Глава XXII

---

Когда я пришел в себя, битва уже кончилась, я лежал среди мертвых и раненых. Индейцы наклонялись над трупами и снимали скальпы с моих храбрых товарищей. Недалеко от меня стояла группа краснокожих, среди которых я увидел вождя с тремя страусовыми перьями на голове. Двое дикарей стояли на коленях и, казалось, ждали, когда я приду в себя. Предосторожность была не лишняя, так как иначе я немедленно бросился бы на своего гнусного врага. Мой верный Жак был жив, и его также стерегли. Но почему же нас щадили?.. Нас двоих из всего отряда?..

Один из индейцев отделился от группы вождей и направился в мою сторону, держа в руке пистолет. Я думал, что настала моя последняя минута… Он подошел ко мне, наклонился и, приложив пистолет к моему лицу, выстрелил в сторону. Я думал, что он промахнулся, и продолжал ждать смерти, но он хотел только убедиться при свете выстрела, что я еще жив. После меня он проделал то же с Жаком и затем, быстро поднявшись, вскричал:

— Это они, и оба живы!

Предводитель, которого я принимал раньше за Оцеолу, ответил что-то, чего я не мог разобрать, и удалился. Но я все-таки услышал его голос и с радостью убедился, что этот голос не имел ничего общего с мягкими грудными звуками голоса моего бывшего друга.

Несколько минут спустя привели двух лошадей, нас с Жаком посадили на седла и крепко привязали к ним. Один из индейцев повел коней под уздцы, и мы тронулись неизвестно куда.

Целую ночь ехали мы по лесу, затем, пройдя уже знакомую равнину, углубились в густой лес дубов, пальм и цветущих магнолий, благоухание которых показалось нам особенно приятным после ужасного запаха гари и разлагающихся трупов.

На рассвете мы вновь вышли на какую-то поляну, и здесь был сделан привал. Круглая поляна была невелика и замыкалась густой зеленой стеной. Ветви деревьев склонялись до самой земли, переплетаясь между собой так, что нельзя было заметить ни одной тропинки. Посреди поляны разбили три шатра, около которых и привязали лошадей. Вслед за тем нас отвязали и грубо бросили на траву, предварительно туго связав нам руки и ноги и привязав веревкой за шею к дереву. В таком положении мы могли видеть только небо над нашей головой, но не могли рассмотреть ничего из того, что происходило вокруг.

Моя рука адски болела, так что я едва понимал свое положение, находясь в полубреду, вызванном лихорадкой, — обычным последствием огнестрельной раны. По-видимому, наше прибытие возбудило всеобщее любопытство, так как вокруг нас постоянно толпились мужчины и женщины. Некоторые женщины принадлежали к различным племенам краснокожих, но большей частью это были негритянки, среди которых находились также мулатки и квартеронки. Все они осыпали нас насмешками, плевали нам в лицо, вырывали у нас волосы и втыкали в тело длинные колючки. Это сопровождалось пронзительными криками радости и бранью на ломаном испанском языке. Даже цвет кожи моего бедного негра не избавил его от жестокости черных фурий. По их разговору я понял, что нам готовится пытка… Как будто того, что мы перенесли, было недостаточно!..

В чьи же руки попали мы? Не может быть, чтобы нас захватили семинолы. Они никогда не пытают своих пленных.

Не успел я поделиться с Жаком этой мыслью, как вдруг раздался общий радостный крик:

— Вот и мико… Да здравствует Мулат-мико…

Вслед за тем послышался звук копыт довольно многочисленного отряда. Возвращались, по-видимому, те разбойники, которые оставались на поле битвы, добивая раненых и раздевая убитых. Я не мог видеть лиц этих злодеев, несмотря на то, что они были вблизи нас. Но толпа продолжала кричать: «Да здравствует Мулат-мико». И я понял, что меня ожидает… Если бы я очутился перед лицом самого сатаны, то и тогда мне не могла бы угрожать худшая опасность, чем теперь, и мой верный негр вполне разделял мои опасения.

Внезапно раздался грубый и повелительный голос. Женщины, терзавшие нас, исчезли, мужчины расступились, и передо мной предстал… Желтый Жак! Теперь я прекрасно узнал его, несмотря на раскрашенное красной краской лицо и костюм индейского вождя.

В первую минуту я почувствовал радость, что мои подозрения относительно Оцеолы не оправдались. Спаситель моей жизни, герой, которым я восхищался, оставался достойным моей дружбы. Но голос мулата скоро прервал мои отрадные размышления.

— Наконец-то я вас поймал, проклятые! — закричал он торжествующим голосом, смотря на нас полным ненависти взглядом. — Теперь я отомщу вам за все! Вы оба в моей власти, и оба почувствуете всю силу моей мести, господин и слуга, мой тиран и мой соперник!..

И он обернулся к сопровождавшим его разбойникам с приказаниями. Мы еще не знали, что он хочет с нами делать, но были уверены, что ждать жалости от этого негодяя было бы напрасно. Из толпы выступило несколько негров с кирками и лопатами. Они остановились в нескольких шагах от нас и принялись копать землю.

«Боже великий, — с ужасом подумал я, — неужели нас зароют живыми в землю?»

Но это чудовище в образе человека готовило нам еще более ужасную смерть. Он следил за работой негров и, казалось, наслаждался приготовлениями к нашим мучениям. Вся его шайка толпилась вокруг, сопровождая его грубые насмешки над нами восторженными криками и диким смехом. Среди них было несколько краснокожих из племени ямассов, но ни одного семинола. Большую же часть шайки составляли негры или мулаты, из массы которых выделялось с десяток испанских дезертиров.

Вскоре нас с Жаком отвязали от дерева и погнали палками к выкопанной яме. Я оглянулся, ожидая увидеть в толпе мою сестру или Виолу; но их здесь не было, и я почти был благодарен нашим палачам за то, что они избавили несчастных девушек от этого ужасного зрелища. У наших ног зияли две ямы такой глубины, что головы наши должны были находиться над поверхностью земли…

«Не в аду ли я?.. Не демоны ли пляшут и кривляются вокруг костра, разложенного так, чтобы дым не мог сразу задушить нас? Не сам ли сатана придумал адскую пытку этого медленного поджаривания живых существ, лишенных возможности защищаться и закопанных в земле по самые плечи?..»

Теряя сознание от адской муки, я неожиданно увидел приближающуюся женщину… Если это женщина, то она сжалится надо мной. Впрочем, разве у этих женщин есть жалость? Они такие же гиены, как и их мужчины… Я чувствовал, что схожу с ума. Смертельный ужас охватил все мое существо…

Но, Боже мой, что это?.. Неужели среди демонов, терзающих меня, появился ангел небесный?.. Не он ли раскидывает огонь, сжигающий мое лицо? Если бы я был еще жив, если бы не был в аду, то принял бы этого ангела за Еву. Это ее душа пришла пожалеть меня…

Но вот и другой ангел, еще прекрасней первого, — это душа Маймэ… Ее я не могу не узнать — она так прекрасна. Но как она очутилась здесь, и где же я, наконец? Не сон ли все это? Я вижу своего доброго друга Еву, безумную королеву краснокожих. Чья это нежная рука освежает водой мои пылающие виски?.. Наклонись, ангел-спаситель: позволь мне рассмотреть твои черты… Да, это Маймэ, моя возлюбленная Маймэ!..

Так значит, я не умер? Надежда живет в моей груди. Я спасен, если Ева льет на меня воду, если Маймэ смотрит на меня взглядом, полным сострадания и нежности.

— Прочь, дерзкая женщина, — вопил между тем гнусный мулат, задыхаясь от гнева. — Идите прочь… Все равно я заставлю зажечь огонь снова… Уйди, говорю тебе, безумная королева! Возвратитесь к своему племени! Здесь я король, и это мои пленники. Ваш вождь не имеет на них никакого права, и я не отдам их ему… Не вмешивайтесь же в мои дела… Зажигайте огонь, ребята!.. Живее, говорят вам, — грозно кричал он, обращаясь к своей шайке, расступившейся перед моими спасительницами.

