Русская и мировая классика Переводы и оригиналы |
Пройдя шагов триста, он дошел до места, где улица раздваивалась, расходясь вправо и влево. Перед ним было две ветви в форме буквы Y. Которую выбрать?
Он не колеблясь пошел направо. Почему?
Дело в том, что левое ответвление вело к предместью, то есть к местам населенным, а правое — к воде, то есть в места пустынные.
Однако они шли довольно медленно. Мелкие шаги Козетты замедляли походку Жана Вальжана.
Он опять понес ее. Козетта положила голову на плечо старика и не вымолвила ни слова.
Порой он оборачивался и озирался. Он тщательно старался держаться неосвещенной стороны. Улица за ним тянулась прямо, без поворотов. Обернувшись первые два-три раза, он ничего не увидел, кругом царила глубокая тишина; он продолжил путь, слегка успокоенный. Вдруг, в очередной раз обернувшись, ему показалось, будто что-то движется по той же улице, далеко позади, среди темноты. Он кинулся вперед со всех ног, надеясь свернуть на какую-нибудь боковую улицу, скрыться в ней и таким образом еще раз сбить их со следа.
Он уперся в стену.
Эта стена, впрочем, не исключала возможности идти далее; она тянулась вдоль поперечной улицы, куда упиралась та, по которой он шел.
Еще раз приходилось решать — повернуть налево или направо. Он пошел направо. Переулок был застроен двумя рядами строений — сараев или амбаров, и заканчивался высокой глухой стеной, ярко белевшей вдали.
Он взглянул налево. С этой стороны переулок был открыт и на расстоянии двухсот шагов пересекался какой-то улицей. Вот где было спасение.
В тот момент, когда Жан Вальжан решил повернуть налево, чтобы добраться до улицы, видневшейся в конце переулка, он увидел на углу его какую-то мрачную неподвижную фигуру, словно статую.
Это был человек, очевидно, стороживший в этом месте, преграждая ему путь.
Жан Вальжан отшатнулся назад.
Та часть Парижа, где находился Жан Вальжан, заключающаяся между предместьем Сент-Антуан и Папэ, принадлежит к числу тех, которые теперь имеют совершенно другой вид; по мнению некоторых, это их обезобразило, а по мнению других — украсило. Пустыри, огороды, дровяные склады, старые строения — все это исчезло. Теперь там широкие улицы, совсем новые, площади, цирки, ипподромы, железнодорожные вокзалы, между прочим, тюрьма — Мазас; как видите — прогресс вместе с исправительным учреждением.
Полвека тому назад, на обиходном народном языке, который весь основан на традициях и упорно называет институт «Четырьмя нациями», а Комическую оперу — «Федо», то место, куда попал Жан Вальжан, называлось «Малый Пикпюс». Есть много имен старого Парижа, таких, как ворота Сен-Жак, Парижские ворота, застава Сержантов, Свинари, Галиот, Целестинцы, Капуцины, Молотки, Грязи, Краковское дерево, Малая Польша, Малый Пикпюс, которые уцелели до сей поры. Эти обломки прошлого сохраняются в народной памяти.
Малый Пикпюс, который, впрочем, существовал недолго и всегда только напоминал квартал, имел в то время монашеский облик испанского городка. Дороги были плохо вымощены, улицы еле застроены. За исключением двух-трех улиц, о которых мы упомянем, там были одни стены, одни пустыри. Ни одной лавки, ни одного экипажа, тут и там изредка виднелся свет в окнах, и тот тушился повсеместно после десяти часов. Сады, монастыри, дровяные склады, болота, редкие, низенькие домишки, заборы, за которыми не было видно домов.
Вот каков был этот квартал в минувшем столетии. Революция уже сильно исковеркала его. Республиканские власти разорили его, проломали в нем бреши, переиначили по-своему. Там были устроены склады мусора. Тридцать лет тому назад этот квартал уже исчезал под новыми строениями. Теперь его уже нет. Малый Пикпюс, от которого не осталось и следа на современных планах, довольно ясно обозначен на плане 1727 года, изданном в Париже у Дениса Тьерри на улице Сен-Жак, а в Лионе у Жана Жирена, на улице Мерсьер. Пикпюс состоял, как мы уже говорили, из улиц, образующих букву Y — это была улица Сент-Антуан, делящаяся на две ветви, и та, что слева, имеющая название улицы Малый Пикпюс, а справа название улицы Поленсо. Обе ветви Y соединялись наверху перекладиной; эта перекладина называлась улицей Прямой Стены. В нее упиралась улица Поленсо; улица же Малый Пикпюс доходила до рынка Ленуар. Прохожий, направляясь от Сены и дойдя до оконечности улицы Поленсо, имел по левую сторону улицу Прямой Стены, круто поворачивающую и образующую прямой угол, перед собой — стену этой улицы, а направо продолжение той же улицы Прямой Стены — глухой переулок Жанро.
Именно в этом месте очутился Жан Вальжан.
Завидев черный силуэт, стороживший на углу улицы Прямой стены и улицы Малый Пикпюс, он отшатнулся. Сомнений не могло быть никаких. Эта тень подстерегала его.
Что делать?
Отступать и возвращаться было уже поздно. Движущиеся люди, которых он видел в тени на некотором расстоянии, без сомнения, были Жавер с его полицейскими. Жавер уже, вероятно, находился в начале той улицы, по которой шел Жан Вальжан. По всему было видно, что Жавер заранее изучил эту паутину улиц и принял меры, отправив одного из своих людей стеречь выход. Эта догадка, столь близкая к истине, вихрем пронеслась в измученном мозгу Жана Вальжана. Он осмотрел глухой переулок Жанро — там стена. Взглянул на улицу Малый Пикпюс — там стража. Эта сумрачная фигура выделялась силуэтом на белесоватой мостовой, залитой лунным светом.
Двинуться вперед значило наткнуться на этого человека. Отступить — значило отдаться в руки Жавера. Жан Вальжан чувствовал, будто он попал в петлю, которая медленно затягивается на его шее. Он взглянул на небо, полный отчаяния.
Глава 3. Смотри план Парижа от 1728 года
Часть 2. Козетта
Книга 5. Погоня
Роман «Отверженные» В. Гюго
Искать произведения | авторов | цитаты | отрывки
Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.
Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон
Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен