IX. Неожиданность

Их было три тысячи пятьсот человек. Они растянулись фронтом на четверть мили. То были люди-великаны на исполинских конях. Их было двадцать шесть эскадронов; за ними в виде подкрепления стояли — дивизия Лефевра Денуэтта, 106 отборных жандармов, 1197 человек гвардейских конных егерей и гвардейские уланы — 880 пик. На них были каски без султанов и латы кованого железа¹, пистолеты в чушках на луке и длинные сабли. Утром вся армия любовалась ими, в 9 часов, когда при звуках труб и при громе музыки, игравшей «Будем на страже», они, пройдя плотной колонной с одной батареей во фланге, с другой в центре, выстроились двумя линиями между шоссе Женапа и Фришмона и заняли свое место во второй линии, так искусно составленной Наполеоном и которая, имея на левой оконечности кирасиров Келлермана, а на правой кирасиров Мильо, так сказать, обладала двумя железными крыльями.

Адъютант Бернар привез им приказ императора; Ней обнажил шпагу и встал во главе. Громадные эскадроны тронулись.

Тогда глазам представилось грозное зрелище.

Вся эта кавалерия, с обнаженными саблями, развевающимися по ветру штандартами, построенная в колонны по дивизиям, единым духом, как один человек, с силой и правильностью бронзового тарана, пробивающего брешь, спустилась по холму Бель-Алльянс, свернула в страшную глубь, где пало уже столько людей, исчезла там среди дыма, потом, выступая из мрака, появилась на другом склоне холма, такая же плотная и сжатая, взбираясь крупной рысью, сквозь облако картечи, лопающейся на их пути, по страшному, илистому склону плато Мон-Сен-Жан. Они все поднимались: величавые, грозные, невозмутимые; в промежутках между залпами ружей и артиллерии слышался их исполинский топот. Их было две дивизии, следовательно, две колонны; дивизия Ватье — справа, дивизия Делора — слева. Издали казалось, будто на гребень плато ползут две чудовищные стальные змеи. Они прошли сквозь все поле битвы, как чудо.

Ничего подобного не было видно со времени взятия большого московского редута кавалерией²; тут недоставало Мюрата³, зато был Ней. Казалось, что вся эта масса превратилась в одно чудовище и имела одну душу. Эскадроны извивались и надувались, как кольца полипа. Они виднелись сквозь обширные облака дыма, разорванные тут и там. Хаос касок, криков, сабель, порывистые движения лошадиных крупов среди пушечных залпов, дисциплинированная, страшная сумятица; и поверх этого кирасиры, как чешуя гидры.

Этот рассказ как будто принадлежит иным векам. Нечто подобное этому видению являлось, вероятно, в древних мифологических эпопеях, где рассказывалось о полулюдях и полуконях, об античных гипантропах, титанах с человеческими головами и лошадиными туловищами, которые вскачь взобрались на Олимп, страшные, неуязвимые, сверхъестественные.

Странное совпадение чисел — двадцать шесть батальонов готовились встретить эти двадцать шесть эскадронов. За гребнем плато, под тенью замаскированной батареи, английская пехота, построенная в тринадцать каре по два батальона в каждом и в две линии — семь в первой и шесть — во второй, с ружьями наперевес, прицелившись в пространство, ожидала спокойная, безмолвная, неподвижная. Она не видела кирасир, кирасиры не видели ее. Она слышала, как поднимались эти грозные живые волны. Она слышала, как постепенно усиливался топот этих трех тысяч лошадей, мерные удары копыт, шелест лат, звяканье сабель, какое-то дикое дыхание. Наступило зловещее безмолвие, потом внезапно над гребнем появился длинный ряд рук, потрясающих саблями, ряд касок, труб и штандартов, и три тысячи голов с седыми усами прогремели: «Да здравствует император!» Вся эта кавалерия вылетела на плато, и это появление было подобно землетрясению.

