Глава II

---

На другой день ровно в три часа я был уже в Бэкеровской улице, но Холмс еще не возвращался. Хозяйка сообщила мне, что он ушел утром до восьми. Я уселся подле камина с твердым намерением дождаться его во что бы то ни стало. Я сильно заинтересовался настоящим делом, и хотя оно и не имело ужасного и необыкновенного характера тех двух преступлений, которые уже раньше описаны, но характер самого происшествие и высокое положение клиента придавали ему совсем особый отпечаток. Кроме того, я предвкушал удовольствие снова увидеть ясную, блестящую логику моего друга и мастерские приемы, с которыми он схватывал суть дела. Я так привык к постоянным успехам его, что возможность неудачи мне даже не приходила в голову.

Около четырех часов дверь отворилась, и в комнату вошел пьяный конюх с всклокоченными волосами и бакенбардами.

Красное лицо и поношенное платье производили впечатление человека, впавшего в бедность и спившегося. Несмотря на то, что я хорошо знал ловкость Холмса по части переодевания, все-таки прошло некоторое время, пока я убедился, что вижу его пред собой.

Он слегка кивнул мне головой и скрылся в спальню, откуда вернулся через пять минут в изящном безукоризненном, как всегда, костюме. Заложив руки в карманы, он удобно устроился в кресле перед камином и начал самым искренним образом хохотать.

— Вот так штука, — вскричал он и снова принялся хохотать до тех пор, пока в полном изнеможении откинулся на спинку кресла.

— Что случилось?

— Курьезная история! Ты наверное не угадаешь, чем я был сегодня занят и чем закончил свою экскурсию.

— Не имею понятия. Вероятно, знакомился с домом и привычками Ирены Адлер?

— Совершенно верно, и имел при этом всевозможные приключения. Сегодня утром я ушел из дома в виде конюха без службы. Знаешь ли, среди этих людей существует удивительное единодушие, настоящее франкмасонство. Если ты член их компании, то можешь узнать все, что только захочешь. Я вскоре отыскал квартиру Ирены. Это двухэтажная вилла красивая как бонбоньерка; сзади тянется отличный сад, фасад же здания выходит прямо на улицу. С правой стороны находится обширная, хорошо обставленная, комната для жилья с большими доходящими почти до пола окнами с теми глупыми английскими запорами, которые может открыть всякий ребенок. Кроме этого, я не нашел ничего особенного, разве только, что с крыши кучерского дома можно попасть в окно прихожей. Я прошелся вдоль улицы и нашел, что мои предположения оправдались; в проулке, идущем вдоль одной из стен сада, находились конюшни. Я помог конюхам почистить лошадей и получил за это стаканчик пива и целый ворох сведений об Ирене Адлер. Правда, мне пришлось выслушать биографию по крайней мере еще двенадцати господ, живущих по соседству и ни капельки меня не интересовавших.

— Ну с, а что же Ирена? — спросил я.

— О, она вскружила головы всем мужчинам целого квартала. Во всех конюшнях Серпентин-Авеню господствует мнение, что она самое очаровательное существо на земном шаре. Она ведет очень замкнутый образ жизни, изредка выступает в концертах, ежедневно выезжает в пять часов и возвращается к обеду в семь. Все остальное время она всегда дома. Ее часто посещает только один господин, красивый брюнет, который бывает у нее ежедневно, а иногда даже два раза в день. Этот господин некий Гофруа Нортон из Иннер-Тампля. Вот видишь, что значит войти в доверие к кучерам. Они много раз отвозили его домой и имели о нем подробные сведения. Когда их красноречие иссякло, я медленно вышел на улицу, остановился по близости и начертил план атаки.

Этот Нортон является, очевидно, не маловажным фактором в нашем деле. Он адвокат — это неприятное обстоятельство. Какие отношение могли существовать между ними и на каком основании он так часто навещал госпожу Адлер? Кто она ему? Клиентка, друг или возлюбленная? В первых двух случаях она, вероятно, дала ему фотографию на хранение, но в последнем этого можно было не опасаться. От решения этого вопроса зависело, продолжать ли мне свои наблюдения в вилле или перенести театр действий в квартиру адвоката. Пункт весьма щекотливый и осложняющий все дело. Боюсь, что надоедаю тебе такими подробностями, но для дальнейшего понимания положения вещей они безусловно необходимы.

