Глава пятьдесят восьмая

---

Весть о том, что мои блестящие надежды рушились, достигла моей родины до моего приезда. В «Синем Вепре» все уже было известно, и я заметил значительную перемену в обращении прислуги со мною. Пока считали меня будущим богачом, очень старались заискивать мое расположение, а теперь, узнав, что я лишился состояния, совершенно охладели ко мне. Я приехал туда вечером, очень уставши от поездки, которую я прежде делал шутя. Хозяин «Вепря» объявил мне при входе, что не может мне дать прежнюю мою спальню, которая уже занята кем-то (вероятно, имевшим большие надежды), и потому отвел мне скверную каморку над каретным сараем, за голубятнею. Впрочем, я здесь так же хорошо спал, как и в лучшей комнате «Вепря», и сны снились мне не хуже прежних.

Рано утром, пока приготовляли мне завтрак, я отправился погулять, чтоб взглянуть на Сатис-Хаус.

На воротах и на окнах виднелись объявление о продаже на следующей неделе с аукционного торга мебели и разной домашней утвари. Дом продавали как старый строительный материал, на слом. Над пивоварней красовалась большими белыми буквами надпись «1-й участок», а над домом, столько лет закрытым, «2-й участок». Были еще надписи и на других постройках, а завядшие вьющиеся растения, сорванные со стен, чтобы яснее выказать надписи, теперь валялись в пыли. При входе в ворота я оглянулся с неприятным чувством незнакомца, не имеющего ничего общего с окружающими его предметами, и заметил аукционного писца, расхаживавшего по бочкам и считавшего их для джентльмена, который, держа в руках перо, составлял опись; вместо письменного стола ему служили кресла на колесах, которые я так часто катал, напевая «дядя Клем».

Вернувшись к завтраку в столовую «Синего Вепря», я застал там мистера Пембельчука, разговаривавшего с хозяином. Не исправившись, по-видимому, и после недавнего печального приключения, он дожидался меня и, при моем входе обратился ко мне со следующими словами:

— Молодой человек, сожалею, что вы обеднели. Но иначе и ожидать было нечего! Но иначе и ожидать было нечего!

При этом с важным видом, будто прощая меня, он протянул мне руку, которую я нехотя пожал, ибо был слишком изнурен, чтоб ссориться с ним.

— Уильям, — сказал Пембельчук лакею, — подай лепешек!

Угрюмо уселся я завтракать, но не успел я еще протянуть руку к чайнику, как Пембельчук, стоявший рядом со мной, схватил его и налил мне чаю с видом благодетеля, не хотевшего покинуть меня до конца.

— Уильям, — сказал он, — подай соли. В прежнее счастливое время, — продолжал он, уже обращаясь ко мне, — я думаю, вы употребляли сахар? Не пили ли вы также и чай со сливками? Да! Уильям, принеси салату.

— Благодарю вас, — отвечал я отрывисто, — я не ем салат.

— Вы не едите? — возразил мистер Пембельчук, вздыхая, как будто он полагал, что в настоящем моем бедном положении салат был самая приличная еда. — Однако вам надо довольствоваться простыми овощами и плодами. Ничего не надо, Уильям.

Я продолжал завтракать, и мистер Пембельчук, стоя за мною и выпучив глаза, громко дышал по обыкновению. «Кости да кожа, — размышлял он вслух. —А когда он отсюда отправился (могу сказать с моим благословением) и я угостил его чем мог, он был здоров как бык».

Слова его навели меня на мысль сравнить прежнее его раболепное поведение, когда он при известии о постигшем меня богатстве, низко кланяясь, пожимал мою руку, говоря: «позвольте, позвольте», с важным снисходительным видом, с которым он теперь подал свои толстые пальцы.

— А! — сказал он, передавая мне хлеб и масло. — Вы отправляетесь к Джозефу.

— Ради Бога, — воскликнул я, невольно разгорячившись, — что вам за дело, куда я иду? Оставьте мой чайник в покое!

Я не мог хуже поступить, ибо тем представил Пембельчуку случай, которого он искал.

— Да, молодой человек, — сказал он, выпуская из рук чайник и отступая шага на два от стола, чтобы хозяин гостиницы и его слуга, стоявшие у дверей, лучше могли его расслышать. — Я оставлю чайник. Вы правы, молодой человек. На этот раз вы правы. Я совершенно забылся при виде вашей худобы, последствия вашего образа жизни, и хотел только подкрепить ваше здоровье пищею ваших праотцов. Впрочем, — продолжал он, обращаясь к хозяину «Вепря» и к слуге, и указывая рукой на меня. — Я с ним играл в дни счастливой его юности. Вы скажите, что это невозможно. Я же вам говорю, что играл.

Послышался легкий шепот. Лакей, казалось, был тронут.

— Ведь это он самый! — воскликнул Пембельчук. — Я его катал в своем кабриолете. Я следил за его воспитанием. Ведь я приходился дядюшкой его сестре, по её мужу. Ее звали Джоржианой-Марией. Пускай это опровергнет кто, если может.

Лакей, по-видимому, убедился в том, что я не могу опровергнуть его слов и, кажется, стал еще худшего обо мне мнения.

— Молодой человек, — сказал Пембельчук, обращаясь ко мне, — вы отправляетесь к Джозефу. Что мне за дело до вас? А я вам говорю, сударь, вы отправляетесь к Джозефу.

Лакей кашлянул, будто хотел предложить мне опровергнуть эти слова.

— Теперь, — продолжал Пембельчук с возрастающим достоинством, — теперь я вас научу, что вам надлежит сказать Джозефу. Вот хозяин «Вепря», человек известный и уважаемый в городе, и Уильям по фамилии Поткинс, если не ошибаюсь.

— Вы не ошиблись, сударь, — сказал Уильям.

— Я вас выучу при них, молодой человек, что вам следует сказать Джозефу. Вы скажите: Джозеф, я сегодня видел своего первого благодетеля. Я не назову его имени, но вообще все в городе его так зовут. Я видел его.

— Клянусь, что я не вижу его здесь! — сказал я.

— Так же и это скажите ему, — продолжал Пембельчук. — Скажите ему, что вы это мне сказали, и даже Джозеф удивится.

— Вы очень ошибаетесь, — сказал я. — Я его лучше вашего знаю.

— Скажите ему еще, — продолжал Пембельчук, — я видел этого человека и он ни к вам, ни ко мне не питает дурных чувств. Он знает ваш характер, Джозеф. Ваше тупоумие и невежество ему хорошо известны; он и меня знает и не сомневается в моей неблагодарности. Да, Джозеф, скажите вы, — при этом он покачал головой, указывая на меня рукой, — он знает, что я лишен способности питать хоть каплю благодарности. Он лучше всякого это знает. Вы его не поймете, Джозеф, оттого, что у вас нет настолько ума, но этот человек все и всех понимает.

Каким пошлым ослом я ни считал его прежде, но он превзошел мои ожидания.

— Вы скажите, — Джозеф, он мне дал поручение. Он поручил мне нам сказать, что в несчастии, постигшем меня, он видит перст Божий и перст этот указывает на слова: «награда за неблагодарность к первому своему благодетелю». Впрочем, этот человек сказал мне, что не сожалеет о добре, оказанном мне, ибо всякий должен делать добро ближнему, и потому он опять при случае готов поступить так же.

— Очень жалею, — сказал я, покончив наконец завтрак, — что этот человек не сказал, что он именно, сделал и что опять намерен сделать.

— Хозяин «Вепря» и Уильям! — воскликнул Пембельчук, обращаясь к ним. — Позволяю вам сообщить вашим знакомым в городе и в окрестностях, что я хорошо поступал и готов так же поступать.

