Глава VI. Поросенок и перец

---

Минуту-две Алиса стояла и рассматривала домик, не зная, что ей теперь предпринять. Вдруг из лесу показался бегущий лакей (она решила, что это лакей, потому что на нем была ливрея; судя же по лицу, это была просто рыба) и стал громко барабанить в дверь домика,

Ее открыл другой лакей, тоже в ливрее, с круглым лицом и глазами навыкате, очень похожий на жабу.

У обоих ливрейных лакеев, как заметила Алиса, были завитые напудренные парики. Ей очень захотелось узнать, в чем тут было дело, и она подползла немного ближе, чтобы подслушать.

Лакей-рыба начал с того, что достал громадное письмо, величиной почти с него самого, которое он держал под мышкой. Он передал его другому, сказав очень торжественным тоном:

— Герцогине. Приглашение от Королевы на партию в крокет.

Лакей-жаба повторил тем же торжественным тоном, только переставив слова:

— От королевы. Приглашение Герцогине на партию в крокет.

Тут они оба низко поклонились друг другу и сцепились кудряшками своих париков.

Алисе стало так смешно, что ей пришлось бежать обратно в лес, чтобы не спугнуть их своим смехом. Когда она потом выглянула снова, лакея-рыбы уже не было, а лакей-жаба сидел на земле подле двери и бессмысленно глядел на небо.

Алиса робко подошла к двери и постучала.

— Нет никакого смысла стучать, — сказал лакей, — по двум причинам. Во-первых, потому что я но ту же сторону двери, что и ты. Во-вторых, они так шумят внутри, что стука все равно никто не услышит.

И действительно, изнутри слышался самый невероятный шум: беспрестанный рев и чихание, а время от времени страшный грохот, как от разбиваемого блюда или горшка.

— В таком случае, скажите пожалуйста, — сказала Алиса, — как мне туда войти?

— В стучаньи был бы еще кое-какой смысл, — сказал лакей, не слушая ее, — если бы нас разделяла дверь. Например, будь ты внутри, ты могла бы постучать, и я мог бы тебя выпустить.

Все это время он продолжал пялить глаза в небо, и это показалось Алисе страшно невежливым.

— Впрочем, может быть, он не может иначе, — подумала она. — Его глаза почти на самой верхушке головы. Но во всяком случае он мог бы отвечать на вопросы.

— Как мне войти туда? — повторила она вслух.

— Я буду сидеть здесь, — заметил лакей, — вплоть до завтра…

В эту минуту дверь домика открылась и громадная тарелка, брошенная изнутри, вылетела оттуда — прямо в голову лакею. Она задела его по носу и разбилась в куски об одно из деревьев.

— … или до послезавтра, может быть, — продолжал лакей тем же голосом, как будто ничего не случилось.

— Как мне войти в дом? — снова спросила Алиса, еще громче.

— Полагается ли тебе вообще входить в дом? — сказал лакей. — Это первый вопрос, видишь ли.

В этом не было никакого сомнения. Но Алисе не понравилось, что ей это сказали.

— Прямо ужасно, — пробормотала она про себя, — до какой степени все эти существа любят противоречить. Можно с ума сойти от этого!

Лакей воспользовался удобным случаем и повторил свое замечание с некоторыми вариациями.

— Я останусь сидеть здесь, — начал он, — дни за днями, недели за неделями…

— Но что я буду делать? — спросила Алиса.

— Все, что тебе нравится! — возразил лакей и начал свистеть.

— С ним совершенно бесполезно разговаривать! — сказала Алиса с отчаяньем. — Он полнейший идиот!

И она толкнула дверь и вошла.

Дверь открывалась прямо в большую кухню, полную дыма снизу доверху. На трехногом табурете посредине кухни сидела Герцогиня и нянчила грудного младенца. Кухарка возилась у очага, мешая суп в громадном котле.

— В этом супе, во всяком случае, слишком много перцу, — подумала Алиса, беспрестанно чихая.

Его было слишком много и в воздухе. Даже Герцогиня то и дело чихала. Что касается младенца, то он чихал и орал, орал и чихал, попеременно, без передышки. Не чихали только сама кухарка и огромный кот, который сидел у печки, улыбаясь до ушей.

