Глава седьмая

---

Чем усерднее Том старался сосредоточить свое внимание на уроке, тем больше разбегались его мысли. Наконец, он вздохнул и, зевнув, решил бросить ни к чему не ведущие старания. Урок в этот день казался ему нескончаемым. На улице было жарко и душно; оттуда не доносилось ни одного звука: не было слышно ни пения птиц, ни лая собак. Кругом все точно вымерло. Однообразное жужжание двадцати пяти голосов, учивших урок, нагоняло дремоту. Через окно были видны только две птицы, лениво летавшие высоко на небе, и несколько коров, заснувших в тени.

Том сгорал от нетерпения поскорее выбраться на свободу, или, по крайней мере, найти какое-нибудь развлечение, чтобы хотя бы немного сократить время, тянувшееся с убийственной медленностью. Он машинально опустил руку в карман, и лицо его тотчас же просияло. Он потихоньку вытащил коробочку, освободил несчастного клеща и пустил его бегать по столу. Глупое насекомое, по-видимому, обрадовалось и готово было бежать к краю стола, но радость его была преждевременна: Том остановил его булавкой и погнал в другую сторону.

Закадычный друг Тома, Джо Гарпер, сидел рядом с ним и томился такой же скукой. Поэтому когда он увидел новую забаву, то с удовольствием ухватился за нее. Том и Джо были самыми задушевными приятелями в течение целой недели, за исключением субботы, когда им приходилось сражаться друг против друга, командуя враждебными друг другу армиями. На правах такого приятеля Джо немедленно тоже вынул булавку и начал помогать Тому дрессировать клеща. С минуты на минуту игра становилась все интереснее. Наконец, Том решил, что они мешают друг другу, и что игра станет еще интереснее, если они устроят нечто вроде состязания. Он взял грифельную доску, разделил ее чертой пополам и пустил на нее клеща.

— Теперь давай играть так: пока клещ на твоей сторони, ты будешь его гонять булавкой. Если же он перебежит на мою сторону, тогда гонять его моя очередь. Хорошо?

— Хорошо, начинай только поскорее!

Клещ тотчас ускользнул от булавки Тома и перебежал через черту. Тогда его начал «щекотать» булавкой Джо, пока он опять не перебежал к Тому. Такая перемена повторилась несколько раз. Пока один из мальчиков мучил несчастное насекомое, другой следил за ним с таким же живым интересом, как и мучитель; головы обоих низко склонились над доской, и приятели так увлеклись своей забавой, что забыли обо всем окружающем. Наконец, счастье окончательно перешло на сторону Джо. Клещ метался во все стороны, но едва только он приближался к черте, булавка Джо моментально преграждала ему путь и гнала его обратно. Скоро Том, у которого пальцы давно уже чесались от нетерпения, не выдержал и протянул к клещу свою руку с булавкой. Джо рассердился.

— Том, оставь!

— Да я только хочу помочь тебе, Джо!

— Мне не нужно твоей помощи: я и сам справлюсь. Слышишь, оставь!

— Вот еще! Точно я не могу тебе помогать.

— Оставь же, говорю тебе!

— А я не хочу!

— Ты не смеешь его трогать: он на моей сторони.

— Но послушай, однако, Джо: чей это клещ, мой или твой?

— Это все равно. Пока он на моей стороне, ты не имеешь права дотрагиваться до него, или...

— Да что мне с тобой разговаривать: клещ мой, и я могу делать с ним, что хочу. Давай его сюда!

Но в эту минуту в воздухе свистнула розга и с размаха опустилась на спину Тома. Потом она опять поднялась и хлестнула по плечам Джо. Не менее как в течение двух минут пыль столбом летела из обеих курточек, к великой потехе всего класса. Дело было в том, что оба приятеля до того увлеклись игрой, что совершенно не заметили внезапно водворившейся тишины в классе, когда учитель начал подкрадываться к ним на цыпочках.

