4

Петербургские окна.
                                   Синё и темно.
Город
            сном
                      и покоем скован.
НО
       не спит
                     мадам Кускова.
Любовь
              и страсть вернулись к старушке.
Кровать
               и мечты
                              розоватит восток.
Её
     воло́с
                пожелтелые стружки
причудливо
                    склеил
                                слезливый восторг.
С чего это
                  девушка
                                 сохнет и вянет?
Молчит…
                 но чувство,
                                     видать, велико́.
Её
      утешает
                     усатая няня,
видавшая виды, —
                                 Пе Эн Милюков.
«Не спится, няня…
                                 Здесь так душно…
Открой окно
                      да сядь ко мне».
— Кускова,
                    что с тобой? —
 «Мне скушно…
Поговорим о старине».
— О чём, Кускова?
                                 Я,
                                      бывало,
хранила
               в памяти
                                немало
старинных былей,
                                небылиц —
и про царей
                     и про цариц.
И я б,
           с моим умишком хилым, —
короновала б
                        Михаила.
чем брать
                  династию
                                   чужую…
Да ты
           не слушаешь меня?! —
«Ах, няня, няня,
                            я тоскую.
Мне тошно, милая моя.
Я плакать,
                   я рыдать готова…»
— Господь помилуй
                                  и спаси…
Чего ты хочешь?
                             Попроси.
Чтобы тебе
                     на нас
                                 не дуться,
дадим свобод
                        и конституций…
Дай
       окроплю
                      речей водою
                                             горящий бунт… —
                                                                              «Я не больна.
Я…
        знаешь, няня…
                                   влюблена…»
— Дитя мое,
                      господь с тобою! —
И Милюков
                    её
                         с мольбой
крестил
              профессорской рукой.
— Оставь, Кускова,
                                  в наши лета
любить
              задаром
                              смысла нету. —
«Я влюблена». —
                                шептала
                                                снова
в ушко
            профессору
                                  она.
— Сердечный друг,
                                 ты нездорова. —
«Оставь меня,
                          я влюблена».
— Кускова,
                    нервы, —
                                      полечись ты… —
«Ах няня,
                 он такой речистый…
Ах, няня-няня!
                          няня!
                                     Ах!
Его же ж
                носят на руках
А как поет он
                       про свободу…
Я с ним хочу, —
                           не с ним,
                                           так в воду».
Старушка
                  тычется в подушку,
и только слышно:
                               «Саша! —
                                                  Душка!»
Смахнувши
                     слёзы
                                рукавом,
взревел усатый нянь:
                                     — В кого?
Да говори ты нараспашку! —
«В Керенского…»
                               — В какого?
                                                    В Сашку? —
И от признания
                           такого
лицо
         расплы́лось
                              Милюкова.
От счастия
                   профессор о́жил:
— Ну, это что ж —
                                одно и то же!
При Николае
                       и при Саше
мы
      сохраним доходы наши. —
Быть может,
                      на брегах Невы
подобных
                  дам
                          видали вы?

Глава 4. Поэма «Хорошо!» В. Маяковского.