III. Справедливое негодование цирюльника

Достойный цирюльник, прогнавший малюток, которых Гаврош приютил было в гостеприимных недрах слона, был в эту минуту занят в своей лавочке бритьем старого солдата, служившего при Империи. Шел разговор. Цирюльник очень естественно заговорил с ветераном о мятеже, потом о генерале Ламарке; от Ламарка они перешли к императору. Если бы при этой беседе цирюльника с солдатом присутствовал Прюдом, то он, наверное, записал бы ее, украсил бы своими арабесками и издал бы под заглавием: «Разговор бритвы и сабли».

— Сударь, а как ездил император верхом? — спрашивал цирюльник своего собеседника.

— Плохо, — отвечал солдат, — он не умел падать, поэтому никогда и не падал.

— А что, хороши были у него лошади? Наверное, прекрасные.

— Я заметил его коня в тот день, когда он пожаловал мне крест. Это была скаковая лошадь, вся белая. У нее были далеко расставленные уши, глубокое седло, тонкая голова с черной звездочкой на лбу, очень длинная шея, крепкие колени, выдающиеся бока, покатые плечи, сильный круп. Она была больше пятнадцати пядей ростом.

— Славная лошадка! — заметил парикмахер.

— Да, таков был конь его величества.

Парикмахер почувствовал, что после этих слов будет приличнее немного помолчать. Помолчав с минуту, он продолжал:

— Кажется, император был только один раз ранен, не правда ли, сударь?

Солдат ответил спокойным и важным тоном бывалого человека:

— Да, в пятку, при Ратисбонне. Я никогда не видел его так одетым, как в тот день. Он был такой чистенький, как новенький су.

— А вы, господин ветеран, наверное, имели много ран?

— Я-то? — воскликнул солдат. — О нет! При Маренго я получил два сабельных удара по затылку, при Аустерлице одну пулю в правую руку, другую — при Иене в левое бедро, при Фридланде мне въехали штыком вот сюда, под Москвой меня угостили семью или восемью ударами пикой в разные места, под Люценом осколком бомбы мне раздробило палец... Ах да! Еще при Ватерлоо мне угодила пуля в бедро. Вот и все.

— Как хорошо умирать на поле сражении! — с пиндарическим пафосом¹ воскликнул цирюльник. — Честное слово, я бы лучше желал получить пушечное ядро прямо в живот, чем понемногу, медленно издыхать в постели от болезни и возиться с докторами, аптекарскими снадобьями, спринцовками, припарками и тому подобным.

— У вас голова с мозгами, — одобрил солдат.

Едва он успел выговорить последнее слово, как стены лавчонки дрогнули от сильного треска. Одно из оконных стекол разлетелось вдребезги. Цирюльник помертвел.

— Господи, вот уж оно! — вскричал он.

— Что такое? — спросил солдат.

— Да пушечное ядро.

— Вот это что, — сказал ветеран и поднял предмет, катившийся по полу и оказавшийся довольно увесистым булыжником.

Парикмахер подбежал к разбитому окну и увидал Гавроша, со всех ног улепетывавшего по направлению к рынку Сен-Жак. Проходя мимо лавки цирюльника, Гаврош, который до сих пор помнил своих карапузиков, не мог устоять против искушения поздороваться с цирюльником по-своему и бросил в окно камень.

— Видите! — воскликнул цирюльник. — Эти пакостники делают зло ради самого зла!.. Ну что я сделал этому негодному мальчишке?

¹ Пиндар (552 или 518—446 г.г. до н.э.), древнегреческий поэт-лирик. В честь победителей спортивных игр сочинял торжественные песни. В изысканной торжественной величавости он выражал жизненные позиции представителей аристократии, ставил их самосознание, основанное на доблести, в центр своего поэтического творчества.

Глава 3. Справедливое негодование цирюльника
Часть 4. Идиллия улицы Плюмэ и эпопея улицы Сен-Дени
Книга 11. Атом братается с Ураганом
Роман «Отверженные» В. Гюго