Два сочельника (рождественский рассказ) Л. Чарская

---

Рождественский рассказ «Две ёлки». Автор Лидия Чарская.

Произведение написано в 1911 году.

---

У Переверзевых зажигают елку постоянно в сочельник.

С тех пор как Диночка Переверзева начала помнить себя, рождественская елка у них в семье всегда устраивается в сочельник. И всегда очень торжественно, шумно и людно. Целый день весь дом готовится к торжественному вечеру.

Диночка, мамуся и папочка украшают елку. Елка эта бывает непременно огромная, под потолок, и непременно красивая, как и подобает быть красивой, роскошной, пахучей и зеленой волшебнице леса. От нее вкусно-превкусно пахнет хвоей и лесным воздухом, который появляется в натопленных комнатах барских домов раз в год, в сочельник. С утра начинается усиленное передвижение в квартиру Переверзевых из кондитерской, из игрушечного магазина, из фруктовой. Какие-то таинственные сверточки, какие-то картонки и тюрички, мешочки и опять тюрички и картонки извлекаются то и дело из огромнейших корзин проворными руками мамуси, папочки, самой Диночки, мисс Фанни — Диночкиной гувернантки, и старой Астафьевны — Диночкиной няни, которая вынянчила и самою Диночку, и мамусю, и чуть ли не мамусину маму.

К восьми часам все уже готово: елка сияет, сверкает, блестит и благоухает в ожидании гостей, которые съезжаются в восемь. И тут-то начинается настоящее торжество.

В этот сочельник Диночка уже «почти взрослая». Ей четырнадцать лет. Вся она хрупкая, как веточка, тоненькая и беленькая, как снежная королева. Папочка так и называет свою беленькую большую девочку — Снежной королевой. А мама всякий раз, как Диночка возвращается из гимназии с мисс Фанни, говорит, целуя ее:

— Не нравится мне, что ты такая бледная, Динуша. Малокровие это, лечиться надо.

И Диночка лечится: усердно принимает рыбий жир, пилюли, мясной сок и еще какие-то целебные порошки в облатках.

Но в сочельник Диночка неузнаваема. Щеки ее раскраснелись, лицо оживлено сияющей улыбкой, синие глаза горят. Ну, совсем как вишенка и ничуть не «снежная королева».

Нынче съехалась пропасть гостей, гораздо больше, нежели в предыдущие годы. Еще бы! До сих пор все они были маленькие: и сама Диночка, Вава Зноева, и Саша Майкова, и Мери Щербет, и Воля с Максом, и братья Гронверские, и вся эта зеленая молодежь, что наполняет сейчас гостиную Переверзевых, посреди которой высится огромная елка.

Какая она прелесть, эта елка! Сколько роскошных вещей навешано на ее зеленых ветвях! Как красиво сверкают в лучах бесчисленных электрических лампочек все эти чудесные безделушки!

Но странно! Собравшиеся юные гости и их молоденькая хозяйка так мало интересуются в этом году елкой. Все они важно расселись по креслам и диванам, как взрослые молодые люди в ожидании танцев, и ведут «взрослую же», «всамделишную» беседу.

— Вы слышали Шаляпина? — немножко картавя и явно подражая своему старшему брату, кавалерийскому юнкеру, осведомляется тринадцатилетний пажик, Воля Шестаков.

— Ах, какая прелесть! Как он хорош! Я его слышала в «Фаусте» — лепечет Мери Щербет. — А вы, Диночка, слышали его?

Диночка краснеет до ушей от стыда и обиды. Точно она маленькая! Не слышать Шаляпина, когда все ее гости слышали его! И почему это мамуся и папочка не берут ее в театр?

Она старается пробурчать что-то в ответ этой несносной Мери, вся малиновая, как вишня, но неожиданно взор ее падает на двоих детей, одетых скромно, почти бедно, стоящих в уголку залы и с восторгом взирающих на пышно убранную ель.

Еще ярче вспыхивают щеки Диночки при виде этих бедно одетых ребятишек, детей папочкиного секретаря, незаметного, очень бедного человека, которого почему-то, однако, особенно ценит и уважает папочка.

Диночка чувствует какую-то неловкость перед своими нарядными сверстниками и сверстницами от присутствия этих двух «замарашек» на ее блестящем вечере в рождественский сочельник. А тут еще Макс Весенцев, изящный юный праведник в ослепительно белых перчатках, во франтоватых манжетах и воротничке, вскидывает пенсне на нос и, глядя на неприятных Диночке гостей, цедит сквозь зубы:

— Что сие за явление? Откуда такие прелести?

Диночка уничтожена вконец. Противный Макс! Недостает еще, чтобы он принял этих детей за настоящих гостей ее, Диночки. Куда как приятно! Между тем «прелести» и не думают смущаться. И братишка, и сестренка — в восторге от елки оба. Ваня и Нюта ничего подобного не видели еще за свою коротенькую жизнь. Дома у них бедность, нужда, недостаток. О елке, конечно, и помина нет. Спасибо еще доброму папиному начальнику, что позвал их сегодня к себе на елку… Уж и елка же! Елка словно в сказке! Во сне такой не увидишь, пожалуй! Ваня и Нюта ошеломлены. Глазенки их горят. Руки сами собой тянутся к нарядному, очаровательно красивому деревцу. И дети, забывшись, громко делятся впечатлениями друг с другом.

— Ваня, ты погляди! Огоньков-то сколько, желтые, синие, красные, голубые! — восторженно лепечет Нюта.

