Искать произведения  search1.png
авторов | цитаты | отрывки

Переводы русской литературы
Translations of Russian literature


Глава XXXVII


— Грустно было бы потерять вас таким образом, старый друг! — сказал Оливер, переводя дух. — Вставайте, бежим! Я боюсь, что уже поздно. Если огонь окружил эту скалу, то нам останется только кинуться в пропасть. Живо! Живо! Стряхните свою апатию, Джон, надо торопиться!

Могикан указал на Елизавету, которая, услышав голос Эд-вардса, отступила к скале, забывая об опасности, и сказал с большей энергией, чем обыкновенно:

— Спаси ее, оставь Джона умирать!

— Ее! О ком вы говорите? — воскликнул молодой человек, быстро оборачиваясь. — Мисс Темпль! — воскликнул он, увидев Елизавету. — Вы здесь! Неужели вам суждено умереть такой смертью?

— Нет, нет, я надеюсь, никто из нас не умрет, мистер Эдвардс, — отвечала она, стараясь овладеть собой. — Дым окружил нас, но огня еще не видно. Попытаемся спастись.

— Возьмите мою руку, — сказал Эдвардс, — быть может, нам удастся найти выход. Можете ли вы бежать?

— Конечно! Вы, наверное, преувеличиваете опасность, мистер Эдвардс! Ведите меня по той дороге, по которой вы пришли.

— Да, да, — воскликнул молодой человек с отчаянием. — Да, опасность не так велика, я напрасно напугал вас.

— Но как же мы оставим здесь индейца?

Мучительное волнение исказило черты юноши. Он остановился, оглянулся на могикана, но затем, увлекая за собой свою спутницу против ее воли, направился большими шагами к проходу, через который рассчитывал вырваться из огненного круга.

— Не беспокойтесь о нем, — сказал он тоном, выдававшим отчаяние. — Он привык к лесам и подобным сценам. Он спасается на горе, или за скалой, или там же, где сидит.

— Вы не думаете этого, Эдвардс! Не обрекайте его на такую ужасную смерть! — воскликнула Елизавета.

— Индеец не сгорит! Кто когда-нибудь слышал о сгоревшем индейце? Индеец не может сгореть: это смешная мысль! Скорее, скорее, мисс Темпль, а то вы задохнетесь от дыма!

— Эдвардс! Ваше лицо, ваши глаза пугают меня! Скажите, опасность больше, чем кажется? Говорите, я готова ко всему.

— Если мы достигнем вон той скалы раньше, чем пламя, то мы спасены, мисс Темпль! — отвечал он. — Бежим! Дело идет о жизни или смерти.

Площадка, на которой мисс Темпль встретилась с индейцем, являлась террасой, какие часто встречаются в этих горах. Передний край ее спускался почти вертикальным обрывом. Она имела форму полукруга, концы которого примыкали к горе в таких местах, где она спускалась отлого. С одного из этих концов и явился Эдвардс, и туда-то он увлекал Елизавету в отчаянной попытке спастись.

Огромные клубы белого дыма, окутывавшие вершину горы, скрывали приближение разрушительной стихии, но треск пожара теперь уже раздавался в ушах Елизаветы. Порой сквозь дым мелькало пламя, то взвивавшееся вверх, то лизавшее землю, усеянную хворостом.

Это зрелище заставило их удвоить усилия, но, к несчастью, старые, сухие верхушки срубленных деревьев то и дело загораживали им путь. В ту самую минуту, когда они уже считали себя почти в безопасности, извилистый язык пламени охватил находившиеся перед ними груды хвороста. Прежде, чем они успели добежать до конца террасы, перед ними бушевало сплошное море огня, отрезавшее выход.

Отступив из-за невыносимой жары, они остановились на скале, глядя в оцепенении на пламя, быстро распространявшееся по склону горы. В таком легком платье, какое было на Елизавете, опасно было даже приблизиться к огню.

Жители поселка ходили обыкновенно на этот холм за дровами и лесом и обычно пользовались только стволами, оставляя на месте сучья и верхушки. Большая часть холма была усеяна этим горючим материалом, который после двухмесячной засухи высох до того, что вспыхивал, как порох.

Зрелище было проникнуто грозной красотой, и Эдвардс с Елизаветой смотрели на него со смешанным чувством ужаса и интереса. Ужас, однако, победил и заставил молодого человека снова искать выхода. Они побежали вдоль верхнего края террасы.

