Глава VIII

Когда Карлос сиболеро вернулся в долину, его приветствовали шумные крики bravo и viva! Сотни женщин махали в воздухе белыми платками; но из всех этих платков он видел только один, и этого одного маленького платочка ему было довольно. Он видел крошечную ручку, украшенную драгоценными перстнями, махавшую ему дорогим кружевным платком, и это милое приветствие вселяло радость и надежды в его душу; однако то, что происходило у него в душе, он не выдал ни словом, ни жестом. Подъехав к повозке, где сидели его мать и сестра, он сошел с лошади и в ответ на их радостные приветствия поцеловал обеих.

Молодой ранчеро дон Хуан был тут же около Карлоса, и взгляд его с нескрываемым восхищением покоился на прелестной блондинке, которая, в свою очередь, отвечала ему более, чем благосклонной улыбкой. Не подлежало сомнению, что между молодым ранчеро и сестрой сиболеро существовала взаимная привязанность, и оба они знали об этой взаимности. В сущности, по своему общественному положению, в качестве фермера, хотя и богатого, дон Хуан был немного выше сестры сиболеро; но он был смел, ловок и умен, а главное богат, и потому без труда мог бы со временем хотя бы через соответствующий брак, вступить в ряды местной аристократии. По-видимому, он не добивался этой чести и едва ли помышлял о женитьбе на местной аристократке. Он не скупился на деньги и теперь, выиграв, благодаря Карлосу, целых пятьдесят унций с Вискарры, на славу угощал своего молодого друга, его сестру и мать и угощался с ними сам. В маленькой группе было весело и оживленно, тогда как комендант ходил хмурый и сердитый, очевидно, досадуя на проигрыш. Временами он косился на веселую компанию, и взгляд его останавливался на Розите с наглым восхищением, возмущавшим и тревожившим дона Хуана. Последнему знаком был нрав коменданта и та безграничная власть, какой он был облечен в этой стране, и это невольно внушало молодому ранчеро страх и опасения.

Если сиболеро был весел и доволен своими лаврами, то Робладо был гневен и взбешен; самая грубая ревность клокотала в его душе; он ревновал красавицу Каталину к молодому сиболеро, затмившему в этот день игр всех остальных своих соперников.

После целого ряда менее интересных игр, в заключение должно было состояться «Correr el gallo», то есть «Гонка за петухом». Это чисто ново-американский спорт, который состоит в том, что живого петуха подвешивают за ноги к горизонтальному суку дерева на такой высоте, чтобы человек на коне едва мог ухватить за голову висящего петуха, причем голова и шея птицы густо обмазываются мылом, чтобы схватившему птицу за голову трудно было удержать ее в руке. Задача заключается в том, чтобы, схватив птицу за голову, на полном скаку, успеть сорвать ее с дерева и затем, несмотря на погоню всех остальных соперников, старающихся вырвать у счастливца его добычу или хотя бы часть ее, то есть крыло или лапу, доскакать до столба, не только сохранив в руках птицу, но еще доставив ее живой и невредимой.

Многим участникам этой забавы удавалось схватить петуха за голову, но благодаря мылу сорвать его с дерева не удавалось. Сержант Гомес был в числе участников и, будучи весьма высокого роста, сумел ухватить птицу настолько крепко, что ему удалось сорвать ее, но, как впоследствии было обнаружено, это удалось ему еще и потому, что он прибегнул к известному мошенничеству, а именно: захватил с собой горсть песка, что в значительной степени облегчало задачу. Однако, несмотря на эту хитрость, доскакать до столба с целой птицей сержанту не удалось; сначала его догнал проворный вакеро (vaquero) и оторвал одно крыло у петуха, другой из его соперников вырвал хвост, а третий оборвал второе крыло, так что драгун пришел к столбу лишь с жалкими остатками своего петуха и потому не заслужил ни восторга, ни одобрения.

Карлос не принимал участия в этой игре, но, когда присутствующие стали подзадоривать его, он согласился стать во второй очереди.

На этот раз было введено некоторое изменение: птицу не подвесили на сук, а зарыли по плечи в рыхлый песок, так что из него торчала только одна голова, и при этом вместо петуха взяли белоснежную цаплю, весьма распространенную в этой местности; голову ее не нужно было намыливать, так как само оперение ее достаточно скользкое и гладкое, да к тому же эта птица не давала схватить себя за голову, беспрестанно вращая ею в разные стороны, что делало задачу еще более трудной.

По данному знаку, вся линия наездников пустилась вскачь к тому месту, где была зарыта цапля. Карлос умышленно держался в числе последних, но белая изогнутая шея цапли все еще торчала из песка и, поравнявшись с ней, он вдруг нагнулся и, схватив птицу прямо за шею, разом вытащил ее; она забилась у него над лукой.

