2 стр.

---

Шерлок Холмс посидел несколько времени молча, сложил руки и начал глядеть на потолок. Затем он взял старую трубку, свою верную советницу, как он ее называл, набил ее, закурил и откинулся в кресло с выражением безграничной усталости, окруженный густыми облаками дыма.

— Интересный субъект эта девушка, — заметил он. — Она сама интереснее, чем происшествие с ней, которое, к слову сказать, не представляет ничего нового. Похожие случаи ты найдешь в моих записках в 1877 году в Андовере, и в прошлом году нечто подобное произошло в Гааге. Если в данном случае основная мысль не нова, то все же есть несколько совершенно новых побочных обстоятельств. Но всего интереснее молодая девушка.

— Ты, должно быть, опять подметил в ней многое, что осталось для меня совершенно незаметным, — заметил я.

— Скажи лучше, на что ты не обратил внимания! Ты именно не смотрел на то, на что нужно было смотреть. Неужели же я никогда не приучу тебя обращать внимание на мелочи, на рукава, на ногти или же выводить заключения при виде пуговицы от сапог? Скажи-ка мне, что именно из внешности этой молодой девушки бросилось тебе в глаза?

— На ней была большая серая шляпа с красным пером, ее черная кофточка была обшита мехом. Платье было темно-кофейного цвета, и ярко-красным бархатом были отделаны ворот и рукава. Серая перчатка на правой руке была разорвана. Башмаков ее я не видал. На ней были маленькие круглые серьги, и в общем она производила впечатление приличной и состоятельной особы из обыкновенной буржуазии.

Шерлок Холмс тихо поаплодировал мне и затрясся от смеха.

— Клянусь честью, Ватсон, ты делаешь великолепные успехи! Отлично, превосходно! Правда, ты на самое главное не обратил внимания, но все-таки ты высказал свое заключение по известной методе и высказал тонкое понимание цветов. Только никогда не полагайся на общее впечатление, мой друг. Всегда нужно обращать внимание на детали. Я всегда прежде всего смотрю на рукав женщины. У мужчины я всегда еще больше внимания обращаю на колени. Как ты изволил заметить, рукава молодой девушки были отделаны бархатом, представляющем весьма благодарный материал в том смысле, что на нем легко остаются следы и оттиски. На том месте руки, которым машинная переписчица упирается на стол, отчетливо выступала двойная линия. От швейной машины тоже бывают такие линии, но только на левой руке и сбоку, так как в данном случае линии проходили по самой широкой части руки. Затем я взглянул на ее лицо, и, заметив следы пенсне на ее носу, я сделал замечание об ее близорукости в соединении с работой на пишущей машинке, которое тебя, видимо, поразило. А между тем дело было совершенно просто. Затем мне бросилось в глаза, что на ней были два разных башмака. На одном из пяти пуговиц были застегнуты только две нижние, а у другого только первая, третья и пятая пуговицы. Если вообще прилично одетая молодая дама уходит из дому с двумя разными недозастегнутыми сапогами, то из этого можно вывести заключение, что она вышла из дому очень поспешно.

— И что еще? — спросил я с вниманием слушая остроумные замечания моего друга, как это я всегда делал.

— Затем я заметил, что она, уже одетая, еще писала, прежде чем покинуть дом. Хотя ты заметил, что средний палец ее правой перчатки был разорван, тем не менее ты, очевидно, не заметил лилового чернильного пятна на пальце и перчатке. Она поспешно писала и обмакнула перо слишком глубоко в чернильницу, и это происходило сегодня, иначе пятно на пальце не было бы так отчетливо видно. Да, да, все это очень забавно, хотя и в достаточной степени просто. Теперь я, однако, должен приниматься за работу, Ватсон. Сделай мне одолжение и прочитай приметы пропавшего Госмера Ангеля.

— Я поднес газетную вырезку к огню: «Исчез с утра 14 числа господин по имени Госмер Ангель. Он высокого роста, крепко сложен, бледен, у него черные волосы, лысина, густые темные бакенбарды и усы, он носит темные очки и у него есть маленький недостаток в произношении. Одет он был, когда его видели в последний раз, в черный сюртук на шелковой подкладке, в черный жилет с золотой цепью, в серые брюки и коричневые гамаши сверх сапог, с резинками. Исчезнувший служил в одном торговом предприятии в улице Лиденголь, кто укажет его местопребывание и т. д.»