— Я внимательно слежу за твоими словами, — ответил я.

— В то время как я раздумывал, на что решиться, к Бриони-Лодж приблизился кабриолет, остановившийся пред виллой. Из него выскочил очень красивый господин с орлиным носом и изящной бородкой, по-видимому, тот самый, которого мне описали. Он, казалось, очень торопился, приказал кучеру подождать, промчался мимо прислуги, отворившей двери, с видом человека, чувствующего себя здесь как дома.

Он пробыл там около получаса, я видел его время от времени через окно комнаты, по которой он ходил взад и вперед, с волнением о чем то говоря и сильно жестикулируя руками. Ее я не видел. Вдруг он вышел, еще больше прежнего взволнованный. Прежде чем сесть в кабриолет, он посмотрел на часы:

— Поезжай, что есть духу! Сначала к Гроссу и Хенкей, в Регент-стрит, а затем в церковь Св. Моники в Эджуэр-Рид. Пол-гинеи, если довезешь в двадцать минут.

Кабриолет помчался, а я стал раздумывать, не последовать ли мне за ним, как вдруг заметил маленькое изящное ландо, приближающееся к дому.

Кучер только что остановился, не успев даже застегнуть своего кафтана, как из дома выскочила дама и быстро сама открыла дверцы ландо.

— В церковь Св. Моники, Джон! — крикнула она. — Пол-соверена, если поспеешь туда в двадцать минут.

— Я видел ее мельком, но этого было достаточно, чтобы убедиться, что ради нее мужчина способен натворить глупостей... Случай был слишком хорош, Ватсон. К счастью, я нашел вблизи извозчика, который вывел меня из затруднения. Кучер с недоверием посмотрел на такого невзрачного седока, но, прежде чем он успел выразить свой протест, я сидел уже в карете. — Пол-соверена, если довезешь меня в двадцать минут до церкви Св. Моники! Было без двадцати пяти минут двенадцать и мне было совершенно ясно, что должно произойти.

Мы ехали очень быстро, но все-таки они поспели раньше. Когда мы прибыли, кабриолет и ландо с обмыленными лошадьми стояли уже у церкви. Я расплатился с извозчиком и быстро вошел. Кроме двух прибывших и пастора, в церкви не было ни души. У последнего был очень смущенный вид. Все трое стояли подле алтаря и пастор оживленно объяснял им что-то. Я прошел к боковому приделу с видом праздно-шатающегося, случайно попавшего в церковь. Как вдруг, к моему великому удивлению, все трое обратили на меня внимание, а Гофруа Нортон быстро направился ко мне.

— Слава Богу! — воскликнул он. — Вы можете оказать нам большую услугу. Идемте скорее, идемте же!

— Зачем? — спросил я.

— Идите, идите, пожалуйста! Еще три минуты и все пропало.

Он почти насильно потащил меня к алтарю, и прежде чем я успел сообразить, в чем дело, я уже давал ответы, которые мне шептали на ухо и которые удостоверяли то, чего я никогда не знал. Словом, я был официальным свидетелем бракосочетания девицы Ирены Адлер и господина Гофруа Нортона.

В одну минуту все было кончено; с одной стороны меня благодарил новобрачный, с другой молодая, впереди же выражал свою признательность сам пастор. Уверяю тебя, что никогда в жизни я не был в талом нелепом положении, и воспоминание о нем вызвало у меня теперь неудержимый смех. По-видимому, не были соблюдены все предварительные формальности, и поэтому священник ни за что не соглашался венчать без свидетеля. Если бы я не подвернулся случайно под руку, жениху пришлось бы искать кого-нибудь на улице. Невеста подарила мне соверен, который я привешу на память в виде брелока.

— Да, это совершенно неожиданный оборот дела, — сказал я. — Что же дальше?

