Глава I. Отец вод

Отец вод¹, я обожаю твое могучее течение! Подобно индусу у священной реки, преклоняю я колени на твоих берегах, и душа моя предается безграничному обожанию. Источники нашего благоговения различны. Для сынов Индии желтые воды Ганга — символы таинственного страха, смешанного с мрачными ужасами мистического будущего; для меня же твои золотистые волны — веселые воспоминания, соединяющие настоящее со счастливым и знакомым мне прошлым. Да, могучая река, я обожаю тебя в прошедшем. Сердце мое переполняется радостью при одном звуке твоего имени.

Отец вод, я хорошо знаю тебя! В стране тысячи озер, на вершине Земной высоты, я переправился через твое стесненное ложе; я пустил свою березовую ладью по голубому озеру, где ты берешь свое начало, и, отдавшись твоему течению, тихонько поплыл к югу.

Я проезжал мимо лугов, где зреет дикий рис по твоим берегам, где белая береза с серебристым стволом смотрится в твои струи и где над твоей поверхностью поднимаются пирамиды высоких деревьев. Я видел, как краснокожий чиппева разрезал кристальные волны в своем челноке из древесной коры, как исполинский лось купался в твоих свежих струях, а величавый вапити грациозно прыгал в прибрежных кустарниках. Я слушал музыку, оживлявшую твои берега: голос какари, хохот гуся ва-ва и крик крупного северного лебедя, напоминающий звук трубы. Да, могучая река, я поклонялся тебе вплоть до этого отдаленного полночного края, твоей пустынной родины!

Вперед! И перейдем не одну параллель широты, не один градус жаркого пояса!

Останавливаюсь на твоих берегах в том месте, где ты перескакиваешь через скалы святого Антония и направляешь к югу свое пенистое течение. Я уже замечаю перемену видов по твоему побережью. Хвойные деревья исчезли, и ты покрыт опавшими листьями более яркого цвета. Дубы, вязы и клены перемешивают свою листву и простирают над тобою свои крепкие сучья. Хотя мой взгляд останавливается на лесах, которые кажутся беспредельными, однако я чувствую, что пустыня осталась позади.

Мои глаза радуют признаки цивилизации, ее звуки поражают мой слух; деревянная хижина, живописная в своей простоте, стоит среди срубленных стволов, а вдали, в глубинах леса, гулко стучит топор поселенца, расчищающего участок. Шелковистые листья маиса покачиваются с торжествующим видом над срубленными деревьями, а его золотистые колосья обещают обильную жатву. Шпиль церковной колокольни выглядывает из зелени лесов; молитва христианина возносится к небесам и смешивается в своей величавости с журчаньем твоих вод!

Снова пускаю свою лодку по твоей легкой зыби и с таким же легким сердцем продолжаю скользить вперед по направлению к югу. Я плыву между высоких холмов, окаймляющих твои вздувшиеся волны, и, приятно изумленный, любуюсь их оригинальными и разнообразными очертаниями; здесь они круто устремляются к небу, там сбегают к горизонту своими отлогими скатами. Вот передо мною встают высокие знаменитые Горы, омываемые водой, и конус, на вершине которого странствующий солдат поставил свою палатку. Я скольжу по озеру Пепин с его зеркально-гладкой поверхностью и восхищаюсь его берегами, покрытыми башенками. Более глубокий интерес возбуждает во мне крутой обрыв — Прыжок Влюбленного; эхо здесь часто повторяло веселые восклицания забавляющегося путешественника, а в былые времена оно отзывалось на более грустное пение, на предсмертную песнь Веноны, прекрасной Веноны, которая пожертвовала своею жизнью ради любви!

Я продвигаюсь вперед, туда, где необъятные прерии Запада омываются твоими водами, и мои глаза с восхищением блуждают по их вечно свежей зелени.

Останавливаюсь на минуту, чтобы посмотреть на разрисованного всадника, погоняющего своего дикого скакуна вдоль твоих берегов, чтобы взглянуть на девушек Дакоты, купающих свои гибкие тела в твоих кристальных струях; потом я снова пускаюсь в путь и миную скалы Карниза, металлоносные берега Галены и Дюдюка, воздушную могилу отважного рудокопа.