Безумная королева, величественно приблизившись к почтительно глядевшей на нее толпе, проговорила:

— Ямассы, краснокожие дети Ваконды, братья мои по крови и цвету. Не слушайте этого жестокого злодея, не то вас постигнет гнев Великого Духа Вайкомэ! Он будет преследовать вас своей местью, и куда вы ни пойдете, на дороге вашей всегда будет ожидать один из братьев Шита-мико и в ушах ваших будут страшно звучать погремушки его могучего хвоста. Его страшные зубы наполнят ваши жилы смертельным ядом!.. Высоко подняв страшную змею, которая свистела и вытягивала свою ядовитую голову, безумная королева показала ее пораженной толпе. Краснокожие стояли неподвижно, дрожа от ужаса перед той, которую считали великой чародейкой.

— А вы, черные беглецы и изменники, — продолжала Ева, — вы не боитесь духа Вайкомэ! Но если вы дотронетесь до одного волоса на голове этих пленников, то сами станете на их место, по приказу вождя более могущественного, чем это чудовище… Он идет! Вот он, вот Восходящее Солнце…

В то же время раздался крик сотни голосов: «Оцеола, Оцеола!..»

Крик этот радостно отозвался в моих ушах. Я чувствовал приближение спасения. Появление Оцеолы успокоило меня и прогнало мой страх за судьбу наших защитниц, слишком слабых среди целой своры злодеев.

Остановив посреди толпы своего чудного вороного коня, покрытого великолепной попоной, Оцеола спрыгнул на землю и бросил поводья ближайшему индейцу. Затем, подойдя к нам, он несколько минут молча смотрел на меня с выражением глубокой печали. Очевидно, он не сразу мог разобрать, который из нас двух негр, — настолько я изменился и закоптел от адского костра, окружавшего мою голову.

Наконец, Маймэ подошла к нему. Сказав несколько слов, она снова вернулась ко мне и принялась нежно обмывать мое обожженное лицо. Никто, кроме вождя, не слыхал сказанных ею слов, но они произвели на него страшное действие. Его тихая грусть превратилась в ужасный гнев.

— Негодяй! — крикнул он, подняв голову, украшенную тремя черными перьями и устремив молниеносный взгляд на мулата, который смиренно склонил голову, не смея ни возразить, ни оправдываться. — Презренный, так-то ты исполняешь мои приказания?.. Так вот где пленники, которых ты должен был привезти ко мне! Подлый раб, кто разрешил тебе истязать твои жертвы? Если бы я не клялся духом Вайкомэ не истязать ни одного врага, я сжег бы тебя на этом самом костре. Прочьс глаз моих, презренный… Уходи!.. Или, нет, постой, — прибавил он немного подумав. — Останься, ты можешь мне еще пригодиться.

Мулат ничего не ответил, но глаза его сверкали от сдерживаемого бешенства. Он взглянул на своих людей и убедился, что было бесполезно ждать от них помощи. Ни один негр не двинулся с места, хорошо зная, что воины Красных Палиц должны быть где-то недалеко.

— Немедленно освободите их, — сказал Оцеола людям, только что закапывавшим нас в ямы. — Рандольф, — продолжал он, наклоняясь ко мне, — мой бедный друг, прости мне все случившееся! Но я был далеко, когда узнал о твоем горе. Бог свидетель, как спешил я к вам на помощь, но увы, приехал поздно!.. Вы ранены, друг мой? Надеюсь, не серьезно?

Я хотел ответить ему и не мог. Страшная слабость лишила меня голоса. Только благодаря заботам, которыми меня окружали Маймэ и Ева, я настолько пришел в себя, что мог разговаривать довольно свободно. Я тотчас же хотел начать искать мою сестру, но юный вождь семинолов удержал меня, к моему крайнему удивлению.

— Имейте терпение, друг мой, — сказал он. — Позвольте сначала Маймэ успокоить вашу сестру и рассказать ей, что вы спасены. Иди, сестра, скажи ей, что брат ее скоро будет с нею. Пусть она подождет еще несколько минут.

И он прибавил мне на ухо:

— Похищение вашей сестры было не более, чем искусная комедия, последняя сцена которой удивит вас… Однако поспешим, нельзя терять ни минуты… Я слышу сигнал моих часовых. Идемте же скорее.

Я последовал за ним, ничего не понимая, и мы вместе вошли в чащу леса.

Несмотря на все старания, я не мог представить себе того, что должен был увидеть, и осыпал Оцеолу вопросами, на которые он отвечал мне довольно неопределенно.

