Глава XLIX. Спортсмены на Миссисипи

---

Прежде чем волнение улеглось, я узнал настоящую причину таинственной паники.

Заслышав выстрелы, я бросился к пароходному носу, под тент, и посмотрел через перила. Взгляд мой устремился к котлам, потому что громкие возгласы раздались как будто оттуда, хотя стрельба, казалось, происходила ближе.

Чуть не вся публика хлынула отсюда через боковые выходы и смотрела на шкафуты, так что я один стоял почти в потемках. Вдруг какой-то мужчина подкрался ко мне и тронул меня за руку. Я обернулся и спросил, кто он такой и что ему от меня надо.

Тихий голос отвечал мне по-французски:

— Друг, милостивый государь, желающий оказать вам услугу.

— Ах, этот голос! Значит, это вы кричали?

— Я самый.

— И?..

— Это я выстрелил из пистолета.

— Следовательно, никто не ранен?

— Насколько мне известно, никто. Пистолет мой был направлен в воздух. Вдобавок, холостой заряд не может никому принести вреда.

— Очень рад, сударь. Но могу ли я полюбопытствовать, с какой же целью вы…

— С единственной целью оказать вам услугу, как я уже сказал.

— Но каким образом рассчитывали вы быть мне полезным, разряжая свои пистолеты и пугая пассажиров нашего судна?

— О, что касается этого, то здесь нет большой беды. Они скоро опомнятся от своего испуга. Но я хотел потолковать с вами наедине и не нашел иного средства разлучить вас с вашими новыми знакомыми. Моя стрельба не имела иной цели и, как видите, произвела свое действие.

— Ах, сударь, это вы шептали мне на ухо, когда я садился играть?

— Да; не сбылось ли мое пророчество?

— К несчастью, так! И потом вы же стояли против меня в углу залы?

— Я.

Позвольте объяснить вам, читатель, эти два вопроса. В тот момент, когда я был готов принять предложенную партию виста, кто-то дернул меня за руку и прошептал по-французски:

— Не играйте, сударь, вы непременно проиграетесь.

Я обернулся в сторону говорившего и увидел молодого человека, удалявшегося из залы; но я не был уверен, что именно он дал мне этот совет. Как видит читатель, я не последовал ему.

Покуда шла партия, я снова заметил того же молодого человека, стоявшего против меня, но в темном и довольно отдаленном углу залы. Несмотря на темноту, я различал его глаза, устремленные на меня во время игры. Уже одно это должно было привлечь мое внимание; но кроме того, в его лице было выражение, возбуждавшее мой интерес, и каждый раз, когда сдавали карты, я пользовался случаем, чтобы взглянуть на эту странную личность.

То был стройный молодой человек выше среднего роста, казавшийся лет двадцати, но грустный вид старил его немного. Черты его были тонки и нежны; нос и губы точно принадлежали женщине. Его щеки почти поблекли от сильной бледности; черные шелковистые волосы ниспадали густыми локонами на шею и плечи, по тогдашней моде креолов. Я был уверен, что он креол, судя по фасону и материалу его костюма. На нем была коричневая блуза, но не французского покроя, а в виде охотничьей рубашки креолов, у которой верх заложен складками, а нижняя часть грациозно ниспадает на бедра. Она была сшита из тонкого небеленого полотна и могла назваться нарядной. Брюки были сделаны из тончайшей бумажной материи голубого цвета. Плиссированные ниже пояса, они имели разрез внизу; вдоль этой прорешки шли пуговицы, позволявшие застегивать их по желанию у щиколотки. На молодом человеке не было жилета; жабо из вышитого батиста белело у него на груди, а ноги были обуты в ботинки из шерстяного ластика, обшитые лакированной кожей и зашнурованные на подъеме шелковым шнурком. Широкополая панама дополняла этот костюм совершенно южного образца.

Ни в рубашке, ни в брюках, ни в прическе, ни в обуви незнакомца не было ничего нескладного, театрального. Общий вид костюма производил вполне гармоничное впечатление и совершенно согласовывался с модой, господствовавшей тогда в низовьях Миссисипи. Поэтому не платье молодого человека привлекло к себе мое внимание. Такая одежда примелькалась мне в Луизиане. Но я уловил в его лице что-то заставлявшее меня всматриваться все пристальнее в эти черты. Мне стало казаться, что я уже видел их где-то раньше. К сожалению, незнакомец держался в тени, и я не мог разглядеть его хорошенько! Затем он исчез, а минуту спустя раздались крики и пальба.

— Могу ли я спросить вас теперь, милостивый государь, почему вы желаете говорить со мною? И что такое имеете вы мне сказать?

Вмешательство этого молодого человека начинало раздражать меня. Не особенно приятно, когда вас внезапно оторвут от партии виста, тем более, когда вы проигрались.

— Я желаю говорить с вами, потому что принимаю в вас участие; а что я вам скажу, это вы сейчас узнаете.

— Вы принимаете во мне участие? Но позвольте, сударь, чем я заслужил подобную честь?

— Разве не довольно того, что вы чужестранец, и потому рискуете быть ограбленным как новичок и простофиля?

— Позвольте, сударь!

— Полноте, не сердитесь на меня. Именно этот эпитет употребляло сегодня ночью большинство ваших новых знакомых, говоря о вас. Если вы вздумаете продолжать с ними игру, то, по-моему, заслужите такое название.

— Милостивый государь, это уже слишком! Вы вмешиваетесь в то, что вас не касается.

— Вы правы, меня это не касается, но касается вас, а между тем… ах!

Я хотел уйти от этого назойливого господина, чтобы скорее приняться за игру, когда странная меланхолия в его лице заставила меня поколебаться и удержаться возле него.

— Да, — заметил я, — вы еще не сказали, что желаете мне сообщить.

— Нет, сказал. Я вам посоветовал не играть; я предостерег вас, что вы проиграетесь, и повторяю свой совет.

— Это правда, я проигрался немного; но отсюда еще не следует, чтобы судьба всегда была против меня. В моей неудаче виноват скорее мой партнер, который, по-видимому, плохой игрок.

— Если не ошибаюсь, ваш партнер один из самых лучших игроков на Миссисипи. Кажется, он попадался уже мне на глаза.

— А, так вы его знаете?

— Немного… Не особенно коротко, но все-таки знаю. А сами-то вы знакомы с ним?

— Я никогда не видывал его до сегодняшней ночи.

— И никого другого среди играющих?

— Они совершенно чужие мне люди.

— Значит, вы не догадываетесь, что играете со «спортсменами?»

— Нет, но мне очень приятно это слышать. Я сам немного спортсмен, так как люблю собак, лошадей, оружие не меньше этих троих господ, смею вас уверить.

— Ах, сударь, вы ошибаетесь. Спортсмен в вашем краю и спортсмен на пароходе Миссисипи два совершенно различных человека. Лисицы, зайцы и куропатки служат добычей вашего спортсмена, тогда как добыча другого — это простофили с их кошельками.

— Значит, господа, с которыми я играю…

— Профессиональные игроки, пароходные шулера.

— Уверены ли вы в том, сударь?

— Совершенно уверен. О, я не раз ездил в Новый Орлеан и возвращался оттуда! Они уже успели мне примелькаться.

— Но, как же это! Один из них ужасно похож на фермера или торговца. Я принял его за торговца из Цинциннати, судя по выговору.

— Фермер… торговец… ха-ха-ха! Фермер без земли, торговец без торговли! Милостивый государь, этот субъект в его незатейливом костюме, как говорят, самый ловкий, самый искусный из спортсменов долины Миссисипи, и у него немало товарищей по профессии, клянусь вам.

— Во всяком случае, они незнакомы между собою, и один из них мой партнер. Я не понимаю, каким образом они могут…

— Незнакомы между собой! — перебил мой новый друг. — Да с которых пор они раззнакомились? Я видел их в компании всех троих всегда за тем же самым занятием почти каждый раз, когда плыл по реке. Правда, они говорят между собою так, как будто встретились случайно. Это делается по уговору, чтобы надувать людей, подобных вам.

— Позвольте, так вы полагаете, что они меня обманули?

— Конечно, мошенничество началось с того момента, когда ставка дошла до десяти долларов.

— Но каким образом?

— О, ничего нет проще! Иногда ваш партнер нарочно ходит не с той карты.

— Ах, теперь я понимаю!.. Кажется, так и было.

— Впрочем, в этом нет необходимости. Вы можете иметь честного партнера, а результат будет тот же. У ваших противников выработана система сигналов, позволяющая им сообщать друг другу много вещей: какого рода карты у них на руках, их масть, их значение и так далее. Вы не замечали, как кладут они пальцы на край стола? А я замечал. Палец, положенный горизонтально, означает козыря; два пальца, положенных так же, двух козырей; три — трех и так далее. Легкое сгибание пальцев означает, сколько козырей представляют онеры; легкое движение большим пальцем указывает, что на руках имеется туз; таким образом, каждый из ваших противников знает в точности игру своего партнера. Они не нуждаются в третьем, чтобы достичь желанного результата. В настоящем случае в игре было семь валетов, четыре в колоде, да три за столом.

— Это подло!

— Вы правы, и я предостерег бы вас раньше, но, понимаете, не мог уловить случая. Сказать вам прямо и обличить мошенников было делом опасным; поэтому я был вынужден прибегнуть к хитрости. Все трое возмутились бы малейшим посягательством на их честь. Двое из них известные дуэлянты… Весьма вероятно, что я был бы вызван на следующий день и убит, а вы едва ли поблагодарили бы меня за мое вмешательство.

— Премного благодарен вам, милостивый государь! Я убежден, что вы говорите правду. Но что мне делать?

— Перестать играть, очень просто. Махните рукой на проигрыш; вы не вернете его ни в каком случае.

— Но я вовсе не намерен подвергаться подобным оскорблениям и не позволю безнаказанно грабить себя. Я попытаю счастья в новой партии виста, стану подсматривать за ними и…

— Напрасно; не делайте этого, сударь. Я уже вам говорил, что эти люди не только мошенники, но и дуэлянты, у которых нет недостатка в храбрости. Один из них, ваш партнер, доказал это, отправившись более чем за триста миль, чтобы драться с человеком, который оскорбил его или, точнее, сказал правду о нем! Вдобавок, ему удалось убить своего противника. Повторяю вам, сударь, что вы ничего не выиграете, затеяв ссору с подобными личностями, если только вы не ищете случая получить пулю в лоб. Я знаю, что вы пришелец в нашем краю. Последуйте же моему совету и поступите так, как я сказал. Теперь поздно. Удалитесь к себе в спальню и не думайте больше о том, что вы проиграли.

Была ли тому причиной недавняя тревога, всполошившая всю публику на пароходе, странные сведения, полученные мною, или отрезвляющий свежий ветерок с реки, только мое опьянение прошло; и в голове у меня прояснилось. Ни одной минуты не сомневался я в правдивости слов молодого креола. Его манера, как и слова в соединении с обстоятельствами, которые я мог наблюдать, убедили меня окончательно.

Я был проникнут благодарностью за услугу, которую он мне оказал, подвергая себя значительной опасности, потому что даже хитрость, употребленная им, могла бы погубить его, если бы кто-нибудь видел, как он стрелял из пистолета.

Почему действовал он таким образом? С какой стати принимал он участие в моих делах? Не скрыл ли настоящей причины своих поступков? Руководило ли им одно рыцарское чувство? Мне приводили примеры возвышенного благородства среди французских креолов в Луизиане. Был ли то новый образец такого же рода?

Я сказал, что проникся благодарностью, и решил последовать советам незнакомца.

— Я поступлю, как вы мне сказали, — отвечал я, — только при одном условии.

— Каком, сударь?

— Если вы дадите мне ваш адрес, чтобы я мог по прибытии в Новый Орлеан возобновить наше знакомство и доказать вам свою признательность.

— К сожалению, сударь, у меня нет адреса.

Я стал в тупик. Грустный тон этих слов доказывал, что юного и великодушного креола угнетает какое-то горе.

Мне было неловко расспрашивать его, но мое собственное горе располагало меня к сочувствию, и я понял, что передо мной человек, которому далеко не улыбалась судьба. Его ответ поставил меня в затруднение.

— Может быть, — сказал я, наконец, — вы доставите мне удовольствие, навестив меня сами? Я остановлюсь в отеле Сан-Луи.

— Я приду к вам с удовольствием.

— Завтра?

— Завтра вечером.

— Я буду вас ждать. До свидания, сударь!

Мы разошлись в разные стороны и направились к каютам.

Десять минут спустя я заснул на своей узкой койке, а через десять часов пил кофе в отеле Сан-Луи.

---

Глава 49. Спортсмены на Миссисипи
«Квартеронка». Майн Рид

« Глава 48

Глава 50 »