— Этого достаточно, — сказав Холмс и, пробежавши письма, прибавил. — Совершенно обыденно, единственное достойное внимания это то, что мистер Ангель цитирует Бальзака, и все-таки тебе бросится в глаза одно обстоятельство...

— Что письма написаны на пишущей машине, — ответил я.

— Не только это, но и то, что подпись очень типична. Посмотри, как выведено машинкой внизу «Госмер Ангель». Число поставлено, но нет подробного адреса, ибо ведь улица Лиденголь велика. Из этой подписи можно сделать важные выводы — да, очень важные.

— Какие же?

— Неужели ты не понимаешь?

— Откровенно сказать — нет.

— Я для разъяснения всех обстоятельств напишу два письма: первое одной фирме в Сити, а второе мистеру Виндибанку, отчиму молодой девушки, его я попрошу зайти ко мне завтра в шесть часов вечера. Разумнее иметь дело с мужской частью семьи. Пока не придут ответы на эти письма, абсолютно нечего делать, доктор, и поэтому мы до тех пор предоставим обстоятельства их естественному течению.

Я знал насквозь моего друга, я знал, что при его энергии и наблюдательности он в состоянии раскрыть доверенную ему странную тайну. Он, насколько я помню, потерпел неудачу только один раз в деле о фотографии Ирены Адлер, а то обыкновенно он распутывал самые необыкновенные и сложные загадки.

Я ушел от Шерлока Холмса, все еще пускавшего из трубки облака дыма, с убеждением, что он к завтрашнему вечеру найдет исчезнувшего жениха мисс Мари Сутерланд и установит его личность.

Случился у меня в это время тяжело больной пациент и мне удалось отправиться к Холмсу только на следующий день, около шести часов вечера. Я уже опасался, что мне не придется присутствовать при раскрытии загадки, но я нашел Холмса одного, он полулежал в кресле и дремал. Целая батарея бутылок, трубок и колб и едкий запах разного рода кислот указывали на то, что он усердно занимался химическими исследованиями, что было у него своего рода страстью.

— Ты решил задачу? — входя спросил я его.

— Да. Это был сернокислый барит.

— Нет, нет, — я говорю о загадке!

— Ах, это! Я думал, ты говоришь о соли, которую я исследовал. Загадочного в этом деле нет ничего, хотя я вчера и назвал некоторые мелочи интересными. Только очень жалко, что мерзавца нельзя предать суду.

— Кто он такой и ради чего обманул он мисс Сутерланд?

Едва я успел проговорить эти слова и Холмс еще не успел мне ответить, как в передней послышались тяжелые шаги и раздался стук в дверь.

— Это отчим Виндибанк, — проговорил Холмс. — Он ответил, что зайдет ко мне около шести часов. Войдите!

Вошел мужчина среднего роста, лет тридцати, крепко сложенный, гладко выбритый. Цвет лица его был желтоватый и взгляд его серых глаз был очень живой и проницательный. Он держался очень вежливо, даже почти заискивающе. Он бросил на нас вопросительный взгляд, положил свой блестевший цилиндр рядом на стол и с легким поклоном сел на ближайший стул.

— Добрый вечер, мистер Виндибанк, — приветствовал его Холмс. — Я уверен, что это написанное на машинке письмо, в котором вы объявляете о вашем визите, исходит от вас.

— Совершенно верно. Я боюсь, что, кажется, опоздал, но я не совсем хозяин своего времени. Мне очень жаль, что мисс Сутерланд побеспокоила вас — сору из избы не нужно выносить. Она пришла к вам против моего желания, вы, должно быть, заметили, что у молодой девушки немного взбалмошная, пылкая натура, и что она всегда поставит на своем. Так как вы не являетесь правительственным судебным чиновником, конечно, не такое уже большое несчастие, что вы посвящены в эту несчастную семейную историю, но, во всяком случае, мне это крайне неприятно. Затем я думаю, что все старания будут напрасны, не понимаю, каким образом можно будет его отыскать.

— Напротив; — ответил развязно Холмс, — я имею самую основательную надежду найти этого господина.