Теперь Карлос должен был призвать на помощь не только прыткость своего коня, но и всю свою ловкость и проворство, чтобы не дать нагнать себя или повредить птицу. А между тем лихие ездоки неслись к нему со всех сторон.

Но он уходил от одних, уворачивался от других, объезжал третьих и в конце концов прибыл к столбу, держа в руке неповрежденную птицу, сильно размахивавшую большими белыми крыльями в воздухе. Опять толпа приветствовала его громкими криками. Но теперь, согласно издавна существующему обычаю, он должен был положить трофей к ногам своей возлюбленной, которая в этот же вечер должна явиться на танцы, на «фанданго» с этим трофеем в руках, в знак того, что она удостоилась особого внимания героя дня.

Кому же окажет перед всеми свое предпочтение молодой сиболеро? Этот вопрос занимал теперь решительно всех. Но Карлос не спешил успокоить умы, и вдруг, к величайшему удивлению присутствующих, поднял птицу высоко над головой и выпустил ее на волю.

Однако, прежде чем возвратить ей свободу, он выдернул у нее несколько тонких пушистых белых перьев и золотым шнурком связал их в красивый султан. Затем, дав шпоры своему коню, галопом подскакал к скамьям для зрителей и грациозно перегнувшись с седла, положил свой трофей к ногам Каталины де Крусес.

Ропот недоумения и удивления пробежал по рядам зрителей: «Как! Простой сиболеро, никому неизвестный юноша, осмеливается рассчитывать на благосклонные улыбки дочери такого rico, как дон Амброзио?! Нет, это не лестное внимание, а оскорбительная дерзость!»

Это говорили не только сеньоры и сеньориты, но и побланы, и ранчеры, обиженные таким явным предпочтением юноши из их среды.

Что же испытывала при этом сама Каталина? Она была и польщена, и смущена; более всего смущена. Она приветливо улыбнулась сначала, затем покраснела и ласково ответила: «Gracias, cavallero!» Но как бы оставалась с минуту в нерешительности, поднять ей поднесенный трофей или нет.

Но пока она размышляла, разгневанный отец и взбешенный поклонник повскакали со своих мест.

— Дерзкий! — воскликнул последний, схватив султан и швырнув его на землю.

Но Карлос наклонился с седла, поднял свой трофей, воткнул его за золотую тесьму своего сомбреро, и, окинув пренебрежительным взглядом Робладо, проговорил: «Не выходите из себя, капитан; ревнивые поклонники обычно бывают бесстрастными мужьями!» — затем, переведя свой взгляд на сконфуженную красавицу, совершенно иным тоном добавил: «Gracias, senorita!» — при этом приподнял свое сомбреро и с низким поклоном в се адрес отъехал в сторону.

Из уст взбешенного Робладо вырвалось только громкое «Carajo!» Он схватился было за эфес своей сабли, но при виде длинной мачете молодого охотника не выхватил ее, а беспрепятственно позволил ему удалиться, бормоча себе под нос какие-то ругательства. Несмотря на все свое фанфаронство и показную храбрость, Робладо был далеко не храброго десятка, когда дело доходило до действий вместо слов.

Поступок сиболеро возбудил много толков и породил ему немало врагов, особенно среди высшего класса населения. Но к счастью, состязания под открытым небом на этот день закончились, и собравшиеся со всех сторон зрители начали постепенно расходиться и разъезжаться.

Спустя полчаса на месте игр уже не было никого, но этим праздник еще не окончился: предстояло еще немало других зрелищ. На очереди был второй крестный ход с продажей «индульгенций», частиц мощей, четок и всевозможных святынь, затем вторичное кропление святой водой и процессия с изображением святого Хуана, громадной восковой фигуры, одетой в выцветший желтый атлас и разубранной бесчисленным множеством позументов и перьев, придававших ему сходство с индейским идолом. Кроме того, вследствие расшатавшегося соединения шеи с головой, при каждом движении носилок, фигура святого презабавно кивала, что святые отцы не преминули приписать благосклонности святого к усердным своим почитателям. Впрочем, такие кивающие святые и мадонны не были редкостью в Мексике.

После торжественной процессии следовали еще другие увеселения, прежде всего грандиозный фейерверк, а затем танцы.

Фейерверки — это страсть новомексиканцев, их излюбленное зрелище, без которого здесь не обходится ни один праздник, ни одно торжество; и бедный, и богатый, старый и малый, все с одинаковой жадностью спешат насладиться игрой этих огненных искр, забывая обо всем остальном.

Глава 8
«Белый вождь». Майн Рид