Искать произведения  search1.png
авторов | цитаты | отрывки

Переводы русской литературы
Translations of Russian literature


Глава XIV. Где я?


Когда я проснулся, очнувшись от беспамятства, был уже день. Яркое солнце заливало своим янтарным светом пол моей комнаты, и, судя по косому направлению его лучей, можно было предположить, что утро только что наступило или что время близится к закату.

Однако за окном пели птицы. «Должно быть, это утро», подсказывала мне сообразительность.

Я заметил, что лежу на низкой кровати изящной формы, без занавесей; их заменял прозрачный полог, защищавший меня от москитов; он простирался надо мною и ниспадал до пола со всех сторон. Снежная белизна и тонкость белья, шелковистый блеск стеганого покрывала и мягкость матраса говорили мне, что я покоюсь на превосходной постели. Если бы не это крайнее изящество и тонкость бельевых принадлежностей, то я не заметил бы удобств своего роскошного ложа, так как пробудился на нем от жестокой физической боли.

События минувшей ночи скоро пришли мне на память и быстро промелькнули у меня в голове пестрой вереницей. До того момента, когда мы пристали к речному берегу и когда я выбрался из воды, воспоминания мои были вполне отчетливы. Но с той минуты я уже не мог ничего припомнить ясно. Дом, длинная аллея, сад, деревья, цветы, статуи, огни, чернокожие слуги — все перепуталось в моей памяти.

Среди этого беспорядочного смешения я твердо запомнил только одно лицо необычайной красоты, лицо прелестной девушки с ангельским выражением в чертах. Но я не отдавал себе хорошенько отчета в том, видел ли ее на самом деле, или же она привиделась мне в бреду. Между тем впечатление было так живо, что, будь я художником, для меня не составило бы труда написать портрет восхитительного создания. Так курильщик опиума вспоминает свой блаженный сон, так представляется нам красота, виденная в минуту упоения, когда все прочее было забыто нами! Странное дело, лицо это совсем не напоминало мою спутницу, в нем не было никакого сходства с чертами Эжени Безансон!

Не было ли, однако, на борту нашего парохода другой пассажирки, похожей на мою грёзу? Нет! Кроме креолки меня не заинтересовала ни одна из дам, ехавших с нами, а лицо, запечатлевшееся в моей памяти или же созданное моим воображением, отличалось совсем иным характером!

У меня перед глазами была масса черных блестящих волос, завивавшихся на лбу и ниспадавших на плечи густыми локонами. Черты, обрамленные ими, просились прямо под резец ваятеля. Алый ротик, прямой нос со слегка раздувавшимися ноздрями, брови дугою, черные, как агат, длинная бахрома ресниц, все это ясно рисовалось мне и не напоминало ничем Эжени Безансон. Цвет кожи также был иной. Вместо белизны черкешенки, отличавшей креолку, --легкая смуглость с ярким румянцем на щеках. Лучше всего запомнил я глаза: большие, овальные, темно-карие; всего удивительнее было их выражение: странное и в то же время приветливое. Они сияли как-то необычайно, без яркости и блеска. Я сравнил бы их с великолепным бриллиантом, которым долго и завороженно любуешься. Эти глаза не метали пламени, а горели скорее внутренним огнем.

Несмотря на сильную боль, я пролежал спокойно несколько минут, размышляя об этом обворожительном портрете, и спрашивая себя: был ли он воспоминанием или сном? Страшная мысль пришла мне при этом в голову. Я невольно подумал, что, если бы такое лицо существовало в действительности, ради него я забыл бы мадемуазель Безансон, вопреки романтическому приключению, которым ознаменовалось мое знакомство с нею.

Боль в руке рассеяла, наконец, дивную грёзу, напомнив мне о моем настоящем положении. Откинув стеганое атласное одеяло, я с удивлением заметил, что моя рана перевязана и повязка наложена, очевидно, хирургом! Успокоенный на этот счет, я принялся осматривать помещение.

Занимаемая мною комната была невелика; но перекладины полога не помешали мне разглядеть, что она обставлена со вкусом и изяществом. Мебель была легка, большей частью из ротанга — индейского тростника; пол устлан циновками разных цветов и довольно тонкого плетенья. Окна затенялись штофными гардинами и кисейными занавесками под цвет мебели. Посередине стоял стол с роскошной инкрустацией; другой, на котором помещались портфель, резная чернильница и письменные принадлежности, был прислонен к стене; над ним — коллекция книг, уставленных на висячей этажерке красного кедра; хорошенькие столовые часы украшали камин; в открытом очаге виднелась пара таганчиков с серебряной головкой причудливой формы, тщательно отделанных. Огня, конечно, не было в эту пору года. Жара под пологом была бы невыносима, если бы широкая дверь с одной стороны и окно с другой не были открыты настежь, создавая ток воздуха, проникавшего сквозь прозрачную ткань, которая окружала мою кровать.

