Русская и мировая классика Переводы и оригиналы |
Солнце клонилось к закату, и на западном горизонте снеговые вершины Sierra Blanca окрасились розоватым отблеском вечерней зари.
На азотее грандиозного дома дона Амброзио красавица Каталина любовалась закатом, но любовалась рассеянно, словно мысли ее были не здесь, словно ей рисовались в них иные, более привлекательные для нее картины.
Взгляд ее часто переходил от великолепной картины заката на тенистые купы китайских кленовых деревьев, с их тонкими и стройными стволами, между которыми сверкали серебром воды реки. Эта темная, тенистая роща была окраиной сада дона Амброзио. С двух боковых сторон сад был обнесен высокой каменной стеной, а с передней стороны примыкал к patio, то есть внутреннему двору, украшенному посередине фонтаном и вымощенному цветными кирпичами; с четвертой же стороны сад ограничивала река, за которой тянулись уже поля и пастбища, луга и леса пригородных местностей. Эта роща, тенистая и прохладная днем и непроглядная темной ночью, не раз служила ей местом свидания с молодым сиболеро, но почему-то взгляд ее был печален, хотя сегодня в ночь в этой роще она должна была увидеться с ним. Но нет, на душе у нее было тяжело; какие-то невеселые думы тяготили и удручали ее. Она задумчиво ходила взад и вперед по азотее, останавливаясь перед каждой кадкой с деревом, перед каждой вазой или фарфоровым горшком с цветущими растениями, которыми были уставлены парапеты азотеи и украшены ее стены и углы, придавая ей общий вид цветущего сада. Каталина останавливалась и вглядывалась и в кадки, и в горшки, и кругом, словно искала какой-то предмет и не находила его.
— Ни в саду, ни в патио, ни в моей комнате, ни в зале, ни в гостиной, ни здесь… О, Dios! Где же я могла потерять?.. Что, если оно попадет в руки отца, или его врагов!.. Ах, если бы я только знала, как мне предупредить его… Но я ничего не могу теперь сделать! Надо спросить Виченцу, — продолжала сеньорита. — Но не хотелось бы этого делать: я не доверяю ей; она очень изменилась за последнее время… Я уже два раза поймала ее на лжи и обмане!.. Но все же надо спросить ее, она могла выбросить эту записку, не зная ее содержания; ведь она не умеет читать! Да, но другие, с кем она знакома, — умеют! Я и забыла об ее возлюбленном, об этом солдате… Если она нашла и показала ему… Diosdemialma!.. Ax, это было бы ужасно! Этот низкий, лукавый парень, как говорят, любимец коменданта… Боже упаси!..
— Виченца! Виченца! — крикнула она, перегнувшись через парапет азотеи, выходивший в патио. — Поди сюда!
На ее зов взбежала по лестнице метиска, в яркой юбке и белой сорочке, украшенной шитьем.
— Что угодно сеньорите? — спросила она.
— Я потеряла небольшой лоскуток бумаги; он был сложен такой продолговатой полоской! Не видала ли ты?
— Нет, сеньорита! — не задумываясь, ответила девушка.
— Быть может, ты нечаянно вымела или бросила в огонь!
— Нет, сеньорита, я никогда не выметала и не бросала в огонь никаких бумажек, так как, не умея читать, я могла бы уничтожить что-нибудь важное!
Насколько было правды в ее ответе, трудно сказать, и поверила ли ей ее молодая госпожа, тоже не видно было из ответа.
— Ну, в сущности, это не важно!.. Ты можешь идти, Виченца!
Девушка повернулась и стала спускаться вниз по лестнице, ведущей в патио; на губах ее мелькала злобно-лукавая улыбка, говорившая о том, что об утерянной бумажке ей было известно гораздо больше, чем она сказала. Но Каталина не видела этой злорадной усмешки; она задумчиво смотрела на закат, размышляя о том, что через несколько часов он будет здесь.
Робладо сидел опять в своей комнате и о чем-то размышлял, когда тихонько постучали в его дверь.
— Кто там? — спросил он, как всегда.
— Уо! — отозвались за дверью.
И как всегда, получили разрешение войти.
— Ну, Хозе, какие новости?
— Только вот это! — сказал солдат и вручил при этом записку, а на вопрос капитана, от кого эта записка, ответил:
—Вы это лучше меня поймете, капитан! Это сеньорита получила от кого-то сегодня утром в церкви, как полагает Виченца; она думает, что ее привезла эта девушка Иозефа, оттуда, с краю долины.
Но Робладо уже не слушал его: он с жадностью пробежал принесенную ему записку.
— Живо, Хозе! Пришли мне сюда Гомеса! Но, смотри, не говори никому ни слова и сам будь наготове; ты можешь мне понадобиться! Иди!
Солдат повернулся и вышел.
— Клянусь Небом! — воскликнул Робладо, оставшись один, — вот непредвиденное счастье! Итак, сегодня ночью… ровно в полночь, прекрасно!.. Жаль только, что не названо место… «на обычном месте»… Значит, они видались там уже не раз… Но как угадать, где это их обычное место?.. Ах, да, я прикажу следить за каждым ее шагом… И как только эта Виченца выследит ее, она может предупредить нас; мы еще успеем оцепить их, накрыть и изловить в самый момент блаженства!..
Появление сержанта Гомеса прервало приятный монолог Робладо.
— Гомес, распорядись, чтобы человек двадцать из наших молодцов были наготове! Пусть ждут моих приказаний, не выезжая со двора! Нужно быть готовыми к одиннадцати часам!
— Слушаю-с! — отвечал сержант и, повернувшись на каблуках, вышел.
«Если бы я только знал место! Где-нибудь вблизи дома, или в саду?.. А может быть, где-нибудь за городом! Это весьма возможно! Он, вероятно, не рискнет явиться чуть не в самый город, где кто-нибудь может узнать его или его лошадь. Надо убить эту лошадь! Нет, она должна быть моей… Что за конь! Это стрела… огонь!.. Не пойти ли мне сообщить о письме Вискарре? Нет, лучше, когда все дело будет обделано!.. Вот удивится-то! Лучше всего, за ужином!.. Быть может, я украшу этот ужин ушами сиболеро! Ха-ха-ха!..»
И разразившись дьявольским смехом, капитан снял со стены свою саблю, прицепил ее на себя и заткнул за пояс два тяжелых пистолета; затем, осмотрев свои шпоры, вышел из комнаты.
Глава 42
«Белый вождь». Майн Рид
Искать произведения | авторов | цитаты | отрывки
Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.
Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон
Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен