Глава III. Марафонский бег и история с концом

---

Все собравшиеся на берегу действительно представляли из себя курьезную компанию — птицы с намокшими перьями, животные с прилипшей шерстью, те и другие — мокрые, раздраженные, дрожащие от холода.

Первым вопросом, разумеется, было: как быстрее всего обсушиться. Они держали но этому поводу совет, и несколько минут спустя Алиса разговаривала с ними так запросто, как будто знала их всю свою жизнь.

В самом деле, у нее разгорелся столь жаркий спор с Пеликаном, что он в конце концов насупился и стал повторять только: «Я старше, чем ты, и должен знать лучше», — а с этим Алиса никак не хотела согласиться, не выяснив предварительно, сколько ему лет. Впрочем, так как Пеликан решительно отказался сообщить свой возраст, этим вопрос и кончился.

Наконец, Мышь, казавшаяся среди собравшихся особой с весом, заявила:

— Сядьте и слушайте. Я скоро высушу вас всех.

Все тут же расселись широким кольцом, причем Мышь поместилась в центре. Алиса не спускала с нее глаз, так как была уверена, что простудится, если не высохнет немедленно.

— Гм! — произнесла Мышь с чрезвычайно важным видом. — Все готовы? Вот самая сухая из всех известных мне вещей. Тише вы там, пожалуйста! «Киевский великокняжеский стол был жертвою постоянных междоусобий, возникавших вследствие того, что родовые понятия князей не соответствовали правильному государственному порядку. Не умея выработать правильного наследования власти и помирить притязания разных ветвей многолюдного княжеского рода…»¹

— Уф! — произнес, содрогаясь, Пеликан.

— Прошу прощения! — сказала Мышь, нахмурившись, но чрезвычайно вежливо. — Вы изволили что-то сказать?

— Только не я! — поспешно возразил Пеликан.

— Мне казалось, это были вы, — сказала Мышь. — Я продолжаю. — «Не умея выработать правильного наследования власти и помирить притязания разных ветвей многолюдного княжеского рода, князья для решения своих споров очень легко обращались к оружию и начинали междоусобия. Но Владимир Мономах, который нашел это гибельным»…

— Нашел что? — спросила Утка,

— Нашел это, — ответила Мышь довольно резко. — Вы, конечно, знаете, что значит «это?»

— Я знаю, что значит «это», когда я нахожу что-либо, — сказала Утка, — «это» обыкновенно лягушка или червяк. Вопрос в том, что нашел Владимир Мономах.

Мышь сделала вид, что не расслышала вопроса, и поспешно продолжала:

— «…Который нашел это гибельным, решил принять все зависящие от него, как главы рода, меры, чтобы прекратить явление, одновременно разрушительное для страны и постыдное для членов княжеского рода»… Ну, как ты себя чувствуешь, милочка? — сказала она, обращаясь к Алисе.

— Такой же мокрой, как и раньше, — меланхолически сказала Алиса, — эта вещь, по-видимому, очень плохо сушит!

— В таком случае, — сказал торжествено Попка, — я вношу предложение, чтобы общее собрание голосовало принятие более актуальных мер…

— Говорите по-русски! — сказал Орленок. — Я не знаю значения половины этих длинных слов и убежден, что вы их тоже не знаете.

И Орленок нагнулся, чтобы спрятать улыбку. Кое-кто из птиц довольно громко захихикал.

— Я хотел лишь сказать, — сказал Попка оскорбленным тоном, — что быстрейший способ всех нас высушить — это устроить марафонский бег².

— Что это такое: марафонский бег? — спросила Алиса, не потому, что ей очень уж хотелось это знать, а просто Попка остановился, как будто ждал, что кто-нибудь обязательно заговорит, а никто такого желания не высказывал.

— Ну, — сказал Попка, — лучший способ объяснить, что такое марафонский бег — это устроить его.

(И так как, может быть, вы сами захотите как-нибудь попробовать эту штуку, я расскажу вам, как ее устроил Попка).

Начал он с того, что отметил беговую дорожку в форме чего-то вроде круга («Точная форма не играет роли!» — сказал он), и все гонщики расположились на ней, кто где захотел.

Не было никакой команды: — «Раз, два, три, бегом марш!» а просто: каждый начинал бежать, когда считал нужным, и прекращал, когда хотел, так что трудно было сказать, когда бег закончился.

Однако, после получасовой беготни, когда все достаточно пообсохли, Попка внезапно заявил: — «Бег окончен!» — и все участники столпились вокруг него, тяжело отдуваясь и спрашивая:

— А кто победил?