— Скажите, пожалуйста, — немного робко сказала Алиса, так как не была уверена, должны ли благовоспитанные девочки начинать разговор первыми, — почему ваш кот так улыбается?

— Это сибирский кот¹, — сказала Герцогиня, — вот почему. Свинья!

Последнее слово Герцогиня выкрикнула с такой силой, что Алиса даже подскочила, но увидев, что оно относилось к младенцу, а не к ней, она набралась храбрости и начала опять:

— Я не знала, что сибирские коты всегда улыбаются². Собственно говоря, я не знала, что коты вообще умеют улыбаться.

— Они все умеют, — сказала Герцогиня. — А большинство и улыбаются.

— Я не знала ни одного, который бы улыбался, — сказала Алиса очень вежливо, польщенная, что завязался настоящий разговор.

— Ты очень мало знаешь, — отрезала Герцогиня. — Это факт.

Тон этого замечания был не по душе Алисе, и она решила переменить тему. Пока она выбирала, на чем бы остановиться, кухарка сняла котел с супом с огня, и в ту же минуту стала бросать в Герцогиню и младенца все предметы, которые оказывались под рукой.

Сначала полетела кочерга, потом дождь сковородок, тарелок и блюд.

Герцогиня не обращала на них ни малейшего внимания, даже когда они попадали в нее; а младенец все равно так орал раньше, что было трудно понять, больно ему или нет.

— Пожалуйста, следите за тем, что вы делаете! — вскричала Алиса, подпрыгивая в паническом страхе. — Ах! Конец его маленькому носику!

(Потому что в этот момент громадная сковорода пролетела так близко от носа младенца, что, казалось, должна была снести его до основания).

— Если бы каждый занимался собственным делом, — хрипло проворчала Герцогиня, — мир вертелся бы гораздо скорее, чем теперь.

— Это вовсе не было бы к лучшему! — вставила Алиса, довольная случаем проявить свои познания. — Подумайте только, что стало бы с днями и ночами! Видите ли, земля делает полный оборот вокруг своей оси в двадцать четыре часа…

— Если она не сделает сейчас же полного оборота вокруг своей оси, — сказала Герцогиня, — отрубить ей голову!

Алиса испуганно взглянула на кухарку, чтобы убедиться, не примется ли та за выполнение приказания. Но кухарка озабоченно мешала свой суп и, казалось, ничего и никого не слышала.

Так что Алиса продолжала:

— В двадцать четыре часа… кажется. Или, может быть, в двенадцать? Я…

— Не надоедай мне с этим! — сказала Герцогиня. — Я никогда не выносила цифр.

И она снова стала няньчить младенца, напевая что-то вроде колыбельной песни и встряхивая его изо всей силы после каждой строки:

Спи, младенец мой противный, Баюшки-баю, Я тебя лозой крапивной Больно изобью. Припев (к которому присоединялись кухарка и сам младенец): Гав! Гав! Гав! —

Во время второго куплета этой странной колыбельной песни Герцогиня швыряла младенца вверх и вниз с таким ожесточением, что Алиса едва могла разобрать слова:

После выкину за дверцу, Спит он иль не спит — Раз он любит много перцу, Пусть себе вопит. Припев: Гав! Гав! Гав!

— Вот! Ты можешь поняньчиться с ним немного, если хочешь, — сказала Герцогиня Алисе, швыряя в нее при этих словах младенцем. — Мне нужно пойти и принарядиться. Я приглашена на партию в крокет к Королеве.

И она поспешно вышла из комнаты. Кухарка бросила ей вдогонку сковороду, но на самую чуточку промахнулась.

Алиса с трудом поймала младенца, потому что он был очень странного сложения и растопыривал ручки и ножки во всех направлениях, «совсем, как морская звезда», решила Алиса.

Несчастное существо хрипело, как паровоз, и то сгибалось, то разгибалось, так что первое время Алиса с большим трудом удерживала его на руках. Наконец, когда она изловчилась и нашла способ держать его (способ был очень простой: сжать его в комок так, чтобы левое ухо и правая ножка соприкасались), она поспешила с ним на свежий воздух.

— Если я не унесу ребенка с собой, — подумала Алиса, — они наверное уморят его в два дня. Разве не преступление оставлять его здесь?

