Глава 2

После первого полета испытания стали производиться ежедневно в определенное время. Расстояние с каждым днем увеличивалось на двадцать пять — тридцать миль, и направление менялось до тех пор, пока голуби не ознакомились со всеми окрестностями Нью-Йорка на полтораста миль вокруг. Из пятидесяти птиц осталось всего двадцать, потому что суровое воспитание не только отбрасывает слабых и неспособных, но еще и тех, кто случайно заболел, или попал в беду, или слишком сытно наелся перед гонками.

На голубятне было много красивых птиц, грудастых, ясноглазых и длиннокрылых, созданных для того, чтобы служить человеку в минуту серьезной нужды. Окраска их была преимущественно белая, сизая или коричневая. У них не было определенной масти, но у каждого из оставшихся избранников были блестящие глаза и выпуклые уши высшей возвратной породы. И лучшим из всех, почти всегда первым в полете, был маленький Арно. Сидя дома, он мало отличался от других, потому что теперь уже все голуби щеголяли серебряными кольцами. Но в воздухе он тотчас давал себя знать. Как только открывали корзинки, Арно первый взлетал, поднимался на необходимую высоту, угадывал путь к дому и безошибочно мчался, не останавливаясь ни для еды, ни для питья, ни для развлечения.

Несмотря на мрачные предсказания Билли, Большой Сизый из углового гнезда оказался одним из двадцати избранников. Он частенько запаздывал в пути и никогда не возвращался первым. А иной раз, возвратившись на несколько часов позднее остальных, не выказывал ни голода, ни жажды — явный признак, что он как следует наелся. Но всякий раз он возвращался, и на лапке его, как и у всех остальных, виднелось серебряное кольцо с номером. Билли презирал Сизого, но хозяин его говаривал:

— Дай срок. Кто скоро созревает, тот скоро и увядает. Я всегда подмечал, что лучшая птица позднее всех дает себя знать.

Еще не прошло года, как маленький Арно побил славный рекорд. Труднее всего перелететь через море, где нет возможности узнать дорогу по каким-нибудь приметам. А еще того хуже, если приходится лететь в тумане, когда даже солнца не видно. Но когда память, слух и зрение бессильны, у голубя все же остается врожденное чувство направления. Только страх может уничтожить это чувство. Вот почему необходимо, чтобы между мощными крыльями помещалось мужественное сердечко.

Арно с двумя из своих товарищей был сдан на океанский пароход, шедший в Европу. Их намеревались выпустить при выходе в открытое море, но внезапный густой туман спутал все планы. Пароход увез их с собой дальше. Голубей собирались отправить обратно с первым встречным судном. После десяти часов пути судовая машина испортилась, туман сгустился, и пароход оказался беспомощным и брошенным на произвол стихий. Единственное, что можно было делать, — это свистеть о помощи. Но и это не помогло. Тогда-то вспомнили о голубях. Выбор пал на Старбека, 2592 С. Написали записку, обернули непромокаемой бумажкой, свернули в трубочку и привязали снизу к перьям хвоста. Старбек взвился в воздух и исчез. Полчаса спустя снарядили Большого Сизого из углового гнезда 2600 С. Этот также поднялся в воздух, но почти сейчас же вернулся и опустился на снасти. Он съежился от страха. Никак нельзя было заставить его покинуть судно. Он до такой степени был испуган, что дал беспрепятственно себя изловить и постыдно всунуть в клетку.

Достали теперь третьего — маленького, коренастого голубка. Моряки не имели о нем представления, но отметили имя и номер на его кольце: Арно, 2590 С. Для них эта надпись ничего не означала. Однако державший его моряк заметил, что сердце его не так сильно колотится, как у предыдущего гонца. Его снабдили запиской, снятой с Большого Сизого. Вот эта записка:

«10 часов утра, вторник.

Машина испортилась в 210 милях от Нью-Йорка. Беспомощно блуждаем в тумане. Пришлите буксирное судно как можно скорее. Через каждые шесть-десять секунд даем один длинный свисток, за ним один короткий.

Капитан.»

Письмо было свернуто в трубочку, обернуто непромокаемой бумагой, адресовано Пароходному обществу и прикреплено к нижней стороне перьев хвоста.

Голубь, едва его отпустили, описал круг над судном, затем другой, повыше, снова выше, пока не скрылся из виду. Он мчался все выше и выше до тех пор, пока сам не перестал видеть судно. Лишенный возможности пользоваться всеми своими чувствами, кроме одного чувства направления, он всецело предался ему. Голубок не испытывал страха. Безошибочно, как игла компаса, Арно двинулся к цели без колебаний, без сомнений. Спустя минуту после освобождения из клетки он уже несся — прямой, как луч света, — к взрастившей его голубятне, единственному месту, где он чувствовал себя дома.

В этот день на голубятне дежурил Билли. Вдруг послышался шелест быстрых крыльев: в голубятню скользнул синий луч и бросился к корытцу с водой. Голубь тянул уже один глоток за другим, когда Билли вдруг спохватился:

— Да это ты, Арно, красавец мой!

Затем привычным движением голубиного тренера он достал часы и отметил время: 2 часа 40 минут. В то же мгновение он заметил нитку на хвосте. Билли притворил дверцу и быстро опустил сетку на голову Арно. Через минуту он держал в руке записку, а две минуты спустя торопился уже к конторе общества, предвкушая щедрую награду. Здесь он узнал, что Арно проделал 210 миль над морем, в тумане, за четыре часа сорок минут, и не прошло часа, как на выручку злополучного парохода было отряжено спасательное судно.

Двести десять миль над морем, в тумане, за четыре часа сорок минут! Славный это был рекорд! Его занесли, как подобало, в списки Голубиного клуба. Арно держали на руках, а секретарь, вооружившись резиновой печаткой и несмываемыми чернилами, отметил на одном из белоснежных перьев крыла подвиг и день, когда этот подвиг был совершен.

Старбек, второй голубь, так и не вернулся. Без сомнения, он погиб в море.

Сизого из углового гнезда привезли на буксирном судне.

Глава 2
Рассказ «Арно» Э. Сетон-Томпсон