— Этот случай серьезно угрожал моим планам. Дело имело вид, будто парочка собирается тотчас же уехать, и поэтому нужно было принять быстрые и энергичные меры. Однако, они расстались на паперти: он уехал в Тампль, а она к себе домой.

— В пять часов я поеду, как всегда, в парк, — сказала она ему на прощанье. Дальше я не расслышал. Они разъехались по разным направлениям, а я отправился, чтобы заняться своими собственными делами.

— Какими?

— Холодным ростбифом и стаканом пива, — ответил он, дергая сонетку.

— Я до сих пор не имел времени подумать о пище, а вечером буду вероятно еще больше занят. Во всяком случае, я надеюсь, доктор, на твою поддержку.

— С удовольствием.

— Ты ведь не боишься немного нарушить закон?

— Ни капельки.

— Далее если, на худой конец, тебя засадят в кутузку?

— Если за что-нибудь интересное, то готов.

— Штука отличная!

— Тогда я к твоим услугам.

— Я был уверен, что могу на тебя надеяться.

— Что же ты собираешься сделать?

— Когда госпожа Турнер принесет нам завтрак, я все расскажу тебе. Извини, — сказал он энергично принимаясь за еду, принесенную хозяйкой, — я буду говорить во время завтрака, у меня остается очень мало времени.

Через два часа мы должны находиться на театре военных действий, ибо госпожа Ирена возвращается с прогулки в семь часов. Если мы хотим ее встретить, то должны отправиться в Бриони-Лодж.

— А затем?

— Остальное предоставь мне. Я уже принял надлежащие меры. Я предупреждаю тебя только об одном: что бы на случилось, ты совершенно не должен вмешиваться. Понял?

— Значит, я должен соблюдать нейтралитет?

— Безусловный. Вероятно, произойдут кое-какие не-приятные столкновения, но ты не беспокойся. Когда меня, что самое главное, внесут в дом, скандал прекратится. Через четыре или пять минут в гостиной отворят окно. Ты должен находиться вблизи этого окна.

— Понимаю.

— Ты будешь видеть меня из окна и не должен спускать с меня глаз.

— Хорошо.

— Как только я подниму руку, ты бросишь в комнату одну вещь, которую я тебе дам, и начнешь в ту же минуту кричать: «Пожар!». Ты все это заметил себе?

— Как нельзя лучше.

— Здесь нет ничего опасного, — сказал он, вынимая из кармана продолговатый сверток, напоминающий сигару.

— Это обыкновенная дымная ракета, снабженная с обоих концов пистонами, которые воспламеняются при падении. Этим ограничиваются твои обязанности. Твой крик о пожаре быстро соберет толпу народа. Ты не обращай на нее внимания и спокойно отправляйся на другую сторону улицы. Приблизительно через десять минут я подойду к тебе. Надеюсь, что я все ясно объяснил?

— Я должен равнодушно отнестись ко всему, про-исходящему вокруг меня, приблизиться к окну, наблюдать за тобой, бросить по твоему знаку эту ракету, затем крикнуть «пожар!» и ждать тебя на углу?

— Совершенно верно.

— Можешь вполне положиться на меня.

— Отлично! Однако уже пора приготовиться к своей роли.

Он ушел в спальню и через несколько минут вернулся оттуда превратившись в добродушного бесхитростного пастора-методиста. Черная шляпа с широкими полями, широкие панталоны, белый парик, кроткая улыбка и особое всегда сопровождающее ее выражение лица, вместе с приятным, несколько любопытным взглядом, — все было представлено как нельзя лучше. Выражение лица, манеры, все его существо менялись для каждой новой роли.

В три четверти седьмого мы были в Серпентин-Авеню. Наступали сумерки, и только что зажгли фонари; мы прошлись взад и вперед перед виллой, в ожидании хозяйки. Дом оказался точно таким, каким я представлял себе его по краткому описанию Холмса, но окружающая местность была менее уединенной, чем я ожидал. Маленький переулок по соседству был даже очень оживлен. На одном углу стояла группа веселых оборванцев, куривших трубки; подле них остановился точильщик со своим колесом, за ними два солдата заигрывали с какой то горничной, а несколько прилично одетых молодых людей разгуливали взад и вперед с сигарами во рту.

