Глава XXXIV. Габриэль Бамбара

---

Могучее сложение чернокожего, его решительная осанка, зловещий вид налитых кровью глаз, воодушевленных отчаянной отвагой, его белые острые зубы придавали его виду что-то ужасное. При иных обстоятельствах меня могла бы испугать встреча с противником такой страшной наружности, потому что я принимал его за противника. Я помнил удар хлыста, которым угостил его, и не сомневался, что он памятен также и ему. Я не сомневался, что он обдумывает планы мщения, подстрекаемый, как полученной обидой, так и своим низким начальником. Габриэль выслеживал меня в лесу, пожалуй, целый день, выжидая удобного случая, чтобы привести в исполнение свой замысел.

Но почему же убегал он от меня? Боялся ли он напасть на меня открыто? Очевидно, его пугала моя заряженная двустволка!

Но ведь я спал. Он мог тогда приблизиться ко мне, он мог… «Ах!»

Это восклицание сорвалось у меня с губ при одной странной мысли, мелькнувшей в моей голове. Бамбара был, как мне рассказывали, заклинателем змей. Он мог безопасно брать в руки самых ядовитых гадин, мог руководить ими, направлять их по своему произволу! Не он ли привел гремучую змею в то место, где я спал, и заставил ее ужалить меня?

Как ни странным может это представиться, но такое предположение пришло в голову и показалось мне вероятным; мало того, я уверовал в него в данную минуту. Мне вспомнилось нечто особенное, поразившее меня в этой змее; ее дьявольский взгляд, необычайная хитрость, обнаруженная ею при бегстве, и тот не менее замечательный факт, что она ужалила меня, не будучи вызвана на это, что бывает редко с гремучей змеей. Все эти мысли разом пришли мне в голову и убедили меня, что не случаю, а Габриэлю, заклинателю змей, обязан я своей бедой.

Это ужасное убеждение явилось у меня внезапно, тем более что обстоятельства, послужившие ему основой, были еще свежи в моей памяти. Чернокожий не изменял своей угрожающей позы, а я по-прежнему не двигался с места от изумления, пока все эти мысли мелькали в моем мозгу.

Но вдруг странная иллюзия рассеялась. В одно мгновение я понял всю несправедливость своих подозрений. Я неправильно судил о человеке, стоявшем передо мною.

С ним произошла внезапная перемена. Занесенная рука с ножом опустилась, выражение свирепой угрозы исчезло с его лица, и он сказал настолько мягким тоном, насколько позволял ему грубый голос:

— О, вы, сударь! Друг чернокожих! Черт побери! Ведь я думать, это проклятый палач негров, янки!

— Из-за того вы и спасались от меня?

— Да, сударь, конечно!

— Значит, вы..?

— Я беглый негр; точно так, сударь, мне все равно сказать вам. Габриэль доверять вам. Я знать, вы друг бедных чернокожих. Посмотрите-ка это!

Говоря таким образом, он приподнял лохмотья медно-красного цвета, покрывавшие его плечи, и обнажил передо мной спину.

Мне представилось нечто ужасное. Кроме клейм в виде цветка лилии и множества старых шрамов, на теле негра виднелись свежие следы бича. Его коричневая кожа была изборождена по всем направлениям длинными багровыми вздувшимися рубцами, которые образовали настоящую сеть. В одном месте они были темнее от кровоподтеков, в другом мясо было обнажено ремнями из воловьей кожи, сплетенными спиралью. Старая рубашка также была испещрена почерневшими сгустками крови, брызгавшей во время наказания. Все это довело меня до дурноты и заставило невольно воскликнуть:

— Бедный малый!

Такое изъявление сочувствия, видимо, тронуло черствое сердце Бамбары.

— Ах, сударь, — продолжал он, — вы ударить меня лошадиным хлыстом, это ничего! Габриэль благословляет вас за то. Он качать воду на старого Сципа поневоле. Очень рад, что господин прогнал его от водокачки.

— А, так вас принудили к этому?

— Да, сударь, принудил смотритель янки. Он попробовать еще раз. Я не захотел наказать Сципа другой раз. Вот за это, вы видите, моя спина так… Дьявол!

— Вас били плетью за то, что вы отказались наказывать Сципиона?

— Точно так, господин Эдуард; меня отделать, как вы мог видеть; но…—  Тут он запнулся в нерешительности, и лицо его приняло выражение дикой злобы. — Но, я отомстил янки… Дьявол!

— Как? Отомстили? Что ж вы ему сделали?

— О, сударь, так маленько! Ударить его об земля! Ему свалиться, как быку! Это маленькая отместка от бедного негра. И потом беглый негр, также отместка! Ха-ха! Он потерять хорошего негра, доброго работника в полях хлопчатника, в полях сахарного тростника, ха-ха! У него один негр стало меньше!

Хриплый хохот, которым закатился беглый негр, изъявляя тем свое удовольствие, странно отдался у меня в ушах.

— И вы бежали с плантации? — спросил я.

— Так точно, господин Эдуард, никогда вернуться назад! — И, помолчав немного, он прибавил с большим жаром. — Никогда ворочаться живым!

При этих словах он прижал руку к груди и выпрямился с видом непоколебимой решимости.

Я тотчас понял, что заблуждался относительно характера этого человека. Его описывали мне белые, недруги Габриэля Бамбары. Несмотря на свирепую наружность, он, очевидно, таил что-то возвышенное в душе. Он подвергся наказанию за свой отказ бичевать товарища по неволе. Он возмутился этим наказанием и повалил на землю своего жестокого притеснителя. Поступая таким образом, он рисковал подвергнуться еще более ужасной каре… Он мог лишиться жизни.

Требовалось мужество, чтоб до такой степени пренебречь опасностью; Габриэля должно было воодушевлять то же самое чувство, которое заставило швейцарского патриота сбить шляпу Гесслера.

В тот момент, когда негр встал передо мной, прижимая свои толстые мускулистые пальцы к груди, выпрямившись во весь рост, закинув голову, с блестевшими непреклонной решимостью глазами, я был поражен его величавым видом и подумал невольно, что под этой черной оболочкой, едва прикрытой рубищем, скрывались душа и ум человека.

---

Глава 34. Габриэль Бамбара
«Квартеронка». Майн Рид

« Глава 33

Глава 35 »