Виндибанк, видимо, испугался и уронил перчатки.

— Неужели, мне это очень приятно! — проговорил он.

— Удивительно, что машинное письмо имеет те же характерные особенности что и почерк человека. Как только пишущие машинки послужат некоторое время, вы не найдете двух одинаково отпечатывающих машин. Некоторые буквы стираются скорее других, другие стираются только с одной стороны. Посмотрите сами, мистер Виндибанк, здесь в вашем письме буква е не совсем чисто вышла и буква р тоже. Есть еще четырнадцать других отличительных признаков, но самые ясные эти два.

— Мы пользуемся этой машинкой для всей нашей деловой корреспонденции и, таким образом, понятно, что она пишет уже не так аккуратно, — ответил Виндибанк и испытующе устремил свои живые маленькие глаза на Холмса.

— А теперь я вам сообщу очень интересный факт — продолжал мой друг. — Я намереваюсь скоро напечатать исследование о пишущих машинках и их отношениях к преступлениям, так как я очень долго разрабатывал этот вопрос. Вот четыре письма от потерянного жениха. Все четыре они написаны на пишущей машинке. В каждом из этих писем неправильны не только буквы «е» и «р», но, если вы возьмете мою лупу, вы увидите, что в них встречаются те четырнадцать особенностей, о которых я упоминал.

Виндибанк быстро вскочил и схватился за свою шляпу.

— Я не могу тратить время на подобные исследования и разговоры, мистер Холмс. Если вы можете поймать этого человека, так ловите, пожалуйста, и известите меня, когда его поймаете.

— Конечно, — ответил Холмс, подошел к двери и запер ее на ключ. — Имею честь вам объявить, что я его нашел.

— Что такое? Где? — вырвалось у Виндибанка, он побледнел как полотно и начал осматриваться по всем сторонам, как попавшая в ловушку крыса.

— Не волнуйтесь, все равно ничего не поможет, — ответил Холмс непринужденно. — Все дело слишком ясно, и вы сделали мне плохой комплимент, утверждая, что я не могу разрешить столь простой загадки. Садитесь, пожалуйста, и обсудим дальнейшее.

Как сраженный опустился наш посетитель на кресло, пот выступил у него на лбу.

— Меня ни в чем нельзя обвинить! — с трудом проговорил он.

— К сожалению, нет. Но, мистер Виндибанк, между нами сказано, с подобным бессердечным, жестоким, эгоистичным поступком мне едва ли когда приходилось иметь дело. Позвольте мне рассказать вкратце всю историю и поправьте меня, если я ошибаюсь.

Мистер Виндибанк сидел совершенно разбитый, опустив голову на грудь, Холмс протянул ноги, откинулся, положил руки в карманы и начал как бы разговаривая сам с собою.

— Один человек женился на женщине гораздо старше его ради денег, — проговорил он, — и деньгами ее дочери он должен был пользоваться до тех пор, пока она не покинет родительского дома. Для человека его положения сумма эта была довольно значительна и исчезновение ее было бы для него очень ощутительным. Дочь, добрая, сердечная девушка, страстно жаждала привязанности, любви, и вот, нужно было думать, что ей, при всех ее личных достоинствах и небольшом капитале, придется недолго ждать жениха. Так как ее замужество принесло бы за собой потерю для ее отчима ежегодного дохода в сто фунтов стерлингов, то он и решился воспрепятствовать этому. Но каким образом? Сначала он хочет привязать ее к дому и запрещает ей находиться в обществе молодых людей. Но скоро он замечает, что этого добиться невозможно. Молодая девушка упорствует, настаивает на своих правах и коротко и ясно объявляет, что она хочет отправиться на такой-то бал. Что делает тогда ловкий отчим? Ему приходит в голову средство, делающее больше чести его уму, чем сердцу. Сговорившись со своей женой и при ее помощи он переодевается, скрывает свои слишком живые глаза за темными стеклами, приделывает себе усы и бакенбарды, изменяет свой голос и говорит шепотом. Он вполне уверенно рассчитывает на близорукость молодой девушки, выдает себя за мистера Госмера Ангеля и отгоняет всех ухаживателей тем, что сам начинает ухаживать за ней.