При этих словах наглый лгун пожал руку хозяину «Синего Вепря» и его слуги и с важным видом вышел. Слова его более удивили меня, чем рассмешили. Вскоре после него и я ушел и, проходя по Хай-Стриту, увидел его у дверей лавки, что-то рассказывающего (вероятно, с прежним успехом) группе избранных лиц, которые при моем проходе подозрительно покосились на меня. Но тем приятнее было мне увидеть Джо и Бидди, доброта которых еще более выказывалась при сравнении с нахальной глупостью Пембельчука. Я шел потихоньку. Ноги мои еще были очень слабы, но чем более приближался я к кузнице, тем легче чувствовал себя.

День был прекрасный. Голубое небо, ласточки, высоко летавшие над зелеными полосами овса, и вся вообще окрестность показались мне красивее и спокойнее, чем когда-нибудь. На пути представлялись мне приятные картины жизни, которую я здесь поведу под руководством друга, преданность и смышлёность которого я уже испытал. Сердце мое было взволновано при одной мысли, что я возвращаюсь на родину после столь долгих испытаний.

Я еще не видал школу, которой Бидди заведовала, но проходя полями, чтоб незаметно попасть в деревню, я увидел школьный дом. К сожалению, был праздник и дети распущены по домам, почему и не исполнилась моя надежда застать Бидди за ее обыкновенными, вседневными трудами.

Но до кузницы уже было недалеко, и, идя под тенью лип, я прислушивался, не услышу ли знакомых ударов молота. Но все было тихо; тщетно напрягал я свой слух. На минуту мне казалось, что я слышу действительно молоток, а потом приходилось сознаться, что это только игра воображения. Все было здесь по старому: те же старые липы, тот же шиповник, те же каштановые деревья; одного только недоставало — однообразных ударов молотка. Наконец я с каким-то замиранием сердца увидел кузницу. Она была заперта. Не видать было ни пламени в горне, ни искр над трубою; не слышно было рева мехов — все было тихо и пусто.

Но зато дом, казалось, был далеко не пуст. Даже в парадной гостиной висели чистенькие занавески и открытые окна были уставлены цветами. Я пошел потихоньку к окошку, желая заглянуть в комнаты. Но вот на пороге показались Джо и Бидди, рука об руку. Бидди сначала вскрикнула, думая, что видит призрак, но через минуту она была в моих объятиях. Мы оба плакали: я, видя ее такой здоровой и хорошенькой, она же, напротив, при виде моей бледности и изнурения.

— Милая Бидди, какая вы нарядная!

— Да, милый Пип.

— И ты Джо, как принарядился.

— Как же, Пип, старый дружище.

Я с недоумением посмотрел на них обоих.

— Сегодня день моей свадьбы! — воскликнула Бидди с восторгом. — Я жена Джо!

Они повели меня в кухню. Я сел и положил голову на старый стол. Бидди взяла мою руку и прильнула к ней губами, Джо трепал меня по плечу, говоря: «он, душка моя, слишком слаб для такого сюрприза».

— Да, я бы должна была об этом подумать, но я слишком счастлива!

Они были так рады меня видеть, так гордились мною! Своим приездом именно в этот день, я, казалось, переполнил чашу их радостей. Прежде всего я мысленно благодарил Провидение за то, что никогда не заикнулся Джо о своей последней, несбывшейся, надежде. Как часто я хотел ему открыться! Какое счастье, что он не остался со мною еще лишнего часочка; иначе, наверно, узнал бы все!

— Милая Бидди, — сказал я, — лучше вашего мужа нет человека на свете. Если б вы только видели, как он за мною ухаживал, то, право… Впрочем, нет, вы не могли бы его любить более, чем теперь.

— Это невозможно, — отвечала Бидди.

— И ты, Джо, счастлив. Лучше твоей жены нет никакой на свете. Она сделает тебя счастливым, как ты и вполне заслуживаешь, милый, добрый, благородный Джо!

Джо взглянул на меня. Губы у него дрожали, и он утер глаза свои рукавом.