— Видишь ли, — заметил Холмс, — эта свадьба значительно упрощает дело. Фотография является теперь обоюдоострым оружием. Я не думаю, чтобы ей было очень интересно показать карточку Нортону, так же как нашему клиенту не хотелось бы, чтобы она попала в руки его принцессы. Спрашивается только, где ее найти?

— Действительно... где?

— Вряд ли она держит ее при себе. Кабинетная карточка слишком велика, чтобы ее можно было спрятать в дамском платье. Значит, по-видимому, она не носит ее с собой.

— Где же она может быть спрятана?

— Быть может у ее банкира или адвоката. Но и то и другое сомнительно. Зачем ей передавать другому лицу? На себя саму она могла положиться; но она не была уверена, сможет ли даже деловой человек не поддаться политическому или иному влиянию. Прими, кроме того, во внимание, что она решилась пустить карточку на днях в дело и поэтому должна иметь ее всегда под рукой. Следовательно, фотография может находиться только в ее собственной квартире.

— Но там уже два раза шарили.

— Пустяки! Они не знали, где искать.

— Как же ты будешь искать?

— Я совсем не буду искать.

— А что же?

— Она сама мне укажет.

— Она не захочет.

— Я не дам ей возможности отказаться. Слышишь! Вот приближается карета! Итак, исполни точно мою инструкцию!

Показался свет каретных фонарей, и маленькое, элегантное ландо подъехало к вилле. Не успело оно остановиться, как один из толпы бросился вперед, чтобы открыть дверцы и получить на водку, но другому тоже захотелось что-нибудь заработать и он подбежал к карете, оттолкнув первого. Завязалась ужасная ссора, в которую вмешались оба солдата, защищая одну сторону, а к противной партии присоединился точильщик. Началась отчаянная драка, и вышедшая из ландо дама в один момент очутилась в центре возбужденных и споривших людей, которые орали и бросались друг на друга с палками и кулаками. Холмс бросился в середину свалки, чтобы защитить даму, но он не успел еще добраться до нее, как вдруг вскрикнул и упал обливаясь кровью.

Увидя это, толпа разбежалась и только несколько более приличных молодых людей, бывших свидетелями этой сцены, поспешили на помощь к даме и раненому. Ирена Адлер неспешно взбежала на крыльцо, но остановилась на пороге и обернулась к улице. Ее чудная фигура ясно выделялась из освещенной прихожей.

— Что с бедным старичком? Он тяжело ранен? — спросила она.

— Он умер! — крикнуло несколько голосов.

— Нет, нет, он еще жив! — перебил кто-то, — но его не довезут живым до больницы.

— Вот порядочный человек! — сказала какая то женщина: — если бы он не вмешался, они наверное сорвали бы с дамы часы с цепочкой. Это была шайка негодяев. Ах, он еще шевелится!

— Его нельзя оставлять на улице. Разрешите, мисс, внести его к вам?

— Разумеется! Несите его в гостиную! Там очень удобный диван. Сюда, пожалуйста!

Медленно и торжественно внесли Холмса в виллу и положили в лучшей комнате; из окна я наблюдал всю эту сцену. Шторы еще не были спущены, и я видел Холмса, лежащего на диване.

— Неужели, играя такую злую шутку, он не чувствует в данную минуту угрызений совести? — промелькнуло у меня в голове. Мне лично стало за себя очень стыдно столь жестоко обманывать эту прелестную женщину, с такой чудной грацией и заботливостью ухаживающую за раненым. Но все-таки я не мог отступать и потому старался не анализировать своего поведения и вынул из кармана ракету. Я успокаивал себя тем, что мы не при-чиним ей никакого вреда, а наоборот, хотим помешать ей повредить другому. Холмс приподнялся и сделал движение, как будто ему душно.

Горничная поспешила к окну и открыла его. В эту минуту я увидел приподнятую руку Холмса, бросил в комнату ракету и крикнул изо всей мочи «пожар!» На мой крик моментально собралась толпа народа и все начали кричать «пожар, пожар!»