— А паяц-то, паяц, ишь какой забавный! — указывая пальцем на красивую, висящую на ближайшей к нему ветке безделушку, вторит ей, тоже захлебываясь от восторга, Ваня.

— А пряник-то какой огромадный, видишь? И мишка, гляди, мишка! Совсем как живой!

О, это уже слишком, по мнению Диночки. Она вся как на иголках…

— Точно дети с улицы! Никакого воспитания — ну, решительно, никакого! Просто стыд и срам!

И она украдкой обводит глазами своих гостей.

Какие у тех насмешливые лица и улыбочки! Ах, зачем только папочка позвал таких невоспитанных детей! Что о них, Переверзевых, будут думать их «настоящие» гости! Какое общество увидят они здесь!

До ушей Диночки долетает насмешливая фраза Мери Щербет, ужасной аристократки:

— Ma chere, откуда вы раздобыли этих дикарей?

— О, они попали сюда прямо с необитаемого острова! — острит Макс.

— Милая непосредственность! Она очаровательна! — смеется Саша Майкова. И непонятно: добродушие или насмешка таится в этом смехе у нее.

Неожиданно Воля (ох уж этот ужасный Воля!) прибавляет, обращаясь к Диночке:

— Вы давно дружите с этими детьми? В прошлом году я их что-то здесь не видел.

О, это уже чересчур!

Красная, как пион, Диночка срывается с места, бросается к елке, не глядя срывает с нее две первые попавшиеся бомбоньерки и сует их в руки Ване и Нюте.

— Вот-вот… — лепечет она с опущенными ресницами и рдеющими щеками — возьмите это себе на память с нашей елки и идите домой. Сейчас начнутся танцы, а вы все равно не умеете танцевать!

И так же быстро возвращается к кружку молодежи.

Еще год промчался в жизни Диночки. Тяжелый, печальный год.

Папочкины дела пошатнулись. Пришлось «сократиться» во всем еще недавно богатой, ни в чем не отказывающей себе семье. Из огромной квартиры Переверзевы переехали в маленькую. Отпустили мисс Фанни и отказали всему штату прислуги. Осталась няня Астафьевна, как непременный член семьи, да кухарка Матреша, служившая раньше у них судомойкой на кухне, при поваре.

Но беда никогда не приходит одна. В довершение всего заболела Диночка. Заболела как-то странно. Слабость, бледность, вялость и полная апатия при полнейшем отсутствии какой бы то ни было боли приковывают теперь подолгу к кушетке Диночку.

Теперь она уже настоящая «снежная королева»! Личико у нее, как у Снегурочки, и маленькое-премаленькое, с кулачок! А глаза огромные, как сливы. И горят так ярко лихорадочным, нездоровым огнем.

Мамуся без слез не может смотреть на это бледное личико, а папочка только хмурится и молчит.

И Диночка молчит… Кутается в платок, мучимая лихорадкой и мечтой о том, как было бы хорошо, если бы она сделалась здоровой!

Опять сочельник…

Но как мало похож он на тот, прошлогодний! Бледная Диночка лежит на диване. Маленькая, скромная елка стоит перед ней на столе. И большая тоска холодит сердечко бедной «снежной королевы».

Сегодня сочельник. Но где же та радость, которая всегда поджидала обыкновенно Диночку в этот торжественный день? Где великолепная елка, блестящий вечер, нарядное общество ее юных друзей; где они, эти ее друзья, с такой охотой приезжавшие к ним в прошлые годы? Никто из юных сверстников и сверстниц не заглянул к Диночке с тех пор, как Диночка больна, а родители ее переменили свою прежнюю большую и роскошную квартиру на теперешнюю скромную и маленькую, где нельзя уже делать ни танцевальных вечеринок, ни роскошной елки…

Никто не пришел поздравить сегодня больную Диночку: ни Саша, ни Макс, ни Воля, ни Мери Щербет… А тогда, бывало… Или они боятся стеснить обедневшую семью? Ах, разве может стеснять участие, выражение дружбы и привязанности!

Слезы жгут Диночкино горло, но она крепится, стараясь скрыть их от папочки и мамуси. Зачем растравлять их и без того измученные сердца? И без того велико их горе…

Няня Астафьевна просовывает в дверь свою благообразную седую голову, повязанную неизменным старушечьим платочком.

— Там… пришли к тебе, Диночка. Хочешь повидать? — шепчет она своей воспитаннице и, не дождавшись ответа больной, широко распахивает двери. На пороге комнаты стоят смущенные и улыбающиеся Нюта и Ваня, дети давно ушедшего от папочки его секретаря. Их милые свежие рожицы смущенно улыбаются Диночке.

Потом оба они нерешительно приближаются к больной. Ваня протягивает ей какой-то сверток.

— С праздником, — говорит он, забавно шепелявя, — вот поздравить пришли. Принесли пряничков и пастилки. Папа наш праздничные получил, нам на гостинчики дал… Кушай на здоровье!..

А Нюта с важностью взрослой объясняет Дининому папочке:

— И дров купили к празднику, и гуся… А Ване сапоги… Старые-то до дыры сносились… С ног валятся… Так что у нас теперь много полегче будет! Куда легче теперь! Праздничную награду получил нынче наш папа на службе, целых двадцать пять рублей!

Диночка слушает, глядит на детей и маленькое сердечко ее шумно бьет тревогу. Затем она быстро заглядывает в ясные, доверчивые глазки Вами, берет него сверток из рук и, прижимая коробочку к груди, падает лицом в подушку… И тихо, беззвучно плачет…