Искать произведения  search1.png
авторов | цитаты | отрывки

Переводы русской литературы
Translations of Russian literature


XLII


— Смотри, а вон — островок, развалины, залив… Какая бездонная, зеленая вода в заливе. Смотри — над заливом какие-то птицы летят, не то крылатые люди…

Положив локти на мраморный подоконник, Даша глядела в окно. За темными лесами, в конце Каменноостровского, полнеба было охвачено закатом. В небе были сотворены чудеса. Сбоку Даши сидел Иван Ильич и глядел на нее, не шевелясь, хотя мог шевелиться сколько угодно, — Даша все равно бы никуда теперь не исчезла из этой комнаты с синими занавесками и с багровым отсветом зари на белой стене, над вышитыми подушками дивана.

— Господи, как грустно, как хорошо, — сказала Даша, — как хорошо, что я с тобой… Точно мы плывем на воздушном корабле…

Иван Ильич кивнул головой. Даша сняла руки с подоконника и откинулась в кресле, одернула юбку.

— Мне ужасно хочется музыки, — сказала она, — сколько времени я не играла, с тех пор как началась война… Подумай, все — еще война… А мы…

Иван Ильич пошевелился. Даша сейчас же продолжала:

— Когда кончится война — мы с тобой серьезно займемся музыкой… И еще, Иван, мне бы хотелось пожить у моря… Помнишь, как мы лежали с тобой и море находило на песок. Помнишь — какое было море — выцветшее, голубое… Мне представляется, Иван, что я любила тебя всю жизнь. — Иван Ильич опять пошевелился, хотел что-то сказать, но Даша спохватилась, — а чайник-то кипит! — и побежала из комнаты, но в дверях остановилась, обернулась… Он видел в сумерках только ее лицо, руку, взявшуюся за занавес и ногу в сером чулке. Даша скрылась. У Ивана Ильича опять перехватило дыхание. Он закинул руки за голову и закрыл глаза.

Даша и Телегин приехали сегодня в два часа дня. Всю ночь им пришлось сидеть в коридоре переполненного вагона на чемоданах. По приезде Даша сейчас же начала раскладывать вещи, заглядывать во все углы, вытирать пыль, восхищалась квартирой и решила столовую сделать там, где гостиная, гостиную — там, где спальня Ивана Ильича, спальню Ивана Ильича — там, где столовая, в свою комнату решила часть мебели взять из гостиной, а в гостиную — от Ивана Ильича. Все это нужно было сделать немедленно. Снизу был позван швейцар, который вместе с Иваном Ильичом возил из комнаты в комнату шкафы и диваны. Когда перестановка была кончена и швейцар ушел, оставив после себя запах постного пирога, Даша сказала Ивану Ильичу открыть повсюду форточки, а сама пошла мыться. Она очень долго плескалась, что-то делала с лицом, с волосами и не позволяла входить то в одну, то в другую комнату, хотя главная задача Ивана Ильича за весь этот день была — поминутно встречать Дашу и глядеть на нее.

В сумерки Даша, наконец, угомонилась. Иван Ильич, вымытый и побритый, пришел в гостиную и сел около Даши. В первый раз после того, как у Николы на Курьих Ножках Даша и Телегин стали мужем и женой, они были одни, в тишине. Словно опасаясь этой тишины, Даша старалась не молчать. Как она потом призналась Ивану Ильичу, ей вдруг стало страшно, что он скажет ей «особым» голосом: «Ну что же, Даша?..» Иван Ильич был опечален, заметив, что Даша — настороже.

Она ушла посмотреть чайник. Иван Ильич сидел с закрытыми глазами. Всей своей кожей он испытывал присутствие Даши и очарование этого присутствия. На что бы мысленно он не взглядывал, эта вещь, как маловажная, исчезала, и он с новой остротой чувствовал, что в его доме поселилось существо с нежным голосом, с милым лицом, смущенное, легкое, в ловком синем платье… его жена… Иван Ильич раскрывал глаза и прислушивался, как постукивают на кухне Дашины каблучки. Вдруг там что-то зазвенело — разбилось, и Дашин жалобный голос проговорил: «Чашка!» И сейчас же горячая радость залила Ивана Ильича: «Завтра, когда проснусь, будет не обыкновенное утро, а будет — Даша». Он быстро поднялся, чтобы пойти к Даше и сказать ей об этом, но она появилась в дверях:

— Разбила чашку… Иван, неужели ты хочешь чаю?..