Вдруг — налево от англичан, направо от нас — голова кирасирской колонны встала на дыбы со страшным шумом. Дойдя до высшей точки гребня, кирасиры, необузданные, освирепевшие, в пылу увлечения своей всесокрушающей атаки на каре и батареи, вдруг увидели между собой и англичанами ров. То была дорога в Оэн, образующая впадину.

Это мгновение было ужасно. Ров неожиданно разверзся перед ними, зиял под самыми копытами лошадей, глубиной в две сажени, между откосами. Второй ряд столкнул туда первый; а третий столкнул второй; лошади взвивались на дыбы, откидывались назад, падали на круп, скользили, подняв все четыре ноги кверху, давили, мяли под собой всадников; никакой возможности отступить — вся колонна была как одно ядро; сила, приобретенная, чтобы раздавить англичан, сокрушила французов, неумолимый ров мог сдаться не иначе, как наполненный доверху; всадники и лошади валились туда как попало, давя друг друга, образуя одну сплошную массу тел в этой пропасти, и когда ров наполнился живыми людьми, по ним прошли остальные. Почти треть бригады Дюбуа погибла в этой пропасти.

С этого началось поражение.

Местное предание, очевидно преувеличенное, говорит, что две тысячи лошадей и полторы тысячи людей были зарыты живьем в этом рву. Эта цифра, вероятно, включает и другие трупы, брошенные в ров на другой день после битвы.

Заметим кстати, что эта самая бригада Дюбуа, так жестоко пострадавшая, за час перед тем во время атаки захватила знамя люнебургского батальона.

Наполеон, прежде чем отдать приказ кирасирам Мильо произвести атаку, исследовал почву, но не мог видеть этой прорытой дороги, не образовавшей ни морщинки на поверхности плато. Предупрежденный, однако, и встревоженный маленькой белой часовней на углу этой дороги и Нивелльского шоссе, предвидя, вероятно, какое-нибудь препятствие, он обратился с вопросом к проводнику Лакосту. Тот отвечал — нет. Можно почти сказать, что от этого кивка головы произошла вся катастрофа Наполеона.

Наступили и другие неприятности.

Была ли возможность у Наполеона выиграть это сражение? Отвечаем — нет. Почему? Благодаря Веллингтону? Благодаря Блюхеру? Нет. Благодаря Всевышнему.

Бонапарт победитель при Ватерлоо — это было бы событием вне законов XIX века. Готовилась другая череда событий, где Наполеону уже не было места. Немилость событий обнаружилась заранее.

Этому великому человеку пора было пасть.

Его непомерное значение в человеческих судьбах нарушало равновесие. Одно это существо больше значило, чем вся мировая масса; жизненная сила всего человечества, сосредоточенная в одной голове, в мозгу одного человека — это не могло продолжаться дольше, это было бы смертоносно для цивилизации. Настала минута, когда высшая неподкупная справедливость должна была вмешаться. Вероятно, принципы и элементы, от которых зависит правильное тяготение в нравственном и материальном порядке, требовали этого. Дымящаяся кровь, переполненные кладбища, матери, обливающиеся слезами, — все это грозные обвинения. Когда мир страдает от излишнего бремени, в тени раздаются таинственные стоны и бездна внемлет им.

На императора был сделан донос на небесах, и падение его было решено.

Он мешал Богу.

Ватерлоо — не битва; это поворот развития всей вселенной.

¹ Имеются в виду кирасы, являвшиеся в наполеоновскую эпоху защитным вооружением только тяжелой кавалерии — кирасир.

² Речь идет об атаке батареи Раевского во время Бородинского сражения французской тяжелой кавалерией.

³ Мюрат Иоахим (1771 —1815) — наполеоновский маршал, король неаполитанский с 1809 г. Блестящий кавалерийский генерал, участник почти всех походов Наполеона. В 1813 г. после сражения при Лейпциге предал Наполеона, перейдя на сторону его врагов. Во время Ста дней поддержал Наполеона, выступив против Австрии в Италии, но был разбит, схвачен и расстрелян.

Глава 9. Неожиданность
Часть 2. Козетта
Книга 1. Ватерлоо
Роман «Отверженные» В. Гюго