На этот вопрос Попка не мог ответить сразу и очень долго стоял с пальцем, прижатым ко лбу (поза, в которой обычно изображают на картинках мудрецов), а остальные в молчании ждали его решения. Наконец, Попка сказал:

— Победили все, и каждый должен иметь приз.

— Но кто должен раздать призы? — спросил целый хор голосов.

— Гм… Она, конечно! — сказал Попка и указал одним пальцем на Алису.

И вот вся толпа окружила ее, крича наперебой: — «Призы! Призы!»

Алиса, не зная, как ей выйти из этого положения, в отчаянии сунула руку в карман и вытащила оттуда коробочку с леденцами, про которую она совсем забыла (к счастью, соленая вода не попала в нее). Их Алиса и раздала в качестве призов. Оказалось как раз по одной штуке на каждого.

— Но, знаете, она сама тоже должна получить приз, — сказала Мышь.

— Конечно! — ответил Попка с олень серьезным видом. — Что еще есть у тебя в кармане? — спросил он, обращаясь к Алисе.

— Только наперсток, — печально сказала она.

— Подай его сюда, — сказал Попка,

Затем все они еще раз окружили ее, и Попка торжественно вручил ей наперсток со словами:

— Мы просим вас принять этот изящный наперсток.

А когда он окончил это короткое приветствие, все дружно прокричали «ура».

Алисе эта церемония показалась чрезвычайно нелепой, но окружающие были так серьезны, что она не осмелилась расхохотаться. И так как никакой подобающий ответ не пришел ей в голову, она просто поклонилась и взяла наперсток, стараясь казаться возможно более торжественной.

Следующим делом было съесть леденцы. Это произвело немалый шум и замешательство, так как большие птицы жаловались, что они своих «даже не попробовали», а маленькие поголовно подавились, и их пришлось шлепать по затылкам. Но в конце концов леденцы были съедены, и все снова уселись в кружок и стали просить Мышь рассказать им еще что-нибудь.

— Вы обещали рассказать мне вашу историю, помните? — сказала Алиса. — Почему вы ненавидите К и С, — добавила она шепотом, наполовину боясь, что та снова обидится.

— Мне дан судьбою обычный, но печальный конец, — сказала Мышь, поворачиваясь к Алисе и вздыхая.

— Ваш конец несомненно обычный, — сказала Алиса, внимательно оглядев Мышь и проследив ее длинный хвост до самого конца, — но почему вы называете его печальным?

И она продолжала смотреть на ее хвост все время, пока Мышь говорила, так что представление Алисы о рассказанном было приблизительно такое:

Встретясь как-то на кры-
           ше, молвил Кот бедной
                Мыши: — «Я желаю
                      судиться, как все
                                люди в стране!
                           Ну, идем-ка, да
                       сразу: не приму
              я   отказу — по-
тому что се-
годня делать      
  нечего мне!»              
Робко молви -   
  ла   Мышка:
           — «Этак, су-
                          дарь мне крыш-
                                ка! Без судьи
                               и   при-
                                       сяжных
                                  суд, про-
                      стите,
                 не   суд!
„Я судья,
я при -           
сяжный!“            
Кот            
сказал
        с ми- 
             ной
                       важ-
                             ной;
                     — При-  
       сужу
тебя к
смерти      
и немед-      
ля ка-              
пут.»³      

— Ты не слушаешь! — сурово сказала Алисе Мышь. — О чем ты думаешь?

— Извините, пожалуйста! — сказала Алиса покорно. — Вы, кажется, дошли до пятого изгиба?

— Ничего подобного! — сердито вскричала Мышь. — Еще не было даже самого главного.

— В таком случае какой же из них самый главный? — с любопытством спросила Алиса, усиленно вглядываясь в хвост.

— Ты совершенно невозможна, — сказала Мышь, вставая, и в негодовании пошла прочь. — Ты оскорбляешь меня, меля подобный вздор.

— Я… я не имела в виду вас оскорбить! — умоляюще произнесла Алиса. — Но вы так легко обижаетесь, знаете ли!

Мышь только проворчала что-то в ответ.

— Пожалуйста, вернитесь и закончите ваш рассказ! — снова позвала Алиса. И все остальные подхватили хором:

— Да, пожалуйста, закончите!

Но Мышь только нетерпеливо закачала головой и пошла еще скорее.

— Как жалко, что она не захотела остаться! — вздохнул Пеликан, как только Мышь скрылась из виду, а старый Краб воспользовался случаем, чтобы сказать своему сыну:

— Бот, милый! Пусть это послужит тебе уроком. Никогда, никогда не выходи из себя.