— Имейте терпение, Рандольф, и вы сами все увидите. Повторяю, это похищение было хитростью, и показалось бы мне очень забавным, если бы не имело таких трагических последствий для вашей бедной матери.

Вы обязаны спасением вашей жизни и жизни вашей сестры нашей бедной безумной королеве Еве. Но, тише, я слышу топот коней… Да, вот они.

Я взглянул в указанном направлении и увидел, как небольшая группа всадников, человек около двенадцати, выскочила на поляну с громким криком «ура». Они стреляли в воздух, махали руками и изображали безумную радость. К моему удивлению, я узнал нескольких соседей, пользовавшихся в нашем округе самой дурной репутацией, и во главе их Ареуса Кингольда. Не понимая значения этого зрелища, я вновь обратился за объяснением к Повелю, но он был так занят своим ружьем, что даже не ответил мне.

Между тем Кингольд направился на другой конец поляны, где белелся скрытый среди ветвей шатер.

Возле него я увидел мою сестру, бледную, похудевшую, но с глазами, блестевшими надеждой. Ареус осадил коня возле нее и о чем-то горячо рассказывал в то время, как его спутники продолжали стрелять, скакать, кричать и шумно выражать свою радость по поводу освобождения сестры из рук разбойников.

— Его час пробил, — прошептал мне Оцеола, увидав, что Ареус слезает с коня. — Я слишком долго терпел его злодейства. Негодяй уже двадцать раз заслужил позорную смерть.

Оцеола медленно приблизился к Кингольду и, хладнокровно подняв ружье, выстрелил, испустив свой обычный воинственный крик. В ту же минуту раненая лошадь Ареуса пронеслась мимо меня без всадника, а его спутники с криком ужаса скрылись в лесу.

— Я плохо прицелился, — спокойно проговорил Восходящее Солнце. — Если бы он и его достойные товарищи не сделали столько зла, я подарил бы этому негодяю его подлую жизнь, но я должен исполнить свою клятву. Он умрет только от моей руки.

С этими словами Оцеола бросился вслед за Кингольдом, который уже успел встать на ноги и изо всех сил старался добраться до леса. Увидав за собой мстителя, несчастный испустил крик ужаса, но Оцеола не обратил внимания на его мольбы о пощаде. Нагнав негодяя, он выхватил из-за пояса нож и всадил его в сердце злодея по самую рукоятку.

Несчастный упал на землю и остался неподвижен.

— Четвертый и последний враг мой, — мрачно проговорил Оцеола, подходя ко мне. — Последний, по крайней мере, из тех, которым я поклялся местью до гроба и которые вполне заслуживали эту месть.

— А Скотт? — спросил я.

— Скотт был третьим. Вчера он погиб от моей руки. До сих пор я жил для мести… Теперь она удовлетворена, и я могу…

Он умолк и долго не прерывал молчания.

— Вы можете?.. Что? — машинально спросил я.

— Могу умереть, друг Рандольф, — ответил Оцеола и, закрыв лицо руками, опустился на поваленное дерево, как бы забыв о моем присутствии. Вся его фигура выражала такую глубокую скорбь, для которой не существует утешения.

Я понял, что лучше всего оставить его одного, и побежал к своей сестре. Она радостно бросилась мне на шею. Позади нас Жак принялся утешать Виолу, громко плакавшую от радости.

Желтый Жак, начальник разбойничьей шайки, увезшей их, куда-то исчез. Его отсутствие возбудило подозрения Оцеолы. Призвав своих воинов, он отрядил несколько человек на поиски мулата. Однако все поиски оказались напрасными. Злодей точно сквозь землю провалился. Только один воин сказал, что видел следы его лошади вместе со следами Кингольда. Это известие заставило задуматься вождя семинолов. Немедленно отправил он в погоню сильный отряд воинов с приказанием привезти мулата, живого или мертвого.

Все эти предосторожности доказывали, что Оцеола имел некоторые основания сомневаться в верности мулата и что многие из его товарищей разделяли эти опасения. Краснокожие патриоты вообще казались разочарованными и грустными. Их надежды сильно пошатнулись за последнее время. Несколько мелких племен уже сдались, изнемогая от голода. Жажда мести, которая объединяла их, ослабела от времени, а боязнь полного уничтожения заставила поколебаться. В эту минуту народного утомления новое предложение мира со стороны американцев было бы принято краснокожими с радостью, и сам Оцеола не мог не признавать этого. Как же было ему не унывать и не отчаиваться?

