась крыша. К этому столбу была привязана фигура, настолько тесно обернутая и закутанная с головою простынями, что на первый взгляд нельзя было разобрать, мужчина это или женщина. Одно полотенце обхватывало голову и было прикреплено к столбу. Дрyroe покрывало нижнюю часть лица, и над ним два черных глаза, полных выражения горя, стыда и ужасного вопроса, пристально смотрели на нас. В одно мгновение разорвали мы все узы, и миссис Стапльтон свалилась на пол. Когда её красивая голова упала ей на грудь, я увидел вокругь её шеи отчетливый красный знак от удара плетью.

-Животное! — воскликнул Холмс. Лестрэд, давайте сюда свою фляжку! Посадите ее на стул! Она упала в обморок от жестокого обращения и слабости.

Она снова открыла глаза.

— Спасен ли он? — спросила она. Убежал ли он?

— Он не может убежать от нас, сударыня.

— Нет, нет, я говорю не о муже. Сэр Генри? Спасен ли он?

— Спасен. A собака?

— Убита.

Она издала глубокий вздох облегчения.

— Слава Богу! Слава Богу! О негодяй! Посмотрите, что он сделал со мною, — воскликнула она, засучивая рукава, и мы с ужасом увидели, что руки её были все в синяках. Но это ничего! ничего! Он истерзал и осквернил мою душу! Я все могла выносить: дурное обращение, одиночество, жизнь, полную разочарований, все, пока могла питать надежду, что он меня любит, но теперь я знаю, что была только его орудием и что он обманывал меня.

— Видимо, вы не относитесь к нему доброжелательно, — сказал Холмс. Так откройте нам, где его найти. Если вы когда-нибудь помогали ему делать зло, так теперь, ради искупления, помогите нам.

— Есть одно только место, куда он мог убежать, — ответила она. В самом центре тряенны существует на островке старый заброшенный оловянный рудник. Там держал он свою собаку и там же он приготовил себе убежище. Туда только и мог он скрыться.

Стена тумана упиралась в самое окно. Холмс поднес к нему лампу.

— Посмотрите, — сказал он. Никто не мог бы сегодня найти дорогу в Гримпенскую трясину.

Она рассмеялась и захлопала в ладоши. Глаза и зубы её разгорелись свирепою радостью.

— Он мог найти дорогу туда, но оттуда никогда. Как может он сегодня ночью увидеть вехи? Мы вместе с ним расставляли их, чтобы наметить тропинку через трясину. Ах, если бы я только могла сегодня вынуть их. Тогда он был бы в ваших руках.

Для нас было очевидно, что всякое преследование будет тщетно, пока не рассеется туман. Мы оставили Лестрэда охранять дом, а сами отправились с баронетом в Баскервиль-голль. Нельзя было уже больше скрывать от него историю Стапльтонов, но он мужественно вынес удар, когда узнал истину о женщине, которую любил. Однако же, приключения этой ночи потрясли его нервы, и к утру он лежал в бреду, во власти жестокой горячки, и доктор Мортимер сидел около него. Им суждено было сделать вместе путешествие вокругь света прежде, чем сэр Генри стал снова тем здоровым, бодрым человеком, какдм он был, пока не сделался хозяином злосчастного поместья.