— Помолчи, папа! — довольно грубо возразил молодой Краб. — Ты можешь вывести из себя даже устрицу.

— Я хотела бы, чтобы наша Дина была здесь, вот чего я хотела бы! — сказала Алиса вслух, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Она быстро привела бы ее обратно!

— А кто это — Дина, если мне будет позволено задать вопрос? — сказал Пеликан.

Алиса ответила сразу же, потому что она всегда была готова говорить о своей любимице.

— Дина — наша кошка. И если б вы знали, до какой степени она ловка на ловлю мышей! А посмотрели бы вы на нее, когда она пустится за птицами. Да что! Она съедает маленькую птичку в тот самый момент, как ее увидит.

Это сообщение произвело на собравшихся замечательное действие. Некоторые из птиц поспешили удариться в бегство тут же, Старая Сорока начала очень тщательно кутаться, говоря:

— Право же, мне пора домой. Для моего горла очень вреден ночной воздух.

А канарейка стала дрожащим голосом сзывать своих крошек:

— Идем отсюда, милые! Вам давно уже пора быть в постельках!

Под тем или иным предлогом все до одного удалились; и Алиса вскоре снова осталась одна.

— Лучше бы уж я не упоминала про Дину! — подумала она печально. — Ни одна душа, кажется, ее здесь не любит, а я уверена, что это лучшая кошка в мире. Ах, бедная моя Диночка! Хотела бы я знать, увижу ли я тебя когда-нибудь еще?

И тут Алиса снова расплакалась, потому что почувствовала себя одинокой и упала духом. Вскоре, однако, она опять услышала отдаленный топоток ног и стала вглядываться в ту сторону, наполовину надеясь, что это Мышь переложила гнев на милость и возвращается, чтобы окончить свой рассказ.

---

¹ В оригинале взята цитата из учебника истории Хэвилленда Чемпелла (Наvllland Chempell. Short Course of History. L., 1862, pp. 143-144) о Вильгельме завоевателе. В переводе Н. Демуровой: «Вильгельм Завоеватель с благословения папы римского быстро добился полного подчинения англосаксов, которые нуждались в твердой власти и видели на своем веку немало несправедливых захватов трона и земель. Эдвин, граф Мерсии, и Моркар, граф Нортумбрии... Эдвин, граф Мерсии, и Моркар, граф Нортумбрии, поддержали Вильгельма Завоевателя, и даже Стиганд, архиепископ Кентерберийский, нашел это благоразумным... нашел это благоразумным и решил вместе с Эдгаром Зтелингом отправиться к Вильгельму и предложить ему корону. Поначалу Вильгельм вел себя очень сдержанно, но наглость его воинов норманцев...»

² Марафонский бег — по английски «Caucus-Race» («гонка собрания»), в переводе Н. Демуровой «Бег по кругу». Термин «caucus» («собрание») возник в Соединенных Штатах, он обозначал собрание лидеров Фракции по вопросу о кандидате или политической линии. Англичане заимствовали этот термин, слегка изменив его значение; они применяли его в отношении строго дисциплинированной партийной организации, управляемой комитетами. Обычно этот термин употреблялся членами одной партии в уничижительном смысле, когда речь шла о партии противников. Возможно, Кэрролл употребил этот термин символически, имея в виду, что члены комитетов различных партий обычно заняты бессмысленной беготней, которая ни к чему не ведет, причем каждый стремится ухватить себе кусок пожирнее. Полагают также, что этот эпизод связан с главой 7 книги Чарлза Кингсли «Дети воды» (сцена с воронами), которая явно носила характер острой политической сатиры. Впрочем, в двух этих сценах общего мало. Бега по кругу нет в первом варианте сказки «Приключения Алисы под землей».

³ Английский поэт Альфред Теннисон как-то рассказал Кэрроллу о сочиненной им во сне поэме о феях. Поэма начиналась длинными строками, которые постепенно укорачивались; последние пятьдесят-шестьдесят строк были двусложными. (Теннисону во сне эта поэма очень понравилась, однако, проснувшись, он не мог вспомнить ни слова.) Как полагают, возможно, что идея рассказа Мыши возникла под влиянием этого разговора.

В первоначальном варианте книги рассказ Мыши представлен совсем другим стихотворением, в известном смысле более подходящим, ибо в нем Мышь действительно объясняет, почему она не любит кошек и собак, в то время как в стихотворении, вошедшем в окончательный вариант, о собаках ничего не сказано.

---

Глава 3. Марафонский бег² и история с концом
«Алиса в стране чудес» Льюис Кэрролл

« Глава 2

Глава 4 »