— Сначала это было только шуткой, — вздохнул наш посетитель. — Мы и не думали, что она сразу воспламениться любовью ко мне.

— Очень может быть. Тем не менее молодую девушку вы обманули, и так как она полагала, что отчим ее во Франции, то ей и не приходило в голову возыметь какое-либо подозрение. Любезности молодого человека польстили ей, и похвалы матери сделали ее еще более восприимчивой. Затем мистер Ангель сделал визит, так как ухаживание должно было быть доведено до известного пункта. Затем последовали встречи и обручение, которое должно было обезопасить ее от ухаживаний посторонних. Долго, однако, обман продолжаться не мог. Мнимые поездки во Францию стали неудобны. Единственным выходом было придумать трагическое решение, которое произвело бы на молодую девушку такое глубокое впечатление, что она надолго бросила бы мысль о замужестве. Вот поэтому-то была дана клятва на библии, поэтому-то были сделаны намеки на возможные препятствия в самый день свадьбы. Джемс Виндибанк хотел так крепко привязать мисс Сутерланд к Госмеру Ангелю и оставить ее в неизвестности насчет его участи, чтобы она в течении десяти лет не могла думать о другом муже. Он довел ее до церковной паперти и исчез затем в нужный момент, он употребил старую штуку — вошел в одну дверцу экипажа, вышел в другую. Я полагаю, что обстоятельства эти так именно и произошли.

Виндибанк овладел немного собой, пока Холмс говорил; он встал, и холодное презрение выражалось на его бледном лице.

— Все это может быть, а может и не быть, мистер Холмс, — проговорил он, — если же вы, однако, так умны, то вы должны были бы знать, что вы теперь действуете против закона — я же нет. Я с самого начала не сделал ничего противозаконного, между тем как вы, закрыв дверь на ключ, совершаете самоуправство, лишая меня свободы.

— Закон с вами ничего не может поделать, вы совершенно правы, — ответил Холмс, распахнув настежь дверь, — и все-таки никто не заслужил наказания больше, чем вы. Если бы у молодой девушки был брат или друг, то он должен был бы пройтись плеткой по вашей спине.

— Правда, — прибавил он покраснев от гнева, так как тот презрительно улыбался, — это не относится к моим обязанностям, но вот висит плетка, и я сам...

Он хотел снять плетку, но не успел он ее еще схватить, как мистер Виндибанк пустился вниз по лестнице, и мы увидели в окно как он бежал по улице что было мочи.

— Хладнокровный мерзавец! — заметил Холмс, с хохотом опустившись в кресло. — Этот молодец будет совершать преступление за преступлением, пока наконец не попадет в тюрьму. В некотором отношении случай этот был не лишен интереса.

— Я все еще не понимаю всего развития твоих умозаключений, — заметил я.

— С первого же момента было ясно, что у мистера Госмера Ангеля была важная причина вести себя так, как он себя вел, и так же ясно было, что единственный человек, могущий извлечь выгоду из всей истории — это отчим. Затем тот факт, что оба они, и отчим, и жених никогда не встречались друг с другом, а, напротив, всегда один являлся в отсутствие другого, возбуждал подозрение. Точно так же и темные очки, странный голос и большая борода. Мои подозрения утвердились еще более, когда я узнал, что он даже подпись свою делает на пишущей машинке, так как это заставляло предполагать, что ей была отлично известна его рука. Видишь, как эти мелочи, в соединении с другими еще менее значительными, указывали на одну и ту же цель. Как только я напал на его след, игра была выиграна. Я знал, где он служит, и потому написал ему письмо на службу с просьбой явиться ко мне по делу. Как я и думал, он ответил мне на пишущей машинке, причем в шрифте его письма были те же недостатки, что и в шрифте писем Госмера Ангеля. Видишь ли, вот так все и раскрылось!

— А мисс Сутерланд?

— Если я ей скажу правду, она мне не поверит. Вспомни старую персидскую поговорку: «Страшись отнимать у тигра его тигренка — страшись отнимать у женщины ее мечту». Гафиз и Гораций обладали в равной мере умом и знанием человеческого сердца.

---

2 стр. «Ловкий обман» Артур Конан Дойл

« 1 стр.

«Ловкий обман» »