Эдвардс часто бросался в густые клубы дыма, надеясь отыскать проход, но всякий раз безрезультатно. Так они достигли противоположного конца террасы, где обоим стало ясно, что огонь окружает их со всех сторон. Пока терраса не вся была исследована, еще оставалась надежда, но когда оказалось, что выхода нет, безнадежность положения предстала перед Елизаветой во всем своем ужасе.

— Это роковая гора для меня! — прошептала она. — Мы найдем здесь свою могилу.

— Не говорите этого, мисс Темпль, еще остается надежда, — возразил молодой человек, хотя растерянное выражение его глаз противоречило этим словам. — Вернемся на скалу, там есть, там должно быть место, где можно спуститься.

— Ведите меня туда! — воскликнула Елизавета. — Испытаем все средства!

Не дожидаясь его согласия, она повернула и побежала к обрыву, повторяя вполголоса с чуть слышными истерическими рыданиями:

— Отец, бедный, бедный отец!

Эдвардс следовал за ней, осматривая каждую трещину в скале в надежде найти место для спуска. Но гладкая, ровная поверхность скалы не имела ни одного выступа, на который можно было бы поставить ногу. Эдвардс убедился, что и эта надежда напрасна.

— Остается одно, мисс Темпль, — сказал он, — попытаться спустить вас вниз. Если бы Натти был здесь или если бы этот индеец мог придти в себя, их изобретательность и опытность нашли бы выход, но я перед ними младенец. Что у нас есть? Моя куртка, но ее мало, затем одеяло могикана. Попробуем, попробуем… неужели же вам погибать такой смертью!

— А что будет с вами? — сказала Елизавета. — Ни вы, ни Джон не должны погибнуть ради меня.

Он не слушал ее, но бросился к могикану, который беспрекословно уступил одеяло, продолжая сидеть с индейской важностью и достоинством, хотя его положение было еще более критическим, чем их. Изрезав одеяло на полосы, молодой человек связал их, прибавил к ним свою куртку и легкую муслиновую шаль Елизаветы и спустил веревку с обрыва. Но она не достигала и половины высоты.

— Не годится, не годится! — воскликнула Елизавета. — Для меня нет надежды! Огонь подходит! Посмотрите, даже земля загорается.

Если бы пламя распространялось здесь хотя бы наполовину так быстро, как в других местах горы, оно бы уже поглотило их, но особенности террасы дали им отсрочку.

Скала лишь местами была одета тонким слоем почвы с редкой, скудной растительностью. Деревья, росшие в расселинах скалы, погибли от засухи и представляли хороший материал для огня, но они были разбросаны довольно редко и между ними не было кустарников и хвороста, как в остальной части леса.

Вдоль террасы извивался широкий ручей, какими изобиловала эта местность; выбегая на склоне вверху, он медленно полз по ровной террасе, огибая выдающиеся бугры и скалы, и исчезал у одного из ее концов, в трещинах, по которым добирался до Отсего. В дождливое время года он струился по поверхности, теперь же его путь отмечался только полосой сырого, пропитанного влагой мха. Достигнув этого препятствия, пожар приостановился, поджидая, когда жар одолеет сырость.

Казалось, роковая минута наступала. Влага ручья испарялась, высыхающий мох начал свертываться от жары, кора, висевшая лохмотьями на сухих деревьях, стала отделяться от стволов и сваливаться на землю.

Раскаленный воздух дрожал, и дым застилал террасу, скрывая зрелище пожара. Рев бушующего пламени, треск хвороста и сучьев, грохот падающих деревьев казались еще ужаснее в такие минуты. Из трех, обреченных на гибель, молодой человек был, по-видимому, наиболее взволнован.

Могикан, который был ближе всех к гибели, оставался на своем месте с непоколебимым спокойствием индейского воина. Раз или два глаза престарелого воина, устремленные на далекие холмы, обращались на молодую чету, осужденную умереть так рано, и в них мелькало выражение жалости; но он тотчас же снова устремил взгляд вперед. Все это время он пел на делаварском языке низким гортанным голосом нечто вроде похоронной песни.

— В такую минуту, мистер Эдвардс, все различия стираются, — сказала Елизавета. — Убедите Джона подойти к нам, и умрем все вместе.