— Нет…

Она подошла к Ивану Ильичу и, так как в комнате было совсем темно, — положила руку ему на плечи.

— О чем ты без меня думал? — спросила она тихо.

— О тебе.

— Я знаю, что обо мне… А что обо мне думал?

Дашино приподнятое лицо в сумерках казалось нахмуренным, на самом деле оно улыбалось. Ее грудь дышала ровно, поднимаясь и опускаясь. Ивану Ильичу было трудно собраться с мыслями, он честно наморщил лоб.

— Думал о том, что как-то плохо у меня связано, — ты, и что ты — моя жена, — сказал он, — потом я это вдруг понял и пошел тебе сказать, а сейчас опять не помню.

— А у меня это связано, — сказала Даша.

— Чем?

— Нежностью к тебе. Точно я шла, шла и вот так вот прижалась. И еще — доверчивостью. Почему у тебя это не связано? Разве ты думаешь, что я могу о чем-нибудь думать таком, чего ты не знаешь?

— Ах, вот что, — Иван Ильич радостно, коротко засмеялся, — как это просто… Ведь я, действительно, не знаю — о чем ты думаешь.

— Ай, ай, — сказала Даша и пошла к окну, — садись, а я сбоку, — Иван Ильич сел в кресло, Даша присела сбоку, на подлокотник, — Иван, милый, я ни о чем скрытном не думаю, — поэтому мне так легко с тобой.

— Я здесь сидел, когда ты была на кухне, — сказан Иван Ильич, — и думал — «в доме поселилось удивительное существо»… Это плохо?

— Да, — ответила Даша задумчиво, — это очень плохо.

— Ты любишь меня, Даша?

— О, — она снизу вверх кивнула головой, — люблю до самой березки.

— До какой березки?

— Разве не знаешь: — у каждого в конце жизни — холмик, и над ним плакучая березка.

Иван Ильич взял Дашу за плечи. Она с нежностью дала себя прижать. Так же, как давным-давно на берегу моря, поцелуй их был долог, им не хватило дыхания. Даша сказала: «Ах, Иван», — и обхватила его за шею. Она слышала, как тяжело стучит его сердце, ей стало жалко его. Она вздохнула, поднялась с кресла и сказала кротко и просто:

— Идем, Иван.

На пятый день по приезде Даша получила от сестры письмо, Катя писала о смерти Николая Ивановича: «…Я пережила время уныния и отчаяния. Я с ясностью почувствовала, наконец, что я во веки веков — одна. О, как это страшно!.. Все законы божеские и человеческие нарушены, когда человек — один. От отчаяния и тоски моя душа начала тлеть, как на огне. Я хотела избавиться от этой муки, — невидимая, ледяная рука толкала меня сделать это. Меня спасло чудо: взгляд человека… Ах, Даша, Даша, мы живем долгие годы, чтобы на одно мгновение, быть может, заглянуть в глаза человеку, в эту божественную бездну любви… Мы, неживые призраки, пьем эту живую воду, — раскрываются слепые глаза, мы видим свет Божий, мы слышим голоса жизни. Любовь, любовь… Будь благословен человек, научивший меня этому».

Известие о смерти зятя, Катино письмо, написанное как в исступлении, потрясло Дашу. Она немедленно собралась ехать в Москву, но на другой день получилось второе письмо от Кати, — она писала, что укладывается и выезжает в Петроград, просит приискать ей недорогую комнату. В письме была приписка: «К вам зайдет Вадим Петрович Рощин. Он расскажет вам обо мне все подробно. Он мне, как брат, как отец, как друг жизни моей».

