Глава XVII

Десятки, сотни рук потянулись к нему; все хватали его за руку с выражениями признательности, с восхвалением его доблестей. Все просили его рассказать, как пал их вождь, что он и сделал через индейца, говорившего по-испански. Через него же он узнал, что вакое считают себя еще обязанными ему и своей победой, так как его ночной выстрел донесся до их лагеря, предупредив их об опасности, так что враги не застали их врасплох, как рассчитывали.

Вакое восторженно восхваляли Карлоса, и признательность их, казалось, не знала границ. Когда же общее волнение несколько улеглось, самый рослый индеец, видимо, присяжный оратор племени, снова заговорил, на этот раз обращаясь главным образом к Карлосу.

— Бледнолицый воин! Ты — тот, кто отомстил за смерть нашего вождя, ты сражался в наших рядах; ты был нам другом в беде! Мы не знаем неблагодарности, мы клялись здесь, что тот, кто отомстил за нашего павшего вождя, будет нашим вождем. Мы не знали тогда, что это мог быть белый воин; но все равно, мы не нарушим своей клятвы, а снова торжественно повторим ее!

— Повторим! Повторим! — словно эхо пронеслось в толпе краснокожих.

—До сегодняшнего дня мы никогда не называли своим вождем никого, кроме природного воина вакое. Но мы будем гордиться своим белым вождем, если этим вождем будешь ты! Мы еще раньше слышали о тебе от наших друзей команчей и знаем, что ты великий и доблестный воин; знаем также, что у себя на родине ты ничто. Но мы презираем твой народ рабов и тиранов! А к тебе обращаемся, как к брату и другу. Если ничто не связывает тебя с твоей неблагодарной родиной, оставайся у нас и будь нашим вождем!

Последние слова, словно морской прибой, прозвучали над толпой, переходя из уст в уста: «Оставайся у нас и будь нашим вождем!»

Затем наступила мертвая тишина, и все стали ожидать ответа.

А Карлос не знал, что им ответить. Там, у себя, он был немногим выше раба, а здесь ему предлагали быть повелителем целого народа.

Эти вакое, хотя и дикари на вид, в сущности были благородные и доблестные воины. Они приняли бы в свою среду и его мать, и сестру… Но Каталина! Отказаться от нее навсегда… Да разве это было в его силах?! — и эта мысль решила его судьбу.

— Великодушные и благородные воины и братья, — сказал он, — я чувствую всем своим сердцем ту великую честь, какую вы оказываете мне, и хотя я у себя не в чести, но с родиной меня связывает одно звено; звено это — в моем сердце, и оно тянет меня вернуться туда!..

—Пусть так! Но если ты не будешь нашим вождем, то будешь навсегда нашим другом! И мы постараемся доказать тебе нашу благодарность иначе! — проговорил оратор при общем одобрении. — Мы все знаем, что ты пострадал от наших недругов, но мы отбили у них твоих мулов, и они все снова будут твои. Затем, побудь с нами хоть несколько дней; будь нашим гостем, и ты не пожалеешь об этом!

Карлос, конечно, согласился и остался у них, а неделю спустя караван из пятидесяти мулов с полным грузом буйволиных шкур и тасахо двигался по пустыне Llano Estacado к северо-западу; за караваном тянулись три повозки, запряженные волами, с краснокожими погонщиками, а за ними скакал на вороном коне владелец каравана Карлос сиболеро. Все эти мулы, с их ценным грузом, были даром благодарных вакое. Но это еще было не все: на груди у него была сумка, и в ней были не деньги, не драгоценные камни, а только пыль, да, золотая пыль… и это тоже был дар вакое.

Глава 17
«Белый вождь». Майн Рид