Последние слова она произнесла вслух и маленькое существо захрюкало в ответ (оно уже перестало чихать к этому времени).

— Не хрюкай! — сказала Алиса. — Маленькие дети не должны хрюкать.

Младенец захрюкал сильнее, и Алиса заглянула ему в лицо, чтобы узнать, что с ним такое. Не могло быть никакого сомнения: младенец был до такой степени курнос, что его нос больше походил на пятачок, да и глаза его были черезчур узки. Вообще, он очень не понравился Алисе.

— Но, может быть, это он так плачет, — подумала Алиса и еще раз заглянула ему в глаза, чтобы выяснить, нет ли в них слез.

Нет, слез не было и признака!

— Если ты собираешься превратиться в поросенка, душечка, — серьезно сказала Алиса, — я тебя брошу. Имей это в виду.

Бедное маленькое существо снова заплакало (или захрюкало — трудно было определить, что именно) и некоторое время Алиса шла молча.

Но только она ударилась в размышления: «Ну-с, а что я стану с ним делать, когда попаду домой?», как младенец опять захрюкал — на этот раз настолько громко и явственно, что Алиса заглянула ему в лицо уже с тревогой.

Теперь можно было сказать безошибочно: он превратился в самого обыкновенного поросенка, и тащить его на руках дальше было нелепо.

Алиса спустила маленькое существо с рук и увидела с большим облегчением, как оно затрусило но направлению к лесу.

— Если бы оно выросло, — подумала Алиса, — оно превратилось бы в ужасно безобразного ребенка; но сейчас это — прехорошенькая чушка!

Она стала перебирать в уме знакомых детей, из которых могли бы выйти очень недурные поросята, если бы только знать способ превращения, как вдруг вздрогнула от неожиданности, увидав сидящего на ветке в нескольких аршинах от нее Сибирского Кота.

Кот по обыкновению широко улыбался. Он имел очень добродушный вид, как казалось Алисе. Однако у него были настолько длинные когти и многочисленные зубы, что Алиса решила быть с ним почтительнее.

— Сибирский Котик! — начала она довольно робко, так как не была уверена, что такое обращение ему понравится.

Но улыбка у кота стала еще шире.

— Стой! — подумала Алиса. — Пока что он доволен.

И она продолжала:

— Скажите мне, пожалуйста, в какую сторону мне идти отсюда?

— Это зависит прежде всего от того, куда ты хочешь попасть, — сказал Кот.

— Мне все равно, куда… — начала Алиса.

— Тогда все равно, в какую сторону ты ни пойдешь, — сказал Кот.

— …Лишь бы я попала куда-нибудь, — добавила Алиса в виде пояснения.

— О, куда-нибудь ты наверное попадешь, — сказал Кот, — если пробудешь в пути достаточное время.

Алиса почувствовала, что с этим трудно спорить, и изменила вопросы:

— Какого сорта народ живет здесь по соседству?

— В этом направлении, — сказал Кот, махнув правой лапой, — живет Шляпочник³. А в том (он махнул левой) — Заяц⁴. Посети, кого хочешь: они оба сумасшедшие⁵.

— Но я вообще не хочу быть среди сумасшедших! — заметила Алиса.

— С этим ничего не поделаешь, — сказал Кот. — Мы все здесь сумасшедшие. Я сумасшедший. Ты сумасшедшая.

— Откуда вы знаете, что я сумасшедшая? — спросила Алиса.

— Ты должна быть сумасшедшей, — сказал Кот, — иначе ты не пришла бы сюда.

Алиса не считала это доказанным. Однако она продолжала:

— А почему вы знаете, что вы сумасшедший?

— Начать с того, — сказал Кот, — что собака не сумасшедшая. Ты согласна?

— Допустим, — сказала Алиса.

— Ну-с, так вот, — продолжал Кот, — собака, видишь ли, рычит, когда сердится, и виляет хвостом, когда довольна. Я же рычу, когда доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Следовательно, я сумасшедший.

— Я называю это мяуканьем, а не рычаньем, — сказала Алиса.

— А это уж твое дело, — сказал Кот. — Ты играешь в крокет с Королевой сегодня?

— Мне очень хотелось бы, — призналась Алиса, — но я еще не получила приглашения.

