I. Сестра Симплиция

---

Из мэрии он отправился на самый конец города к одному офранцузившемуся фламандцу Скоффлеру, который «отдавал внаем лошадей с кабриолетами по желанию».

Чтобы добраться до этого Скоффлера, самый короткий путь лежал по захолустной улице, где помещался дом священника того прихода, к которому принадлежал господин Мадлен. Кюре прихода был, говорят, человек почтенный, достойный, всегда подающий добрые советы. В ту минуту, когда господин Мадлен проходил мимо священнического дома, на улице был всего один прохожий; он-то и заметил, что господин мэр, пройдя мимо дома, остановился, простоял несколько мгновений неподвижно, потом, повернув обратно до дверей священнического дома, он с живостью схватил молоток у двери и приподнял его; но вдруг снова остановился как вкопанный, постоял в раздумье и вместо того, чтобы опустить молоток, тихо положил его на место и продолжил свой путь скорее прежнего.

Господин Мадлен застал Скоффлера дома; он был занят починкой хомута.

— Дядя Скоффлер, — сказал он, — есть у вас хорошая лошадь?

— У меня все лошади хороши, господин мэр, — заметил фламандец. — Что вы называете хорошей лошадью?

— Лошадь, которая в состоянии сделать двадцать миль в один день.

— Черт возьми! Двадцать миль не шутка! И в упряжи?

— Да.

— А сколько времени ей можно отдыхать после путешествия?

— В случае надобности, она должна пуститься в обратный путь на другой же день.

— И пробежать опять то же расстояние?

— Да.

— Эге-ге! Вы сказали — двадцать миль?

Господин Мадлен вынул из кармана клочок бумаги, на котором записаны были цифры. Он показал их фламандцу; то были числа: 5, 6, 8 ¹/₂.

— Вот видите, — сказал он. — Всего-навсего девятнадцать с половиной, — почти что двадцать.

— Господин мэр, — проговорил фламандец, — у меня есть для вас конь. Знаете мою белую лошадку; должно быть, вы не раз видели ее. Это сущий огонь. Сначала было хотели пустить ее под седло. Не тут-то было! Брыкаться стала, сбрасывать всех наземь. Думали, что она с норовом, и не знали, что с ней делать. Я купил ее да и впряг в кабриолет. Да-с, это будет как раз, что вам требуется; смирна она, как девушка, бежит как ветер. А уж верхом на нее садиться — нет, шалишь! Не по нутру ей ходить под седлом. У всякого, видите ли, свои странности, свой нрав.

— Вы думаете, она пробежит это расстояние?

— Пробежит ваши двадцать миль все крупной рысью и в восемь часов, не больше. Но вот на каких условиях.

— На каких — говорите.

— Во-первых, вы дадите ей отдохнуть на полпути; покормите ее и приглядите, покуда она ест, чтобы конюх постоялого двора не утянул у нее овса. Я замечал, что на постоялых дворах овес чаще идет на выпивку конюхам, нежели в пищу лошадям.

— Хорошо, я буду наблюдать.

— Во-вторых... Для вас самих требуется одноколка, господин мэр?

— Для меня.

— А умеете вы править?

— Да.

— Ну-с, господин мэр, вам надо ехать одному и без багажа, чтобы не обременять лошадь.

— И на это согласен.

— Значит, если вы будете одни, господин мэр, вам придется самому Потрудиться задать лошади корм.

— Ладно.

— Я требую тридцать франков в день. Ни гроша больше, ни гроша меньше: и продовольствие скотины за счет господина мэра.

Господин Мадлен молча вынул из кошелька три наполеондора и положил их на стол.

— Вот вам за два дня вперед.

— В-четвертых, для подобной поездки одноколка слишком тяжела и утомила бы лошадь. Поэтому необходимо, чтобы вы, господин мэр, согласились путешествовать в маленьком тильбюри, — у меня есть такой.

— Я согласен.

— Этот экипаж легкий, но открытый.

— Мне все равно.

— Быть может, вы не изволили подумать, что у нас теперь зима.

Господин Мадлен не отвечал. Фламандец продолжал:

— Что очень холодно?

То же молчание.

— Что может пойти дождь?..

Господин Мадлен поднял голову.

— Тильбюри с лошадью должны быть у моих дверей завтра в половине пятого утра.

— Слушаюсь, господин мэр, — ответил Скоффлер. Затем, поскабливая ногтем пятно на поверхности стола, он продолжал тем беспечным тоном, который фламандцы так искусно умеют согласовать с хитростью.

— А я и забыл спросить! Вы мне не сказали, господин мэр, куда вы намерены уехать. Куда это, в самом деле?

В сущности, он только об этом и думал с самого начала разговора, но сам не сознавал, почему не осмелился задать этого вопроса сразу.

— А что, у вашей лошади здоровые передние ноги? — спросил господин Мадлен.

— Да, господин мэр, вы немного посдерживайте ее на спусках. Много спусков отсюда до того места, куда вы едете?

— Не забудьте привести лошадь завтра точно в половине пятого утра, — проговорил Мадлен и вышел.

Фламандец остался с носом, как он потом сам рассказывал. Только что успел господин мэр скрыться, как снова отворилась дверь, и он появился опять. Вид его был такой же равнодушный и деловой.

— Господин Скоффлер, — сказал он, — в какую сумму оцениваете вы лошадь и кабриолет, который вы мне отдаете внаймы?

— Разве господин мэр намерен купить их у меня?

— Нет, но на всякий случай я хочу их гарантировать вам. По моем возвращении вы вернете мне деньги. Во сколько оцениваете вы экипаж с лошадью?

— В пятьсот франков, господин мэр.

— Вот они.

Господин Мадлен положил банковский билет на стол, потом вышел и уже не возвращался.

Скоффлер горько жалел о том, что не заломил тысячу франков. Впрочем, лошадка с тильбюри стоила всего-навсего сто экю.

Фламандец позвал жену и рассказал ей, как все было. Куда это, черт побери, мог ехать господин мэр? Они держали между собою совет.

— Он едет в Париж, — говорила жена.

— Не думаю, — возразил муж.

Господин Мадлен позабыл на камине клочок бумаги, на котором написаны были цифры. Фламандец стал внимательно изучать их. Пять, шесть, восемь с половиной. Это должно означать почтовые станции. Он обернулся к жене.

— Теперь я знаю.

— Как так?

— А вот как: отсюда до Гедина — пять миль, от Гедина до Сен-Поля — шесть, от Сен-Поля до Арраса — восемь с половиной. Наверное, он отправится в Аррас.

Между тем господин Мадлен вернулся домой. На обратном пути он выбрал самую длинную дорогу, словно дверь священнического дома была для него искушением, которого ему хотелось избежать. Он зашел к себе в комнату и заперся на ключ: но это было делом самым обыкновенным, потому что он любил ложиться рано. Впрочем, привратница фабрики, которая в то же время была единственной служанкой господина Мадлена, заметила, что свет у него потух в половине девятого; она рассказала это кассиру, когда тот возвратился домой, прибавив:

— Уж не болен ли господин мэр? Я нахожу, что у него какой-то странный вид.

Этот кассир занимал комнату как раз под спальней господина Мадлена. Не обратив никакого внимания на слова привратницы, он улегся в постель и заснул. Около полуночи он вдруг проснулся: сквозь сон ему послышался шум наверху, над его головой. Он стал прислушиваться. То был звук шагов взад и вперед по комнате над ним. Он напряг слух и узнал шаги господина Мадлена. Это показалось ему странным: обыкновенно ни звука не долетало из спальной господина Мадлена до самого утра, когда все поднимались с постели. Минуту спустя кассиру почудился скрип шкафа, который отпирали и запирали. Потом передвигали какую-то мебель; наконец, наступила тишина, затем снова раздались шаги. Кассир приподнялся на постели, проснулся окончательно и увидел в свое окно на противоположной стене красноватое отражение освещенного окна. Судя по направлению лучей, это могло быть только окно спальни господина Мадлена. Отражение мерцало, словно оно происходило не от свечи, а скорее от большого пламени. Тень перекладин оконной рамы не обрисовывалась на стене — следовательно, окно было отворено настежь. В такой холод это распахнутое настежь окно производило странное впечатление. Кассир опять уснул. Час или два спустя он еще раз пробудился. Тот же мерный тихий шаг раздавался над его головой.

Отражение по-прежнему рисовалось на противоположной стене, но теперь оно было бледное и спокойное, как отражение лампы или свечи. Окно все еще было открыто.

Вот что происходило в комнате господина Мадлена.

---

Глава 1. Сестра Симплиция
Часть 1. Фантина
Книга 7. Дело Шанматье
Роман «Отверженные» В. Гюго

« Часть 1. Книга 6. Глава 2

Часть 1. Книга 7. Глава 2 »