Юбилейное В. Маяковский

Александр Сергеевич,
                                       разрешите представиться.
                                                                                     Маяковский.

Дайте руку
                    Вот грудная клетка.
                                                     Слушайте,
                                                                        уже не стук, а стон;
тревожусь я о нем,
                                в щенка смиренном львенке.
Я никогда не знал,
                                 что столько
                                                      тысяч тонн
в моей
             позорно легкомыслой головенке.
Я тащу вас.
                    Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
                 Больно?
                                 Извините, дорогой.
У меня,
              да и у вас,
                                 в запасе вечность.
Что нам
              потерять
                              часок-другой?!
Будто бы вода —
                              давайте
                                             мчать, болтая,
будто бы весна —
                                свободно
                                                 и раскованно!
В небе вон
                   луна
                            такая молодая,
что ее
            без спутников
                                     и выпускать рискованно.
Я
    теперь
                свободен
                                 от любви
                                                  и от плакатов.
Шкурой
              ревности медведь
                                              лежит когтист.
Можно
             убедиться,
                                что земля поката, —
сядь
         на собственные ягодицы
                                                    и катись!
Нет,
        не навяжусь в меланхолишке черной,
да и разговаривать не хочется
                                                    ни с кем.
Только
             жабры рифм
                                    топырит учащенно
у таких, как мы,
                           на поэтическом песке.
Вред — мечта,
                          и бесполезно грезить,
надо
         весть
                    служебную нуду.
Но бывает —
                        жизнь
                                   встает в другом разрезе,
и большое
                   понимаешь
                                        через ерунду.
Нами
           лирика
                        в штыки
                                       неоднократно атакована,
ищем речи
                   точной
                                и нагой.
Но поэзия —
                        пресволочнейшая штуковина:
существует —
                         и ни в зуб ногой.
Например,
                   вот это —
                                     говорится или блеется?
Синемордое,
                       в оранжевых усах,
Навуходоносором
                                библейцем —
«Коопсах».
Дайте нам стаканы!
                                   знаю
                                              способ старый
в горе
            дуть винище,
                                    но смотрите —
                                                               из
выплывают
                     Red и White Star’ы
с ворохом
                  разнообразных виз.
Мне приятно с вами, —
                                         рад,
                                                 что вы у столика.
Муза это
                ловко
                           за язык вас тянет.
Как это
             у вас
                       говаривала Ольга?..
Да не Ольга!
                       из письма
                                         Онегина к Татьяне.
— Дескать,
                    муж у вас
                                      дурак
                                                 и старый мерин,
я люблю вас,
                       будьте обязательно моя,
я сейчас же
                      утром должен быть уверен,
что с вами днем увижусь я.—
Было всякое:
                        и под окном стояние,
письма,
              тряски нервное желе.
Вот
       когда
                  и горевать не в состоянии —
это,
       Александр Сергеич,
                                          много тяжелей.
Айда, Маяковский!
                                 Маячь на юг!
Сердце
              рифмами вымучь —
вот
       и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.
Нет,
        не старость этому имя!
Тушу
          вперед стремя,
я
    с удовольствием
                                  справлюсь с двоими,
а разозлить —
                          и с тремя.
Говорят —
                    я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
Entre nous…
                      чтоб цензор не нацыкал.
Передам вам —
                             говорят —
                                                видали
даже
          двух
                   влюбленных членов ВЦИКа.

Вот —
             пустили сплетню,
                                            тешат душу ею.
Александр Сергеич,
                                   да не слушайте ж вы их!
Может,
             я
                 один
                           действительно жалею,
что сегодня
                     нету вас в живых.
Мне
         при жизни
                           с вами
                                        сговориться б надо.
Скоро вот
                  и я
                         умру
                                  и буду нем.
После смерти
                          нам
                                   стоять почти что рядом:
вы на Пе,
                 а я
                        на эМ.
Кто меж нами?
                          с кем велите знаться?!
Чересчур
                 страна моя
                                      поэтами нища.
Между нами
                      — вот беда —
                                                позатесался Надсон
Мы попросим,
                         чтоб его
                                        куда-нибудь
                                                              на Ща!
А Некрасов
                     Коля,
                               сын покойного Алеши, —
он и в карты,
                       он и в стих,
                                           и так
                                                     неплох на вид.
Знаете его?
                     вот он
                                 мужик хороший.
Этот
         нам компания —
                                       пускай стоит.
Что ж о современниках?!
Не просчитались бы,
                                    за вас
                                                полсотни отдав.
От зевоты
                   скулы
                              разворачивает аж!
Дорогойченко,
                         Герасимов,
                                             Кириллов,
                                                               Родов —
какой
           однаробразный пейзаж!
Ну Есенин,
                   мужиковствующих свора.
Смех!
            Коровою
                            в перчатках лаечных.
Раз послушаешь…
                                 но это ведь из хора!
Балалаечник!
Надо,
           чтоб поэт
                             и в жизни был мастак.
Мы крепки,
                    как спирт в полтавском штофе.
Ну, а что вот Безыменский?!
                                                 Так…
ничего…
                морковный кофе.
Правда,
              есть
                       у нас
                                 Асеев
                                            Колька.
Этот может.
                     Хватка у него
                                             моя.
Но ведь надо
                        заработать сколько!
Маленькая,
                     но семья.
Были б живы —
                            стали бы
                                              по Лефу соредактор.
Я бы
          и агитки
                         вам доверить мог.
Раз бы показал:
                            — вот так-то мол,
                                                           и так-то…
Вы б смогли —
                           у вас
                                     хороший слог.
Я дал бы вам
                        жиркость
                                         и сукна,
в рекламу б
                      выдал
                                  гумских дам.
(Я даже
               ямбом подсюсюкнул,
чтоб только
                     быть
                               приятней вам.)
Вам теперь
                     пришлось бы
                                             бросить ямб картавый.
Нынче
            наши перья —
                                      штык
                                                да зубья вил, —
битвы революций
                               посерьезнее «Полтавы»,
и любовь
                 пограндиознее
                                            онегинской любви.
Бойтесь пушкинистов.
                                      Старомозгий Плюшкин,
перышко держа,
                             полезет
                                           с перержавленным.
— Тоже, мол,
                       у лефов
                                      появился
                                                       Пушкин.
Вот арап!
                 а состязается —
                                               с Державиным…
Я люблю вас,
                        но живого,
                                           а не мумию.
Навели
              хрестоматийный глянец.
Вы
       по-моему
                        при жизни
                                          — думаю —
тоже бушевали.
                            Африканец!
Сукин сын Дантес!
                                 Великосветский шкода.
Мы б его спросили:
                                 — А ваши кто родители?
Чем вы занимались
                                  до 17-го года? —
Только этого Дантеса бы и видели.
Впрочем,
                 что ж болтанье!
                                             Спиритизма вроде.
Так сказать,
                     невольник чести…
                                                     пулею сражен…
Их
      и по сегодня
                            много ходит —
всяческих
                  охотников
                                    до наших жен.
Хорошо у нас
                         в Стране Советов.
Можно жить,
                      работать можно дружно.
Только вот
                   поэтов,
                                 к сожаленью, нету —
впрочем, может,
                             это и не нужно.
Ну, пора:
                рассвет
                              лучища выкалил.
Как бы
             милиционер
                                   разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
                                       очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
                      подсажу
                                     на пьедестал.
Мне бы
              памятник при жизни
                                                  полагается по чину.
Заложил бы
                      динамиту
                                       — ну-ка,
                                                      дрызнь!
Ненавижу
                  всяческую мертвечину!
Обожаю
               всяческую жизнь!

Стихотворение стихи «Юбилейное» (Александр Сергеевич, разрешите представиться). Автор Владимир Маяковский.

Стихи написаны в 1924 году.