* * *

Даша и Телегин шли по аллее. Было воскресенье, апрельский день. Над прозрачно-зелеными сводами листвы в прохладе еще по-весеннему синего неба летели слабые обрывки разорванного ветром, тающего от солнца, слоистого облака. Солнечный свет, точно сквозь воду, проникал в аллею, ползал пузырчатыми тенями по песку, скользил по белому платью Даши, по зеленой военной рубашке Телегина. Навстречу двигались мшистые стволы лип, красновато-сухие мачты сосен, — шумели их вершины, шелестели листья. Даша слушала, как кричит неподалеку иволга, — посвистывает водяным голосом. Даша поглядывала на Ивана Ильича, — он снял фуражку и опустил брови, улыбаясь. У нее было чувство покоя и наполненности — прелестью дня, радостью того, что так хорошо дышать, так легко идти и что так покорна душа этому дню и этому идущему рядом человеку.

— Иван, — сказала Даша и усмехнулась. Он спросил с улыбкой:

— Что, Даша?

— Нет… подумала.

— О чем?

— Нет, потом.

— Я знаю, о чем.

Даша быстро обернулась:

— Честное слово, ты не знаешь…

Они дошли до большой сосны. Иван Ильич отколупнул чешую коры, покрытую мягкими каплями смолы, разломал в пальцах и ласково из-под бровей смотрел на Дашу.

— Мне кажется, — сказал он, — есть только одно благословение на свете… Правда?

У Даши задрожала рука.

— Ты понимаешь, — сказала она шепотом, — я чувствую, как я вся должна перелиться в какую-то еще большую радость… Так я люблю… Так я вся полна…

Иван Ильич молча покивал головой. Они вышли на поляну, покрытую цыплячье-зеленой травкой и желтыми, треплющимися от ветра лютиками. Ветер, гнавший в небе остатки разорванного облака, подхватил Дашино платье. Она на ходу озабоченно несколько раз нагибалась, чтобы одергивать юбку, и повторяла:

— Господи, господи, что за ветер!

В конце поляны тянулась высокая дворцовая решетка, с потускневшими от времени, золочеными копьями. Даше в туфельку попал камушек. Иван Ильич присел, снял туфлю с Дашиной теплой ноги в белом чулке и поцеловал ее пониже подъема, около пальцев. Согнув ногу в колене, Даша надела туфлю, потопала ногой и сказала:

— Хочу, чтобы от тебя был ребенок, вот что…

Она выговорила, наконец, то, что за все время прогулки ей хотелось сказать именно этими словами. Ей стало жарко. Она помахала на лицо ладонью и глядела, как по ту сторону решетки, на лужайке, двое людей копают грядку, чернеющую длинным прямоугольником в нежно-зеленой траве. Один из копавших был старик в опрятном, белом фартуке. Не спеша, он налегал ступней на лопату и с усилием, подгибая колени, выбрасывал землю, отливавшую синевой. Другой был в военной рубашке, собранной в складки на спине, в широкополом картузе, надвинутом козырьком на глаза. Он работал торопливо, видимо — неумело, разгибался, вынимал из кармана черных, заправленных в сапоги рейтуз носовой платок и вытирал шею.

— Видишь ты, — ему и с гуся вода, — проговорил чей-то насмешливый голос. — Телегин обернулся, рядом с ним стоял сощуренный, пожилой мещанин в новеньком картузе и в теплом жилете поверх вышитой рубашки, — видишь ты, — повторил мещанин, кивая на работающих по ту сторону решетки, — капусту из грунтовой ямы пересаживает… Вот себе и занятие нашел… Смех…

Мещанин невесело засмеялся. Даша с удивлением обернулась на него, взяла Ивана Ильича под руку и они отошли от решетки в то самое время, когда человек в военной рубашке, услыхав смех, обернулся, опираясь на заступ, — лицо его было опавшее, темное, с мешками под глазами, — и знакомым всей России движением — горстью левой руки, — провел по большим рыжеватым усам.

Мещанин снял картуз, с кривой усмешечкой поклонился бывшему императору, встряхнул волосами и, глубоко надвинув картуз, пошел своей дорогой, подняв бородку, дробно топая новыми сапожками.


Глава 42. Книга 1. «Сёстры»
«Хождение по мукам» А.Н. Толстой

«  Глава 41

Глава 43  »





Искать произведения  |  авторов  |  цитаты  |  отрывки  search1.png

Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.

Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон

Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен



Реклама