— Теперь, Джо и Бидди, так как вы были сегодня в церкви и должны быть в мире и любви со всеми на свете, то примите искреннюю мою благодарность за все, что вы для меня сделали, получая взамен только черную неблагодарность. Я здесь останусь недолго, я скоро отправляюсь за границу, где стану работать день и ночь, пока не выплачу денег, заплаченных вами за меня. Но не думайте, что, сделав это, я не буду считать себя в долгу у вас. Нет, если б я мог уплатить вам и в тысячу раз более, то всё-таки не мог бы с вами расквитаться, да я этого и не желаю. Я хочу всегда оставаться вашим должником!

Они были очень растроганы моими словами и просили меня прекратить этот разговор.

— Нет, я должен вам сказать еще кое-что. Милый Джо, я надеюсь, что у тебя будут дети, и скоро какой-нибудь мальчуган будет по вечерам сидеть с тобою рядом в уголке, напоминая тебе такого же мальчугана, навсегда покинувшего этот старый, милый дом. Не говори ему, Джо, что я был неблагодарен! Не говорите ему, Бидди, что я был неблагодарен и несправедлив. Скажите ему только, что я уважал вас обоих от всей души за вашу доброту и постоянство в дружбе. Скажите ему еще от меня, что он, как сын ваш, должен быть гораздо лучшим человеком, нежели я.

— Ну, я ему ничего такого не намерен говорить, Пип, — сказал Джо, не отнимая рукава от своих глаз, — и Бидди этого не скажет. Подобных вещей никто не станет говорить.

— Теперь хотя я и уверен, что вы меня уже но доброте своей простили в сердцах ваших, скажите мне оба, что вы меня прощаете! Умоляю вас, дайте мне услышать эти радостные для меня слова! Звук их постоянно будет жить в моем сердце, и я буду в состоянии утешать себя мыслью, что вы со временем станете доверять моей дружбе и будете лучшего мнения обо мне!

— О, милый Пип, старый дружище! — воскликнул Джо. — Господь Бог знает, что я прощаю тебя, если имею что простить.

— Господь ведает, что и я прощаю вас, — повторила Бидди.

— Дайте же мне взглянуть на мою комнатку, — сказал я тогда, — и оставьте меня там на минуту одного. Потом перехватив что-нибудь, я отправлюсь в путь. Вы меня проводите, пожалуйста, до указательного столба. Там мы и простимся!

Я продал все, что имел и отложил из этих денег сколько мог, чтоб заключить сделку с кредиторами. Они согласились на все и отсрочили мне на долгое время платеж моего долга. Окончив свои дела, я оставил Англию и отправился в Каир, к Герберту. Через два месяца я уже поступил конторщиком в торговый дом Кларикера и К. Не прошло и четырех месяцев, как все дело нашей восточной конторы осталось у меня в руках, ибо старый Билль Барлэ успокоился на веки, а Герберт уехал, чтоб жениться на Кларе.

Много лет прошло, прежде чем я попал в компаньоны, но все это время я жил очень счастливо с Гербертом и его женою. Я жил безбедно, заплатил все свои долги и постоянно переписывался с Джо и Бидди. Тогда, наконец, я сделался третьим компаньоном в нашем доме. Кларикер выдал тайну мою Герберту и рассказал ему, благодаря чему он попал в его контору. Он уверял, что его давно уже мучила эта тайна, потому он и открыл ее. Герберт очень удивился, услыхав его рассказ, и был немало тронут. Мы, конечно, не переставали и после быть отличными друзьями. Я не хочу, чтоб подумали, что наш дом был очень важный и что мы были страшные богачи. Нет, мы не вели очень обширной торговли, но нашу контору уважали и наши дела шли очень хорошо. Мы стольким были обязаны деятельности Герберта и неослабному его трудолюбию, что я часто задавал себе вопрос, с чего я составил себе некогда понятие, что он не способен ни к какому делу? Наконец, в один прекрасный день мне пришла в голову мысль, что, верно, не он был неспособен, а я.

---

Глава 58
«Большие надежды» Ч. Диккенс

« Глава 57

Глава 59 »