Русская и мировая классика Переводы и оригиналы |
Людмила, потом Николай и Шаблова.
Людмила. Кажется, она уехала наконец. Ждала, ждала, думала, думала… Но что же тут придумаешь! Тут нужны деньги. Видеть позор любимого человека!.. Несчастье видеть легче, чем позор! Молодой человек, полный сил, умный… и его запирают в тюрьму вместе с промотавшимися развратниками, с злостными банкротами. Я не выдержу, слезы хлынут у меня.
Входят Шаблова и Николай.
Шаблова (Людмиле). Вот вам и Николай; вы его видеть хотели. (Николаю.) Ну, повалило тебе счастье; от женщин отбою нет. Вот жизнь-то тебе пришла. (Уходит.)
Людмила. Не мешаю я вам?
Николай. Нисколько.
Людмила. Вы как будто расстроены? Вы беспокоитесь? Может быть, ожидаете чего-нибудь дурного?
Николай (пристально смотрит на нее). Вы знаете? Скажите, вы знаете?
Людмила. Знаю.
Николай. Только не презирайте меня, пожалуйста.
Людмила. Нет, за что же?
Николай. Ну, вот и хорошо, меньше хлопот, Оправдываться не нужно.
Людмила. Оправдываться не нужно. Но если б вы были так добры…
Николай. Для вас все, что вам угодно.
Людмила. Мне нужно знать подробно о вашем настоящем положении.
Николай. Извольте.
Людмила. Только все, все, ради бога, ничего не скрывайте.
Николай. Вы просите не скрывать ничего; значит, вы подозреваете за мной что-нибудь очень дурное.
Людмила. Если б я подозревала, я б вас не любила.
Николай. Вся беда моя в том, что я должен много.
Людмила. Да, да, мне только и нужно знать, как вы задолжали, кому, сколько.
Николай. А вот когда я был маленьким Жюль-Фавром и воображал, что я первый адвокат в Москве, я зажил очень широко. После студенческого безденежья, да вдруг тысячи три-четыре в кармане, ну голова-то и закружилась. Обеды да кутежи, обленился, да и дел серьезных не было, и оказалось к концу года, что денег нет, а долгов, хотя небольших, довольно. Вот тут-то я и сделал непростительную глупость, от которой теперь погибаю.
Людмила. Что же вы сделали?
Николай. Я подумал, что бросать мне этот образ жизни не следует, чтоб не растерять знакомства. Занял в одних руках значительную сумму за большие проценты, уплатил все мелкие долги и зажил опять по-прежнему, в ожидании будущих благ. Все мне казалось, что получу большой процесс. Ну, а дальше уж просто. Процесса большого я не получил, деньги прожил, а долг, как петля на шее. Петля давит, тоска, отчаяние… А от тоски праздная, трактирная жизнь… Вот и вся моя нехитрая история.
Людмила. Много вы должны?
Николай. Тысячи три. Для меня сумма огромная.
Людмила. И у вас нет надежды поправить ваши дела?
Николай. Никакой.
Людмила. И в виду нет ничего?
Николай. Ничего.
Людмила. Вам остается только…
Николай. Идти в тюрьму. Да. Как мне нездоровится! Как голова горит!
Людмила. Погодите, я принесу одеколону.
Уходит. Николай садится на кресло и опускает голову. Людмила выносит из своей комнаты в одной руке бурнус и платок, в другой склянку одеколону; бурнус оставляет на стуле у двери, наливает одеколону на руку и примачивает голову Николаю.
Николай. Благодарю, благодарю.
Людмила. Кому вы должны?
Николай. На что вам знать! Есть такой ростовщик, известный всей Москве.
Людмила. Говорите скорей фамилию. (Хочет надевать бурнус.) Я пойду просить его, чтоб он вам отсрочил. Буду умолять, плакать перед ним…
Николай. Напрасно. Ничто не поможет; это не человек, а железо. Останьтесь!
Людмила (подходя к Николаю). Но как же вам помочь?
Николай. Никак нельзя. Я сделал глупость, которую нельзя ничем поправить… Нет… то есть можно.
Людмила. Говорите, говорите!
Николай. Я сделал глупость и запутался; чтобы распутаться, нужно сделать…
Людмила. Что сделать? (Кладет руки на голову Николая.)
Николай. Ах, как хорошо мне!
Людмила. И мне хорошо.
Входит Дормедонт.
Действие 3. Явление 5.
Пьеса «Поздняя любовь». А. Островский
Искать произведения | авторов | цитаты | отрывки
Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.
Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон
Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен