Глава XXI

---

Во время своих визитов в замок Канадского Бобра Райвенук и особенно его товарищ, занятый, казалось, исключительно управлением неуклюжим плотом, все высмотрели с величайшим вниманием. Даже молодой воин, сопровождавший Гэтти, принес в лагерь самые мельчайшие и детальные сведения. Получив таким образом общее понятие об устройстве и укреплении замка, гуроны могли уже ночью успешно привести в исполнение свой план. Когда Гуттер перебирался на ковчег, шпионы, поставленные на обоих берегах с севера и юга, наблюдали все его движения. С наступлением ночи выступили для дальнейших разведок два ирокезских плота, и один из них проехал почти мимо ковчега, так, однако, что никто не мог его заметить. Встретившись перед замком, индейцы сообщили друг другу свои наблюдения и немедленно прокрались в самое здание, где, само собою разумеется, не нашли ни одной души. Затем оба плота были отправлены к берегу с тем, чтобы привести на подмогу других ирокезов, заранее приготовленных для этой экспедиции. Два человека, оставшиеся на платформе, взобрались на кровлю здания и, отодвинув кору, пробили без всякого труда широкое отверстие на чердак, а оттуда во внутрь жилища. Здесь-то, в этом чердаке, скрылись и другие индейцы, не замедлившие приехать к своим товарищам. Их было восемь отборных воинов, горевших желанием грабежа и драки. Все они были вооружены и все повиновались вождю, который приехал вместе с ними. По его приказанию плот удалился снова, отверстие на потолке было заделано, и снаружи никакой глаз не мог проведать об их засаде. Устроив все как следует, гуроны спокойно легли спать с твердым намерением схватиться на другой день с оплошавшим врагом. Их надежды оправдались гораздо скорее, чем можно было думать. С рассветом появился перед замком ковчег, и все по распоряжению вождя приготовились к упорной схватке, которая и началась тотчас же, как только Гуттер и Генрих Марч переступили порог наружной двери.

Привыкнув ко всем приемам кулачных боев, распространявшихся в ту эпоху по всем владениям колонистов, Скорый Гэрри, независимо от своей гигантской силы, получил в этой борьбе очевидный перевес над своими многочисленными врагами. Индейцы отнюдь не отличаются ловкостью в гимнастических упражнениях, и неповоротливость их была на этот раз единственною причиной продолжительности сражения. Никто до этой поры не получил опасных ран, хотя некоторые хромали, и один из индейцев, выброшенный за дверь могучею рукою своего противника, лежал ничком на платформе. Сам Генрих Марч был изрядно помят и собирался с духом.

Перемирие при подобных обстоятельствах, разумеется, не могло быть продолжительным. Гэрри первый с ужасною яростью начал атаку, и все на первый раз расступилось перед ним. Он схватил поперек ближайшего гурона, приподнял его, как ребенка, и бросил в воду. Через полминуты двое других товарищей последовали за ним, и один из них, падая в озеро, был жестоко изранен. Оставалось только четверо индейцев, и с ними Генрих Марч надеялся управиться без труда.

— Ур-ра, старый Том! — закричал он богатырским голосом. — Дикари падают в воду один за другим. Скоро я всех их отправлю на съедение щукам!

Произнося эти слова, он со всего размаха ударил в висок еще одного индейца, который, падая в воду, уцепился за своего товарища, стоявшего на краю платформы. Гэрри дал тому пинка в живот и тем отделался от двух противников. Оставались только два еще не принимавшие участия в битве противника, но один из них, исполин силою и ростом, был опытнейший воин во всем племени гуронов, и мышцы его укрепились в многочисленных битвах. Этот человек в совершенстве взвесил силы своего гигантского противника и определил заранее способ борьбы с ним. На нем не было никакого платья, кроме широкого пояса на бедрах, и эта экипировка была как нельзя лучше приспособлена к рукопашной свалке. Не медля ни минуты, Герних Марч бросился с обычным своим ожесточением на него и употребил все усилия, чтобы столкнуть его в озеро. Завязалась борьба, страшная, отчаянная борьба двух богатырей, не уступавших один другому ни в ловкости, ни в силе. Схватив противника одною рукою за плечо, другою за горло, Генрих Марч в то же время старался дать ему пинка в живот. Ирокез, в свою очередь уцепившись за платье Гэрри, высвободил свои ноги с удивительным проворством и обезопасил себя от этого рокового удара. Взбешенный неудачей Скорый Гэрри, напрягши все усилия, нанес страшный удар в грудь своего противника, и тот, отскочив на несколько шагов, ударился спиною и затылком о толстые бревна, образовавшие стену замка. Ошеломленный этим ударом индеец испустил глухой стон и как раненный тигр ринулся опять на белого человека. Гэрри схватил его за пояс, приподнял с земли и бросил на пол. Этот новый удар окончательно истощил силы ирокеза. Гэрри схватился обеими руками за шею своей жертвы и начал ее душить с отчаянным остервенением. Глаза индейца выкатились из орбит, язык его высунулся изо рта во всю длину, а раздувшиеся ноздри, казалось, готовы были разорваться. В эту минуту с необыкновенною ловкостью был закинут аркан на шею самого Гэрри, и в то же мгновение другая веревка притянула к спине его локти с такой силой, что он принужден был отскочить от своей жертвы. Но, сделав один только прыжок, он почувствовал, что третьей веревкой стягивают его ноги. Не было никаких средств защищаться, и прежде чем он пришел в себя, его тело, как толстый обрубок, уже катилось на середину платформы. Его противник не сразу оправился от своего поражения и в первые минуты лежал на платформе, не обнаруживая никаких признаков жизни. Мало-по-малу, однако, он поднялся кое-как на ноги и зашатался, как пьяный, переходя платформу. Эта жестокая схватка должна была остаться памятной для него на всю жизнь.

Генрих Марч обязан был своим поражением той горячности, с какою он сосредоточил все свои мысли на опасном противнике. Пока он боролся с ним, двое индейцев, брошенных в озеро, вскарабкались кое-как на платформу и, соединившись с товарищем, не принимавшим никакого участия в битве, приготовили на скорую руку веревки и опутали ими белого богатыря. Положение мгновенно изменилось. Гэрри Марч, уже готовый одержать блестящую победу, которая прославила бы его по всей этой местности из рода в род, был теперь в плену, связанный и лишенный всякой надежды на спасение. Гуроны, пораженные его необыкновенной силой, смотрели на него с уважением и страхом даже теперь, когда он лежал перед ними, бессильный, как баран, обреченный на заклание. Трупы остальных индейцев, брошенных в озеро рукою белого, всплыли теперь на поверхность воды недалеко от платформы, и это обстоятельство еще более увеличило общий ужас.

Чингачгук и Вахта видели с ковчега все подробности этой отчаянной борьбы. Когда гуроны делали петли на веревках, чтоб опутать Гэрри, могикан схватил свой карабин, но прежде чем он успел выстрелить, жертва была уже связана. Он мог, правда, убить одного индейца, но, не надеясь завладеть его скальпом, удержался от бесполезного убийства. Не видя никакой возможности спасти своих товарищей, Чингачгук уже хотел было пересесть с ковчега в лодку, доплыть до гор на восточном берегу и отправиться без оглядки в делаварские деревни, но дальнейшие соображения удержали его от этой неблагоразумной меры. Во-первых, можно было наверняка предположить, что гуроны расставили шпионов на обоих берегах, и, стало-быть, побег могикана с его невестой был бы замечен; во-вторых, Чингачгук не хотел оставить в беде своего искреннего друга, Зверобоя. Вахта со своей стороны принимала такое же участие в дочерях Пловучего Тома. Их лодка после прекращения борьбы на платформе находилась от ковчега в пятидесяти ярдах, и Юдифь перестала грести, когда узнала о борьбе. Обе сестры, стоя на ногах, старались понять, в чем дело; но все подробности на таком расстоянии не могли быть им известны. Следовало как-нибудь заманить их в ковчег, где, по крайней мере, они были бы в безопасности. Вахта появилась на корме парома, начала махать рукою и делать энергичные жесты, приглашая сестер к ковчегу, но все было бесполезно. Они не узнали Вахты и не понимали истинного значения ее жестов. Не имея никакого понятия о положении вещей, Юдифь удалилась от ковчега еще более на север, то-есть на самую широкую часть озера, откуда в случае надобности было удобнее спасаться бегством.

Не теряя времени, Чингачгук распустил парус, чтобы уйти на безопасное расстояние от замка. К несчастью, ветер совершенно затих, ковчег не двигался с места, а между тем распущенный парус обратил на себя внимание гуронов. Подвергаясь таким образом неминуемой опасности, Чингачгук поспешил со своей невестой войти в каюту и приготовить свои карабины.

В конце концов ковчег вместо того, чтобы двигаться вперед, подвинулся к палисадам и завяз переднею частью парома между двумя сваями. В эту минуту Чингачгук, выглядывая из каюты, приготовил свой карабин, а гуроны, удалившись в комнаты замка, отыскивали там свое оружие. Израненный воин, совсем забытый при этой суматохе, остался на платформе, прислонившись спиной к стене. Гэрри, связанный, как баран, ожидающий ножа мясника, валялся посреди платформы. Чингачгук мог бы уже двадцать раз убить обессиленного ирокеза, но опять не сделал этого, не имея возможности завладеть его скальпом.

— Послушай, Змей, если ты действительно Змей! — вскричал Генрих Марч среди бессильных проклятий. — Выдерни один кол из палисада, и ковчег сам собою поплывет вперед; а потом потрудись, пожалуйста, доконать этого пучеглазого скота!

Эта речь произвела только то действие, что привлекла внимание Вахты на положение Генриха Марча. Выставив свою голову в отверстие каюты, она быстро сообразила весь ход дела и сказала тихим, но внятным голосом:

— Отчего же ты не прикатишься сюда и не упадешь на паром? Чингачгук убьет гурона, если тот побежит вдогонку.

— А ведь это чудесная мысль, чорт побери! — воскликнул обрадованный Гэрри. — Вот я сейчас же и попробую. Только не мешало бы парому еще подъехать поближе. Брось тюфяк на место, где я должен упасть.

Лишь только он кончил эти слова, гуроны, наскучив ожиданием, сделали залп по ковчегу, но никто не был ранен, хотя несколько пуль проскочило через отверстие в каюту. В это время нос ковчега начал мало-по-малу высвобождаться из-за кольев, тогда как корма его ближе подвинулась к платформе. Гэрри, следивший за каждой переменой в положении пловучего дома, начал приводить в исполнение свой смелый план и, несмотря на ужасную боль, покатился на край платформы. Попытка отчаянная, но в ней, и только в ней одной скрывалось единственное средство освободиться от неминуемой пытки. К несчастью, при этой операции связанный Марч описал не совсем правильную линию, и его тело вместо того, чтобы попасть на паром, бухнулось в воду. Но Вахта предвидела этот случай и заранее позаботилась о спасении Гэрри. Лишь только прекратились ружейные залпы, возобновившиеся при падении Гэрри, она быстро выбежала, на палубу парома и бросила в озеро длинную веревку, которая упала на грудь и шею Марча, так что он ухватился за нее и руками, и зубами. Взятый таким образом на буксир, он, как отличный пловец, безопасно мог проплыть больше мили за ковчегом, который тем временем успел сдвинуться с места и при попутном ветре пошел вперед.

Занятые исключительно намерением убить могикана, ирокезы до этого времени не обращали никакого внимания на связанного пленника в твердой уверенности, что ему физически невозможно вырваться из их рук. Чингачгук со своей стороны, действуя заодно с Вахтой, беспрестанно отвлекал своих врагов, выставляя попеременно голову и руки в разных отверстиях каюты. Наконец ковчег мало-по-малу удалился на совершенно безопасное расстояние от замка, и тогда только Чингачгук, употребив неимоверные усилия, поднял на ковчег связанного Марча и при помощи Вахты втащил его в каюту, где немедленно обрубил веревки, которыми были скручены его руки и ноги. Ирокезы в свою очередь теперь только поняли, что были кругом одурачены. Раздраженные бессильной злобой, они посылали в догонку пулю за пулей, но ни одна из них не долетала до ковчега. Таким образом Генрих Марч благодаря смелости девушки-индеанки был спасен. Но и освобожденный от своих пут, он долго не мог притти в себя и овладеть своими гигантскими членами.

Ошеломленные непредвиденной неудачей, гуроны (их было трое, четвертый же стоял без движения подле стены) выскочили на платформу и немедленно пересели в лодку, оставленную владельцем замка возле палисада. Первою их мыслью было погнаться за ковчегом, в котором, как они думали, хранятся все несметные сокровища старика Тома, включая чудных слонов и других редких зверей. Догнать его на легком челноке не стоило никаких трудов, потому что массивное судно подвигалось медленно, едва заметно. С другой стороны, не стоило никаких трудов и Чингачгуку заряжать свои карабины и посылать пулю за пулей. Весь перевес при этой перестрелке был на его стороне, потому что он мог стрелять из отверстий каюты, защищенный толстыми стенами, тогда как его противники никак не могли укрыться в своей лодке. Сообразив все эти обстоятельства, гуроны оставили ковчег в покое и обратили свои жадные взоры на лодку дочерей Гуттера, разъезжавших среди озера. Действуя неутомимо своими веслами, Юдифь теперь, как и прежде, не понимала настоящего положения дел, держалась все время в отдалении от ковчега, откуда еще раз бесполезно давали ей сигналы. Вдруг ее глаза остановились на ирокезах, завладевших лодкой ее отца. Они подплывали ближе и ближе с очевидным намерением встретиться с ними. Юдифь в свою очередь принялась грести изо всех сил и просила сестру насколько возможно помогать ей.

— Да зачем нам бежать, Юдифь? — простодушно спросила Гэтти. — Индейцы, я уверена, не сделают нам зла.

— Тебе бояться нечего, я знаю, добрая Гэтти, но ирокез не будет снисходителен ко мне.

Началась настоящая погоня с одной и бегство с другой стороны. Сначала обе стороны не употребляли слишком больших усилий, рассчитывая обоюдно на трудность и продолжительность предстоящей охоты. Подобно двум военным судам, приготовляющимся к битве, две миниатюрные лодки, казалось, хотели прежде убедиться в своей относительной скорости, чтобы с нею сообразовать свои взаимные усилия. Вскоре, однако, гуроны убедились, что молодые девушки гребут отлично и что им со своей стороны нужно употребить всю ловкость и проворство.

При начале этой ловли Юдифь направила свой побег к восточному берегу со смутной надеждой укрыться в случае крайней нужды в лесу. Но по мере приближения к земле она убедилась, что шпионы замечают все ее движения, и эта мысль сама собою исчезла из ее головы. Оставалась одна надежда утомить своих преследователей разными эволюциями на открытой воде. С этой надеждой она еще раз устремилась к центру озера, и в ту же минуту ирокезы удвоили свои силы. Обоюдное соперничество возрастало с каждой минутой. Через полмили быстрой гонки обе стороны утомились до того, что одновременно почувствовали настоятельную необходимость в отдыхе и на минуту бросили весла. В этот короткий промежуток ирокезы обратились к такому средству, которое едва не привело в отчаяние дочерей Пловучего Тома. Они решились время от времени сменять друг друга, и так как их было трое, то не оставалось никакого сомнения, что этой сменой рано или поздно они утомят молодых девиц, принужденных работать беспрерывно. Гонка возобновилась, и через несколько минут индейцы приблизились к девушкам на такое расстояние, что Юдифь, приведенная в отчаяние, уже решилась отдаться в плен. Мысль, что это обстоятельство соединит ее с Зверобоем в ирокезском стане, поддерживала эту решимость; в то же время пришло ей в голову, что, оставаясь на свободе, она может употребить в его пользу более надежные средства, которые еще прежде рисовались в ее пылком воображении. Воодушевленная этой надеждой, она собрала все свои силы и после нескольких удачных маневров снова оградила себя значительным расстоянием от упорного преследования индейцев. Ирокезы в свою очередь, выведенные из терпения, усилили свою деятельность, но так неудачно, что после нескольких взмахов одно из их весел переломилось. При этом радостный крик невольно вырвался из груди обеих девушек, которым было ясно, что троим мужчинам, оставшимся при одном весле, никогда не догнать их легкого челнока. Еще яснее эта мысль представилась индейцам, и они отказались от преследования. Оставив девушек, продолжавших быстро плыть на юг, ирокезы поворотили к замку и через несколько минут высадились на платформу. Опасаясь, что в замке могут быть отысканы новые весла, обе сестры деятельно продолжали свой путь до тех пор, пока не удалились на безопасное расстояние от нового преследования. Индейцы, повидимому, не имели этого намерения, потому что через час их лодка, наполненная их соплеменниками, отчалила от замка и направила свой путь к противоположному берегу.

Девушки успокоились и с отъездом индейцев скоро убедились, что в самом ковчеге их могут ожидать только друзья. Юдифь поворотила челнок к замку, принимая на всякий случай всевозможные предосторожности. Она прежде всего объехала вокруг здания и с удовольствием увидела, что в нем не было никого. Причалив лодку к палисадам, обе девушки взошли на платформу.

— Осмотри хорошенько комнаты, Гэтти, и скажи мне, что увидишь. Может-быть, там есть еще ирокезы. Тебе они не сделают вредд. А я буду ожидать и немедленно опять отчалю от замка, если ты дашь знак о присутствии дикарей. В беззащитную девушку, надеюсь, стрелять они не станут.

Гэтти исполнила желание сестры и через минуту воротилась на платформу, объявив, что опасности нет никакой.

— Я прошла по комнатам, — сказала Гэтти. — Все они пусты, кроме батюшкиной комнаты. Батюшка спит, хотя не так спокойно, как хотелось бы.

— Не случилось ли с ним чего-нибудь? — воскликнула Юдифь.

Гэтти немного замялась и с робостью осмотрелась вокруг, как-будто опасаясь, чтобы кто-нибудь из посторонних не расслышал ее речей.

— Ты знаешь, Юдифь, что с ним бывает иной раз? Он не знает и сам, что делает или говорит, если немного подвыпьет. Теперь он подвыпил.

— Странно, моя милая, очень странно. Неужели он пьянствовал вместе с дикарями и угощал их в своем доме? Неприятно дочерям видеть родного отца в таком безобразном виде. Мы войдем в его комнату, когда он проспится.

Но глубокий стон, донесшийся из комнаты, изменил их мысли. Обе сестры вбежали в спальню отца. Старик Гуттер сидел на полу, прислонившись плечами к стене. Голова его была опущена на грудь. Юдифь быстро подскочила к нему и сорвала полотняный колпак, покрывавший его голову до плеч. Окровавленное, дрожащее, красное мясо, обнаженные мускулы и вены явились несомненным доказательством, что старик Гуттер был оскальпирован, но еще жив.

---

Глава 21. «Зверобой» Ф. Купер

« Глава 20

Глава 22 »