— Не могу! Он не тронется с места, — возразил молодой человек, — он считает эту минуту счастливейшей в жизни! Ему уже за семьдесят лет, он быстро дряхлел в последнее время и, кажется, получил ушиб во время этой несчастной охоты на оленя. Да, мисс Темпль, это действительно была несчастная охота! Боюсь, что она-то и привела к ужасной сцене, которая разыгрывается теперь.

Лицо Елизаветы озарилось улыбкой.

— Зачем говорить об этом! Мы должны умереть, да, да, мы должны умереть!

— Умереть! — воскликнул юноша. — Нет, нет, не может быть, чтобы всякая надежда исчезла! Вы, по крайней мере, не должны умереть! Вы не умрете.

— Где же средства для спасения? — спросила Елизавета, указывая на огонь. — Смотрите! Пламя перешло за ручей, оно приближается, Эдвардс, медленно, но неотразимо. Ах! Взгляните! Дерево! Дерево уже загорелось!

Она была права. Пожар осилил, наконец, сопротивление ручья и огонь медленно перебрался через полувысохший мох. Язык пламени лизнул кору сухой сосны и мгновенно взвился вверх огненным столбом. Огонь начал переходить от дерева к дереву, и все, казалось, приближалось к развязке. Ствол, на котором сидел могикан, загорелся. Но индеец сидел не шевелясь. Он должен был испытывать жестокие страдания, однако воля была сильнее их. Елизавета отвернулась от этого зрелища и взглянула на долину. Благодаря жаре возникли сильные воздушные токи, и в эту самую минуту облако дыма, нависшее над долиной, разорвалось и открыло поселок, раскинувшийся внизу.

— Мой отец, мой отец! — воскликнула Елизавета. — О! Это… от этого я могла бы быть избавлена…

Расстояние было не так велико, чтобы нельзя было различить фигуру судьи Темпля, который наблюдал пожар, охвативший гору, совершенно не подозревая об опасности, грозившей его дочери.

— Все это результат моей необузданной горячности! — воскликнул Эдвардс в припадке отчаяния. — Если бы я обладал хоть половиной вашего спокойствия, мисс Темпль, все могло бы уладиться.

— Не говорите об этом! — сказала она. — Теперь это бесполезно. Мы должны умереть, Эдвардс, мы должны умереть! Умрем же! Но нет… вам, быть может, удастся спастись. Ваша одежда не загорится так легко, как моя. Бегите! Оставьте меня. Вам удастся найти выход. Вы должны попытать счастья. Бегите' Оставьте меня… Но постойте! Вы увидите моего отца! Скажите ему, Эдвардс, все, что может облегчить его скорбь. Скажите ему, что я любила его больше всего на свете!

Молодой человек выслушал эти трогательные слова, но не тронулся с места. Сдерживая свое волнение, он ответил:

— И вы приказываете мне оставить вас! О, мисс Темпль, как мало вы меня знаете! — продолжал он, бросаясь к ее ногам и охватывая руками ее развевающееся платье, как будто желая заслонить ее от огня. — Отчаяние заставило меня бежать в леса; но ваше общество укротило во мне зверя. Если я забыл о своем имени и своей семье, то потому, что ваш образ заслонил их в моей памяти. Если я забыл о своих обидах, то потому, что вы научили меня прощать. Нет, нет, Елизавета, я могу умереть с вами, но не могу жить без вас!

Мисс Темпль не двигалась, не отвечала. Слова Эдвардса на мгновение, казалось, заставили ее забыть об опасности. Она улыбнулась… как вдруг до ее слуха долетел громкий, пронзительный мужской голос, донесшийся из леса:

— Девушка! Где вы, девушка?

— Слышите? — сказала Елизавета. — Это Кожаный Чулок, он ищет нас!

— Это Натти! — крикнул Эдвардс. — Мы еще можем спастись!

В эту минуту перед ними мелькнуло яркое пламя, заметное даже на фоне пожара, и последовал оглушительный взрыв.

— Это порох! Это порох! — крикнул тот же голос, очевидно, приближавшийся к ним. — Это порох! Бедное дитя погибло!

В парах, поднимавшихся над пересохшим ручьем, мелькнула фигура Натти, и он появился на террасе без шапки, с опаленными волосами, в почерневшей от дыма рубашке.


Глава 37. «Пионеры» Ф. Купер

« Глава 36

Глава 38 »





Искать произведения  |  авторов  |  цитаты  |  отрывки  search1.png

Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.

Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон

Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен



Реклама