Комната наполнилась густым облаком дыма, вылетавшего из окна. Я видел неясные тени мечущихся взад и вперед людей и вскоре услышал голос Холмса, который уверял кого-то, что это фальшивая тревога. Я протиснулся через волнующуюся толпу, добрался до угла улицы и прождал не более десяти минут, как Холмс взял меня под руку, и мы с облегченным и удовлетворенным чувством отправились домой. Несколько минут он шел быстро и молчал, пока мы не свернули на Эджуэр-рид.

— Ты очень ловко исполнил свою задачу, доктор, — заметил он. — Лучше и желать нельзя. Теперь все в порядке.

— Ты достал фотографию?

— Нет, но я знаю, где она.

— Как же ты это узнал?

— Она мне сама показала, как я тебе и говорил.

— Ничего не понимаю.

— Я не намерен делать из этого тайны, — сказал он смеясь. — Это очень просто. Ты, конечно, догадался, что все люди на улице были в заговоре. Все они были наняты мною.

— Это я сообразил.

— И вот, когда поднялся скандал, у меня в руке было немного жидкой красной краски. Упав на землю, я вы-мазал ею лицо, которое приняло ужасный вид. Это ведь старый фокус!

— И это я понял.

— Меня внесли в дом. Она не могла помешать этому... Я очнулся как раз в той комнате, которую себе наметил. Гостиная примыкает к ее спальне, так что от меня не могло ничего укрыться. Они положили меня на диван, я тяжело дышал, служанка открыла окно, затем наступила твоя очередь.

— Что это могло тебе помочь?

— О, очень много! Когда женщина думает, что дом ее горит, она инстинктивно бросается к тому, что ей наиболее дорого. Это вполне естественно, и я неоднократно извлекал из подобных поступков пользу. Замужняя женщина и мать бросается к своему ребенку, незамужняя хватает ящик с драгоценностями. Я был убежден в том, что для Ирены самая ценная вещь именно та фотография, о которой мы хлопочем. Она готова пожертвовать всем, лишь бы спасти ее. Тревога пожара была отлично разыграна. Дым и крики потрясли бы и железные нервы. Она тотчас же выдала себя. Фотография находится в нише под выдвижной дощечкой, как раз над сонеткой. Ирена моментально бросилась туда и я быстрым взглядом успел заметить, что она действительно схватила фотографическую карточку. Когда я крикнул, что все это фальшивая тревога, она быстро положила ее на прежнее место, взглянула на ракету и выбежала из комнаты. Больше я ее не видел. Я встал и собрался, извинившись, удалиться. Мне пришло в голову, не захватить ли с собой, пользуясь суматохой, фотографию, но в эту минуту вошел кучер, который не спускал с меня глаз, пока я не ушел. Я решил, что более благоразумно подождать, так как излишняя поспешность могла испортить все дело.

— А теперь? — спросил я.

— Почти все уже сделано.

— Завтра утром мы с королем отправимся к ней с визитом. Если хочешь, идем с нами. Нас попросят подождать в гостиной, но вряд ли хозяйка найдет нас и фотографию, когда выйдет к гостям. Быть может, его величество почувствует себя особенно удовлетворенным, достав карточку собственными руками.

— Когда мы отправимся?

— В восемь часов утра. В это время хозяйка еще будет неодета и мы будем иметь полную свободу действий. Нам необходимо, конечно, спешить, ибо нельзя знать, какие перемены в ее жизни и привычках вызовет эта свадьба. Я сейчас же извещу короля.

Во время этого разговора мы незаметно дошли до Бэкеровской улицы и остановились у входа. Холмс искал в кармане ключ, как вдруг какой-то прохожий приветствовал его: «спокойной ночи, господин Холмс!» Улица была в это время довольно многолюдна, но мы все-таки заметили, что приветствие послал молодой человек в длинном пальто в складках. Не успели мы оглянуться, как он уже исчез в толпе.

— Этот голос я уже где-то слышал, — сказал Холмс, всматриваясь в тускло освещенную улицу. — Кто бы это, черт возьми, мог быть?

---

Глава 2
«Скандал в Богемии» Артур Конан Дойл

« Глава 1

Глава 3 »