— Там увидимся, — сказал Кот и исчез.

Алиса не очень удивилась его исчезновению. Она постепенно привыкла к тому, что кругом случались необыкновенные вещи. Пока она смотрела на то место, откуда Кот исчез, он так же внезапно появился снова.

— Кстати, что стало с младенцем? — сказал он. — Я чуть не позабыл спросить.

— Он превратился в чушку, — сказала Алиса совершенно спокойно, как будто кот вернулся самым естественным образом.

— Я так и думал, — сказал Кот и снова исчез.

Алиса подождала немного, не появится ли он снова; но он не появился, и минуту-другую спустя она зашагала в том направлении, где, по словам Кота, жил Заяц.

— Шляпочников я видала и раньше, — рассудила она, — Заяц будет гораздо интереснее. Притом, может быть, его помешательство тихое, а не буйное.

Говоря это, она машинально взглянула вверх и снова увидела Кота, сидящего на ветке.

— Ты сказала «в чушку» или «в пушку?» — спросил он.

— Я сказала «в чушку», — ответила Алиса, — и я очень хотела бы, чтобы вы не появлялись и не исчезали так внезапно — у меня от этого голова кружится.

— Есть! — сказал Кот, и на этот раз он стал исчезать медленно, начиная с конца хвоста и кончая улыбкой, так что некоторое время Кота уже не было, а улыбка все еще оставалась.

— Ну, я часто видела кота без улыбки, — подумала Алиса, — но улыбку без кота! Это самое любопытное из всего, что мне приходилось видеть!

Алиса снова пустилась в путь, и очень скоро на опушке показался дом: она решила, что это и есть дом Зайца, потому что трубы имели форму длинных ушей, а крыша была опушена мехом. Дом был так велик, что прежде, чем подойти, она откусила самую чуточку от левого куска мухомора (она все еще держала их в карманах: правый в правом, а левый в левом) и подняла себя до аршина росту. Но даже и теперь она подходила к дому не без опаски, рассуждая:

— А что, если он все таки буйно помешаный? Лучше бы я уж выбрала Шляпочника!

---

¹ Сибирский кот — русифицированный вариант. В переводе Н. Демуровой — «чеширский кот».

² Во времена Кэрролла часто говорили: «улыбается, как чеширский кот». Происхождение этой поговорки неизвестно. Существуют, однако, две теории, пытающиеся ее объяснить. Согласно первой из них: в графстве Чешир (где, кстати, родился Кэрролл) некий неизвестный маляр рисовал ухмыляющихся львов над дверьми таверн. Согласно второй, чеширским сырам придавали одно время форму улыбающихся котов. «Это особенно в стиле Кэрролла, — утверждает доктор Филлис Гринейкер, автор психоаналитической работы о Кэрролле, — ибо в таком случае можно принять фантастическую идею, что кот из сыра может съесть крысу, которая съела бы сыр!» Чеширского Кота не было в первоначальном варианте сказки.

³ Шляпочник — в переводе Н. Демуровой «Шляпник».

⁴ Заяц — в переводе Н. Демуровой «Мартовский заяц».

⁵ Во времена Кэрролла (так же, как и сейчас) широким хождением пользовались поговорки «Mad as a hatter», «Mad as a March hare» [«Безумен, как шляпник», «Безумен, как мартовский заяц»]. Конечно, поэтому и возникли эти персонажи. «Mad as a hatter», возможно, есть искажение более старой поговорки «Mad as an adder» [«Безумен, как гадюка»], однако, скорее всего, эта поговорка обязана своим происхождением тому факту, что до совсем недавнего времени шляпники действительно сходили с ума. Ртуть, используемая при обработке фетра (она запрещена сейчас законом в большинстве штатов и в некоторых странах Европы), нередко вызывала ртутное отравление. Жертвы этого отравления страдали судорогами, известными под названием «hatter's shakes», и это отражалось на их глазах и конечностях и затрудняло речь. На поздних стадиях больные страдали галлюцинациями и другими психическими расстройствами. «Mad as a March hare» имеет в виду безумные прыжки зайца-самца в марте, в период спаривания.

---

Глава 6. Поросенок и перец
«Алиса в стране чудес» Льюис Кэрролл

« Глава 5

Глава 7 »