Юбилейное В. Маяковский

Александр Сергеевич,
                                      разрешите представиться.
                                                                                    Маяковский.

Дайте руку
                   Вот грудная клетка.
                                                    Слушайте,
                                                                       уже не стук, а стон;
тревожусь я о нем,
                                 в щенка смиренном львенке.
Я никогда не знал,
                                что столько
                                                    тысяч тонн
в моей
            позорно легкомыслой головенке.
Я тащу вас.
                    Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
                 Больно?
                                Извините, дорогой.
У меня,
             да и у вас,
                               в запасе вечность.
Что нам
              потерять
                              часок-другой?!
Будто бы вода —
                              давайте
                                            мчать, болтая,
будто бы весна —
                               свободно
                                                и раскованно!
В небе вон
                   луна
                            такая молодая,
что ее
            без спутников
                                    и выпускать рискованно.
Я
    теперь
                 свободен
                                  от любви
                                                   и от плакатов.
Шкурой
             ревности медведь
                                             лежит когтист.
Можно
            убедиться,
                               что земля поката,—
сядь
         на собственные ягодицы
                                                    и катись!
Нет,
        не навяжусь в меланхолишке черной,
да и разговаривать не хочется
                                                    ни с кем.
Только
            жабры рифм
                                  топырит учащенно
у таких, как мы,
                           на поэтическом песке.
Вред — мечта,
                          и бесполезно грезить,
надо
         весть
                   служебную нуду.
Но бывает —
                        жизнь
                                   встает в другом разрезе,
и большое
                   понимаешь
                                       через ерунду.
Нами
          лирика
                       в штыки
                                     неоднократно атакована,
ищем речи
                   точной
                                и нагой.
Но поэзия —
                       пресволочнейшая штуковина:
существует —
                          и ни в зуб ногой.
Например,
                   вот это —
                                     говорится или блеется?
Синемордое,
                       в оранжевых усах,
Навуходоносором
                               библейцем —
«Коопсах».
Дайте нам стаканы!
                                  знаю
                                           способ старый
в горе
           дуть винище,
                                   но смотрите —
                                                              из
выплывают
                     Red и White Star’ы
с ворохом
                  разнообразных виз.
Мне приятно с вами, —
                                        рад,
                                                что вы у столика.
Муза это
                ловко
                           за язык вас тянет.
Как это
             у вас
                       говаривала Ольга?..
Да не Ольга!
                       из письма
                                         Онегина к Татьяне.
— Дескать,
                    муж у вас
                                      дурак
                                                 и старый мерин,
я люблю вас,
                       будьте обязательно моя,
я сейчас же
                     утром должен быть уверен,
что с вами днем увижусь я.—
Было всякое:
                       и под окном стояние,
письма,
              тряски нервное желе.
Вот
       когда
                 и горевать не в состоянии —
это,
       Александр Сергеич,
                                          много тяжелей.
Айда, Маяковский!
                                 Маячь на юг!
Сердце
              рифмами вымучь —
вот
       и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.
Нет,
        не старость этому имя!
Тушу
          вперед стремя,
я
    с удовольствием
                                  справлюсь с двоими,
а разозлить —
                          и с тремя.
Говорят —
                    я темой и-н-д-и-в-и-д-у-а-л-е-н!
Entre nous…
                      чтоб цензор не нацыкал.
Передам вам —
                             говорят —
                                                видали
даже
          двух
                   влюбленных членов ВЦИКа.
Вот —
            пустили сплетню,
                                          тешат душу ею.
Александр Сергеич,
                                   да не слушайте ж вы их!
Может,
            я
               один
                         действительно жалею,
что сегодня
                     нету вас в живых.
Мне
        при жизни
                           с вами
                                       сговориться б надо.
Скоро вот
                  и я
                         умру
                                  и буду нем.
После смерти
                         нам
                                 стоять почти что рядом:
вы на Пе,
                 а я
                       на эМ.
Кто меж нами?
                          с кем велите знаться?!
Чересчур
                 страна моя
                                      поэтами нища.
Между нами
                      — вот беда —
                                               позатесался Надсон
Мы попросим,
                         чтоб его
                                        куда-нибудь
                                                              на Ща!
А Некрасов
                     Коля,
                               сын покойного Алеши,—
он и в карты,
                       он и в стих,
                                           и так
                                                     неплох на вид.
Знаете его?
                     вот он
                                мужик хороший.
Этот
         нам компания —
                                       пускай стоит.
Что ж о современниках?!
Не просчитались бы,
                                     за вас
                                                полсотни отдав.
От зевоты
                  скулы
                              разворачивает аж!
Дорогойченко,
                         Герасимов,
                                             Кириллов,
                                                               Родов —
какой
          однаробразный пейзаж!
Ну Есенин,
                    мужиковствующих свора.
Смех!
           Коровою
                           в перчатках лаечных.
Раз послушаешь…
                                  но это ведь из хора!
Балалаечник!
Надо,
          чтоб поэт
                            и в жизни был мастак.
Мы крепки,
                   как спирт в полтавском штофе.
Ну, а что вот Безыменский?!
                                                 Так…
ничего…
                морковный кофе.
Правда,
              есть
                      у нас
                                Асеев
                                            Колька.
Этот может.
                     Хватка у него
                                             моя.
Но ведь надо
                       заработать сколько!
Маленькая,
                     но семья.
Были б живы —
                            стали бы
                                             по Лефу соредактор.
Я бы
          и агитки
                         вам доверить мог.
Раз бы показал:
                            — вот так-то мол,
                                                           и так-то…
Вы б смогли —
                           у вас
                                     хороший слог.
Я дал бы вам
                        жиркость
                                        и сукна,
в рекламу б
                     выдал
                                 гумских дам.
(Я даже
               ямбом подсюсюкнул,
чтоб только
                    быть
                              приятней вам.)
Вам теперь
                    пришлось бы
                                           бросить ямб картавый.
Нынче
            наши перья —
                                      штык
                                                да зубья вил,—
битвы революций
                               посерьезнее «Полтавы»,
и любовь
                пограндиознее
                                          онегинской любви.
Бойтесь пушкинистов.
                                     Старомозгий Плюшкин,
перышко держа,
                             полезет
                                           с перержавленным.
— Тоже, мол,
                       у лефов
                                      появился
                                                       Пушкин.
Вот арап!
                 а состязается —
                                              с Державиным…
Я люблю вас,
                        но живого,
                                           а не мумию.
Навели
              хрестоматийный глянец.
Вы
      по-моему
                       при жизни
 — думаю —
тоже бушевали.
                            Африканец!
Сукин сын Дантес!
                                 Великосветский шкода.
Мы б его спросили:
                                  — А ваши кто родители?
Чем вы занимались
                                   до 17-го года? —
Только этого Дантеса бы и видели.
Впрочем,
                 что ж болтанье!
                                             Спиритизма вроде.
Так сказать,
                     невольник чести…
                                                     пулею сражен…
Их
      и по сегодня
                            много ходит —
всяческих
                  охотников
                                    до наших жен.
Хорошо у нас
                        в Стране Советов.
Можно жить,
                      работать можно дружно.
Только вот
                   поэтов,
                                к сожаленью, нету —
впрочем, может,
                            это и не нужно.
Ну, пора:
                рассвет
                               лучища выкалил.
Как бы
             милиционер
                                  разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
                                       очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
                     подсажу
                                    на пьедестал.
Мне бы
              памятник при жизни
                                                  полагается по чину.
Заложил бы
                      динамиту
                                        — ну-ка,
                                                        дрызнь!
Ненавижу
                  всяческую мертвечину!
Обожаю
               всяческую жизнь!

Стихотворение стихи «Юбилейное» (Александр Сергеевич, разрешите представиться). Автор Владимир Маяковский.

Стихи написаны в 1924 году.