Достигаю стрелки мыса, где мутноводный Миссури яростно кидается в твое русло, точно хочет заставить тебя переменить твое направление. Качаясь в своем легком челноке, я созерцаю борьбу ваших волн. Она ужасна, но непродолжительна, так как ты торжествуешь и твой побежденный противник принужден уплатить свою золотистую дань твоим струям, которые величаво текут дальше, не сворачивая с прежней дороги.

Продвигаюсь еще более к югу по твоим победоносным волнам. Вижу широкие зеленеющие курганы, единственные памятники древнего народа, жившего некогда на твоих берегах. Поблизости их открываются жилища совсем иного племени. Высокие шпили стремятся к небесам, купола блестят на солнце; горделиво красуются дворцы, выстроенные по твоим берегам, и дворцы, плавающие по твоей светлой глади. Вижу громадный город, Метрополию.

Однако я не останавливаюсь в нем. Спешу достичь южных стран, купающихся в солнечных лучах, и, вверяясь вновь твоему течению, продолжаю свой путь.

Миную Огио, не уступающий в ширине морскому рукаву, как и устье другого из твоих крупных данников, знаменитую реку Равнин. Как изменился вид твоих берегов! Не встречаю больше ни крутых горок, ни массивных скал. Ты оставил позади холмы, которые теснили тебя, и теперь катишься, широкий и свободный, прокладывая себе обширное русло через твои собственные наносы. Сами твои берега, детища твоего каприза, составились из ила, который ты отбрасывал во время своих резвых забав, так что тебе не удается больше перенестись через эту преграду. Ты снова окаймлен гигантскими лесами; раскидистый платан, большое тюльпановое дерево и хлопчатник с желто-зеленой листвой посажены рощицами вдоль твоих берегов. По твоему побережью возвышаются леса, а поваленные деревья уносит в твой кипучий поток.

Миную последний из твоих больших притоков, волны которого придают твоим водам пурпурный оттенок. Скольжу до основания твоей дельты, до тех областей, которые, благодаря страданиям де-Сото, смелой героини опасных приключений, родом из Ибервиля, и Ла-Саля, сделались классическими.

Тут моя душа пребывает в восторге. Тот, кто может видеть тебя таким в твоих южных владениях и не испытывать сладостного волнения, тот не чувствителен ни к какой красоте.

Я открываю там очаровательные пейзажи, вечно меняющиеся, как феерические декорации или картины в панораме. Они самые красивые на свете. Где можно встретить виды, подобные тем, какие представляешь ты нам? Ни на Рейне с его скалами, увенчанными замками, ни на берегах античного Средиземного моря, ни между архипелагами Индии. Нет! Ни единая часть света не представляет взору подобных картин; нигде нежная красота не сочетается так гармонично с живописной глушью.

Глаза не увидят здесь ни горы, ни даже холма; но темные кипарисовые леса, обвитые серебристой тилландсией, придают пейзажу величавость гранитных масс.

Здесь ты уже не окружен лесами. Они давно пали под топором плантатора; золотистый сахарный тростник, серебристый рис и белоснежный хлопчатник цветут на их месте. Однако же оставлено достаточно деревьев, чтобы украсить перспективу. Я вижу растения тропического происхождения с широкой и блестящей листвой: пальму «сабал», катальну с крупными цветами в виде трубы, дерево с янтарными слезами, магнолию с листьями, словно из воска. Сотни чужеземных растений смешивают свою зелень с зеленью красивой местной флоры: апельсиновые, лимонные, фиговые деревья, индийская сирень и тамаринд, оливы, мирты и ананасники; вавилонская ива резко отличается своей поникшей листвой от торчащих кверху побегов гигантского тростника или от копьевидных листьев великолепной юкки.

Посреди этой роскошной растительности я вижу виллы грандиозных и разнообразных форм, как разнообразны и людские племена, живущие под их кровом. Все нации мира обитают рядом на твоих берегах; каждая из них принесла свою дань, чтобы украсить тебя эмблемами всемирной и славной цивилизации. Отец вод, прощай!

Хотя я не родился в этом прекрасном южном крае, но я живал там подолгу и люблю его сильнее своего отечества. Я провел там дни блестящей юности, отважного зрелого возраста, и память об этих временах связана у меня с тысячью романтических воспоминаний, которые не забудутся никогда.

Читатель, послушай мою повесть о них!

¹ Отец вод — так называют реку Миссисипи.

Глава 1. Отец вод¹
«Квартеронка». Майн Рид