Выйдя из своей задумчивости, мой старый друг подошел к нам, внешне, спокойный и любезный, каким мы с сестрой всегда его видели. Его манеры были не менее изящны, чем манеры любого из наших офицеров, и я нисколько не удивился тому, что сестра протянула ему обе руки, как своему избавителю.

— Я должен просить у вас прощения, мисс Рандольф, за то, что сделал вас очевидицей разыгравшейся здесь драмы, — проговорил Оцеола, целуя ее руку. — Но я не мог позволить уйти безнаказанно этому негодяю. Он был вашим злейшим врагом, так же, как и моим. С помощью вашего бывшего невольника он напал на ваш дом, убил ваших родных, устроив комедию вашего плена, стоившую жизни тридцати честным плантаторам для того, чтобы разыграть роль героя и побудить вас стать его женой из благодарности за свое освобождение. Он так ловко прятался за спиной своего сообщника, что вы и не подозревали о его участии во всех ужасах, которые пережили вы и ваш бедный брат. Но если бы вы не согласились выйти за него замуж, то он, конечно, сбросил бы свою маску и прибег бы к явному насилию. Благодарю Бога за то, что он позволил мне поспеть вовремя.

— Благородный Оцеола, мы стольким вам обязаны, что не знаю, как и благодарить вас. Я могу предложить вам только эту бумагу. Быть может, она доставит вам хоть небольшое удовлетворение.

С этими словами сестра протянула Повелю бумагу, которую он узнал с первого взгляда. Это была купчая на бывшие его владения.

— Благодарю, благодарю вас, — отвечал вождь, печально улыбнувшись. — Я глубоко ценю этот трогательный знак вашей бескорыстной дружбы, но, увы, теперь это уже бесполезно. Той, которая так горько оплакивала потерю этого бедного дома, нет больше на свете. Мать моя умерла вчера вечером. Душа ее отлетела к Богу, а тело покоится вдали от лукавых и хищных врагов под непроницаемой сенью девственного леса.

При этих печальных словах Маймэ громко зарыдала и упала в объятия моей сестры. Несколько мгновений молчание прерывалось только рыданием молодых девушек. Наконец, Оцеола превозмог свою скорбь и снова заговорил:

— Не будем предаваться печальным воспоминаниям, Рандольф. Подумаем о будущем, забыв на время прошлое. Вы должны поскорее возвратиться к себе и вновь обустроиться. Ваши невольники будут вам возвращены по моему приказанию. Они все с радостью согласились возвратиться на вашу плантацию и теперь, вероятно, уже в пути. Торопитесь и вы, Рандольф, поскорее выбраться из леса. Здесь не место вашей сестре. Лошади готовы, а я провожу вас до границы, за которой вы будете в безопасности. Вам нечего больше бояться вашего врага, его уже нет в живых.

Я понял, что Оцеола хотел сказать, взглянув на тело Ареуса Кингольда.

Но сердце мое все еще не могло успокоиться. Меня терзала забота о моей спасительнице. Неужели я должен навеки проститься с ней?

— Лес — плохое убежище для вашей сестры, Оцеола, особенно в военное время. Позвольте нам взять Маймэ с собой. Она будет сестрой моей сестры, — сказал я.

Вождь схватил мою руку и с жаром пожал ее. Его взгляд был полон безграничной благодарности.

— Благодарю вас, Жорж, — прошептал он. — Благодарю за дружеское предложение. Да, вы правы, моя бедная Маймэ нуждается в более верном убежище. Тебе поручаю я жизнь и честь моей сестры, Рандольф. Тебе и дорогой мисс Виргинии. Возьмите ее с собой. Пусть она будет счастлива, если уж мне не суждено знать, что такое счастье и… любовь, — едва слышно закончил он.

Но сестра расслышала это последнее слово, и в ее прекрасных глазах сверкнули слезы.

---

Глава 22
«Оцеола вождь семинолов». Майн Рид

« Глава 21

Глава 23 »