A теперь я быстро заканчиваю этот оригинальный рассказ, в котором я старался, чтобы читатель делил с нами страхи и смутные догадки, которые так долго омрачали наши жизни и окончились так трагически. К утру туман рассеялся, и миссис Стапльтон проводила нас до того места, с которого начиналась тропинка через трясину. Когда мы увидели, с какою горячностью и радостью эта женщина направляла нас по следам своего мужа, мы поняли, как ужасна была её жизнь. Мы оставили ее на узком полуострове твердого торфа, который вдавался в трясину. От его оконечности маленькие прутья, кое-где воткнутые, указывали, где тропинка, извиваясь, проходила от одной группы тростников к другой, между покрытыми зеленою плесенью пропастями трясины, непроходимой для незнающего человека. От гниющего тростника и тины шел запах разложения, и тяжелый, полный миазмов пар ударял нам в лицо, между тем как от неверного шага мы не раз погружались по колено в черную дрожавшую трясину, которая мягкими волнами расходилась на ярды вокруг наших ног. Когда мы шли, она, как клещами, схватывала нас за пятки; когда же мы погружались в нее, то казалось, что вражеская рука силою тащит нас в эту зловещую глубину. Один только раз увидели мы, что кто-то прошел по этому опасному пути до нас. Среди клочка болотной травы виднелся какой-то темный предмет. Холмс, сойдя с тропинки, чтобы схватить его, погрузился по талию и, если бы тут не было нас, чтобы вытащить его, он никогда уже больше не ступил бы на твердую землю. Он держал в руке старый черный сапог. Внутри его было напечатано на коже «Мейерс, Торонто».

— Эта находка стоит грязевой ванны, — сказал Холмс. Это пропавший сапог нашего друга сэра Генри.

— Который Стапльтон бросил здесь, спасаясь от нас.

— Именно. Сапог остался у него в руках после того, как он воспользовался им для того, чтобы пустить собаку по следам сэра Генри. Он бежал, когда увидел, что игра его проиграна, и в этом месте швырнул сапог. Мы знаем, по крайней мере, что до этого места он благополучно добежал.

Но больше этого нам никогда не суждено было узнать, хотя о многом мы могли догадываться. Не было никакой возможности увидеть следы ног на трясине, потому что подымающаеся тина моментально заливала их; когда же мы достигли твердой земли и стали жадно розыскивать эти следы, то не нашли ни малейшего признака их. Если земля не обманывала, то Стапльтону так и не удалось достигнуть своего убежщиа на островке, к которому он стремился сквозь туман в эту последнюю ночь.

Этот холодный и жестокий человек похоронен в центре Гримпенской трясины, в глубине зловонного ила громадного болота.

Много его следов нашли мы на островке, на котором он прятал своего дикого союзника. Громадное двигательное колесо и шахта, на половину наполненная щебнем, указывали, что тут когда-то была копь. Около неё были разбросаны развалины хижин рудокопов, которых, вероятно, выгнали отсюда зловонные испарения окружающего болота. В одной из них скоба и цепь, с множеством обглоданных костей, указывали место, где помещалась собака. На полу лежал скелет с приставшим к нему пучком коричневой шерсти.

— Собака! — сказал Холмс. Боги мои, да это кудрявый спаньель! Бедный Мортимер никогда больше не увидит своего любимца. Ну, а теперь я думаю, это место не заключает в себе больше таких тайн, в которые мы бы уже не проникли. Стапльтон мог спрятать свою собаку, но не мог заглушить её голоса, и вот откуда шли эти крики, которые даже и днем неприятно было слышать. В случае крайности он мог бы держать собаку в сарае, в Меррипите, но это было рискованно, и только в последний день, когда он думал, что конец всем его трудам, он рискнул это сделать. Тесто в этой жестянке, без сомнения, та светящаеся смесь, которою он мазал животное. Его, конечно, навела на эту мысль фамильная легенда об адской собаке и желание напугать до смерти старика сэра Чарльза. Неудивительно, что несчастный каторжник бежал и кричал (так же, как и наш друг, и как поступили бы и мы сами), когда он увидел, что такая тварь скачет во мраке болота по его следам. Это была хитрая выдумка, потому что какой крестьянин осмелился бы поближе познакомиться с такою тварью, увидев ее мельком на болоте, а мы знаем, что многие ее видели. Я говорил в Лондоне, Ватсон, и повторяю теперь, что никогда не вриходилось нам преследовать человека более опасного, чем тот, который лежит теперь там.

Сказав это, Холмс простер руку по направлению к громадному пространству трясины, испещренной зелеными пятнами и сливающейся на горизонте с болотом.

---

Глава 14. Собака Баскервилей
«Собака Баскервилей» Артур Конан Дойл

« Глава 13

Глава 15 »