Когда занятие кончились, Том торопливо подбежал к Бекки Тэтчер и шепнул ей на ухо:

— Наденьте шляпу и сделайте вид, будто вы собираетесь идти домой. Дойдите до угла и потом через переулок вернитесь сюда. Я сделаю το же самое.

Бекки и Том вышли из школы с разными группами школьников, но в конце переулка сошлись вместе и вернулись обратно в школу. Она была уже пуста, все дети разошлись по домам. Новые друзья сели рядом, вынули грифельную доску, и Том начал старательно водить руку Бекки, вооруженную грифелем. Скоро у них получился дом, такой же красивый, как и тот, который нарисовал во время урока Том. Когда, наконец, обоим надоело заниматься рисованием, они начали болтать. Том был на седьмом небе.

— Ты любишь крыс? — спросил он, сразу переходя на «ты».

— Фу, какая гадость! Я их ненавижу!

— Я тоже, по крайней мере, живых. Но я спрашиваю тебя о дохлых, которых можно привязывать к веревочке и качать на воздухе.

— Нет, я не люблю и дохлых. А вот что я люблю, так это лакрицу!

— Еще бы ! Это чудесная вещь! Хочешь, я дам тебе кусочек. Ты пососи немного, а потом дай и мне пососать. Хорошо?

Мысль была очень хороша. Оба по очереди начали сосать лакрицу, болтая ногами и весело разговаривая о всякой всячине.

— Ты была когда-нибудь в цирке? — спросил Том.

— Да, и папа обещал опять свести меня туда, если я буду вести себя хорошо.

— Я тоже был в цирке два или три раза. Впрочем, нет: какое два или три раза, я был там очень, очень много раз. Как там весело, прелесть! Когда я вырасту большим, я непременно сделаюсь клоуном!

— Да? Как это будет хорошо! Они всегда такие смешные, лица у них раскрашены, платье сшито из пестрых лоскутков!

— Да, да! И знаешь, Бекки, они зарабатывают кучу денег, по крайней мере, по одному доллару в день. Мне говорил об этом Бен Роджерс. А что, Бекки, — я хотел спросить тебя еще вот о чем: была ли ты когда-нибудь помолвлена?

— То есть, как это?

— Ну, помолвлена, значит сделалась невестой, чтобы выйти замуж.

— Нет, никогда.

— А хотела бы?

— Не знаю, может быть. А как это делается?

— Как? Да очень просто: ты обещаешь какому-нибудь мальчику, что никогда, никогда ни за кого не выйдешь замуж, кроме как за него, а потом целуешься с ним — вот и все. Это всякий может сделать, даже малый ребенок.

— Но зачем же непременно целоваться?

— Да уж, верно, так нужно. Все это делают.

— Все?

— Да, все, кто влюблен друг в друга... А ты помнишь, что я написал тебе на доске?

— Да...

— Что же?

— Я этого не скажу.

— Так хочешь, я скажу?

— Да... нет, лучше не говори... Скажи мне это когда-нибудь в другой раз.

— Нет, я скажу теперь же.

— Нет, не говори... лучше завтра.

— Да нет же, позволь мне теперь сказать, Бекки. Ну, пожалуйста! Я скажу совсем, совсем тихо. Хочешь?

Так как Бекки колебалась, то Том принял ее молчание за знак согласие и, приложив губы к ее уху, тихонько прошептал ей что-то. Затем он выпрямился и весело сказал:

— Ну, а теперь твоя очередь! Теперь ты должна сказать мне тоже самое.

Бекки немного поупрямилась, но потом согласилась.

— Отвернись только от меня, чтобы не видеть меня, когда я шепну. Но, смотри, Том, никому не говори об этом; слышишь, никому!

— Никогда, Бекки! Даю тебе честное слово. Ну, говори!

Он отвернулся, а Бекки робко нагнулась к его уху, так что он почувствовал ее дыхание на своем лице, и тихо прошептала: «Я люблю тебя». Затем она соскочила со скамейки и побежала вокруг столов, расставленных в классе. Том бросился за нею вдогонку и настиг ее в углу, куда она забилась, закрыв свое лицо передником. Он обнял ее за шею и воскликнул:

— Теперь, Бекки, все кончено; нам остается только поцеловаться. Да ты не бойся: ведь в этом нет ничего дурного. Ну же, Бекки!

Он начал дергать ее за руки и пробовал открыть ее лицо.

Мало-помалу она опустила руки и подставила ему для поцелуя свое личико, раскрасневшееся от беготни. Том поцеловал ее прямо в красные губки и сказал:

— Теперь все кончено, Бекки. После этого ты должна любить только меня одного и не смеешь выходить замуж ни за кого, кроме меня. Так ведь?

— Да, да, я никого не буду любить, кроме тебя, Том, и никогда ни за кого не выйду замуж. Но и ты, Том, не смей никого любить и должен жениться только на мне одной!

— Разумеется, Бекки; так и следует быть. Теперь мы будем ходить в школу и уходить из нее всегда вместе. А во время игр ты должна выбирать меня, а я буду выбирать тебя. Так всегда делают все помолвленные.

— Как это весело, Том! Я до сих пор ничего и не знала об этом.

— Да, это очень весело! Когда я был женихом Эмми Лоуренс...

Заметив, что Бекки, слушая его, широко раскрыла свои глаза, Том спохватился и сконфузился, но было уже поздно.

— Как, Том? Так, стало быть, я уже не первая твоя невеста?

Из глаз девушки градом брызнули слезы. Том начал утешать ее.

— Перестань, перестань, Бекки! Не плачь. Я теперь вовсе не люблю Эмми, я люблю только тебя одну.

— Неправда, Том! Ты сам отлично знаешь, что любишь ее!..

Том попробовал обнять ее за шею, но она оттолкнула его и, отвернувшись к стене, продолжала горько плакать. Том попробовал еще раз заговорить с нею и утешить ее, но она его опять оттолкнула. Тогда в нем заговорила гордость, и он молча вышел на улицу. Там он постоял немного на крыльце, сконфуженный и недовольный, искоса посматривая на дверь в надежде, что Бекки выйдет и позовет его. Но Бекки не выходила. Наконец, ему стало неловко: он начал чувствовать, что сам виноват во всем, и хотя ему было очень трудно решиться идти первому, чтобы помириться, но он поборол свою гордость и вошел в класс. Бекки все еще стояла, оборотясь лицом к стене, и продолжала плакать. При виде этого, сердце Тома сжалось; он быстро подошел к девочке и остановился перед ней в нерешительности, с чего ему начать.

— Бекки, — проговорил он, наконец, — я никого и знать не хочу, кроме тебя.

Бекки отвечала только рыданиями.

— Бекки, послушай... Неужели ты не ответишь мне ни одного слова!

Рыдание продолжались.

Том порылся в карманах, вынул оттуда самое дрогоценное свое сокровище: медный шарик от каминной решетки, и поднес его к самому лицу Бекки.

— Бекки, возьми себе это. Я дарю его тебе, перестань только плакать.

Но девочка даже не взглянула на шарик и оттолкнула руку Тома, так что шарик покатился по полу. Тогда Том молча повернулся и вышел вон, твердо решив не возвращаться больше в школу до следующего дня. Скоро после ухода Тома Бекки успокоилась и подумала, что плакать было не из-за чего. Она побежала к дверям, вышла на двор и обежала вокруг все здание школы — Тома нигде не было видно. Тогда она начала громко кричать:

— Том! Том! Вернись!

Но ответа не было, сколько она ни прислушивалась. Бекки опять вернулась в класс и, усевшись на скамейку, снова принялась плакать. Между тем начали собираться школьники, пришедшие на послеобеденный урок, и бедной девочке пришлось вытереть глаза и молча таить свое горе, не имея даже кого-нибудь, с кем она могла бы им поделиться.

---

Глава 7. «Приключения Тома Соейра» Марк Твен

« Глава 6

Глава 8 »