Этот ветерок был напоен самыми восхитительными ароматами цветов. Из распахнутой двери и окна мне виднелись их бесчисленные венчики: розовые, красные, белые; я различал за моим окном редкие камелии, азалии, жасмины, померанцевые деревья с их сладким благоуханием, а немного подальше — восковые листья и крупные цветы, похожие на лилии высокого американского лавра, крупноцветной магнолии. До меня доносилось пение множества птиц и тихое монотонное жужжание, которое я приписывал отдаленному шуму каскада. Вот единственные звуки, достигавшие моего слуха.

Был ли я один? Окинув глазами комнату, я не нашел в ней ни одного живого существа.

Меня поразила странность помещения. Оно казалось изолированным и не сообщалось ни с каким другим! Единственная дверь, которую я мог видеть, выходила прямо наружу, точно так же, как и окно, доходившее, подобно ей, до пола. Оба они вели, по-видимому, в сад, изобиловавший кустарниками и цветами. Я не мог заметить иного выхода из комнаты, кроме камина!

Сначала такое расположение показалось мне странным, но после минутного размышления я объяснил его себе. На американских плантациях не редкость встретить подобие конторы или летнего домика, стоящего особняком от главного дома и меблированного нередко с комфортом и изяществом. При случае эту комнату уступают гостю. Пожалуй, я попал в подобное помещение.

Как бы то ни было, но судьба, очевидно, привела меня под гостеприимную кровлю и к добрым людям. Удобство постели и вид стола, накрытого для завтрака, достаточно свидетельствовали о том. Но кто же был мой хозяин? Или то была хозяйка? Не Эжени ли Безансон? Не сказала ли она вчера «мой дом» или что-то в этом роде? Или же это приснилось мне только?

Я терялся в догадках, перебирая в уме множество смутных воспоминаний, которые, однако, не помогли мне решить занимавшего меня вопроса. Тем не менее я почему-то был уверен, что нахожусь именно в том загородном доме, куда попал накануне.

Я тревожился и, пожалуй, чувствовал себя обиженным, что меня оставили одного при моей слабости. Мне хотелось позвонить, но звонка поблизости не было. Однако в ту же минуту до моего слуха донесся шум приближавшихся шагов.

Романтическая молодая девушка! Вы уже вообразили, что шаги эти были легки, что этот шум производила атласная туфелька, едва касавшаяся усыпанной песком дорожки, что она ступала украдкой из боязни разбудить спящего больного; потом под пение птиц, журчание струй, вся обвеянная ароматами цветов, — по-вашему, — грациозная фигура появилась в дверях, и я увидел кроткое лицо, с приветливыми томными очами, застенчиво смотревшими на меня. Конечно, вы вообразили все это, но пылкая фантазия обманула вас; в действительности не было ничего подобного.

По песку шагала пара толстых брайанов1 из кожи аллигатора, в тринадцать дюймов длины, которая тотчас появилась на пороге двери прямо против меня. Переведя глаза немного повыше, я увидал ноги в широких холщовых брюках цвета меди и, продолжая поднимать взгляд, рассмотрел сначала широкую крепкую грудь, прикрытую рубашкой из полосатой бумажной ткани, пару мускулистых рук и широкие плечи, над которыми возвышалось лоснящееся лицо и курчавая голова негра, черного, как агат.

Лицо и голова показались после всего, но они надолго приковали мое внимание; я разглядывал их до тех пор, пока, наконец, несмотря на боль от раны, не разразился громким хохотом! Даже на одре смерти не мог бы я удержаться от смеха; передо мной была слишком комичная физиономия, слишком неодолимо потешная.

То был негр, богатырского сложения и не маленького роста, черный, как уголь, с двумя рядами великолепных зубов, белых, точно слоновая кость, с которыми спорили в белизне белки его глаз. Но не это возбудило мою веселость: особенно смешна была у него форма головы, как и размеры, и положение его ушей. Голова эта была кругла, как шар, и покрыта черной шерстью, короткой и курчавой, до такой степени густой, точно каждый волосок сидел в коже обоими концами, — настоящий ком сваленного войлока! Пара громадных ушей торчала по сторонам; они походили на крылья, придавая голове удивительно шутовской вид.

Вот что заставило меня фыркнуть; и при всем неприличии моего поступка я не мог бы преодолеть хохота, если бы даже дело шло о моей жизни.

Однако мой посетитель, по-видимому, нисколько не обиделся. Напротив, он раздвинул толстые губы, показал великолепную арматуру своего рта и, скорчив добродушную гримасу, принялся вторить моему смеху!

Нрав у него оказался добрым; уши летучей мыши не придали ему никаких свойств кровожадного вампира. Нет, широкое лицо Сципиона Безансона — так звали моего посетителя — обнаруживало в нем весельчака и балагура.


1 американская обувь


Глава 14. Где я?
«Квартеронка». Майн Рид

« Глава 13

Глава 15 »





Искать произведения  |  авторов  |  цитаты  |  отрывки  search1.png

Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.

Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон

Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен



Реклама