Глава двадцать вторая

---

где Паспарту убеждается, что, даже находясь у антиподов, все же следует иметь немного денег в кармане

Седьмого ноября в половине седьмого вечера «Карнатик» покинул Гонконг и на всех парах устремился к Японии. На нем был полный груз и множество пассажиров. Только, две каюты первого класса оставались свободными: те самые каюты, которые были заказаны мистером Фоггом.

На другой день утром пассажиры второго класса не без некоторого удивления могли увидеть растрепанного шатающегося человека с тусклым взглядом, который нетвердыми шагами вышел из каюты и тяжело опустился на палубную скамью.

Это был Паспарту. Вот что с ним произошло.

Через несколько мгновений после того, как Фикс покинул курильню, двое слуг подняли крепко спавшего Паспарту и положили его на кровать, предназначенную для курильщиков. Часа через три Паспарту, преследуемый даже во сне навязчивой идеей, поборол одуряющее действие наркотика и очнулся. Мысль о невыполненном долге вывела его из оцепенения. Он покинул ложе пьяниц и, шатаясь, держась за стены, падая и поднимаясь, но все время неудержимо стремясь вперед, словно под властью какого-то инстинкта, вышел из курильни, крича словно во сне: «Карнатик»! «Карнатик»!

Пароход уже дымил, готовый к отплытию. Паспарту оставалось сделать лишь несколько шагов. Он устремился через, трап, ступил на борт и свалился без сознания на баке в ту самую минуту, когда «Карнатик» поднимал якоря.

Матросы, привыкшие к подобным сценам, перетащили бедного малого в одну из кают второго класса, и Паспарту проснулся только на другой день в полуторастах милях от китайского берега.

Вот почему Паспарту оказался в это утро на палубе «Карнатика» и вдыхал полной грудью свежий морской воздух. Этот чистый воздух его окончательно протрезвил. Он с трудом стал собирать свои мысли и, наконец, припомнил все, что случилось накануне: признание Фикса, курильню и т.д.

«Очевидно, — подумал он, — я здорово нализался! Что-то скажет мистер Фогг? Во всяком случае, я не опоздал на пароход, а это самое главное!»

Затем он подумал о Фиксе.

«Надеюсь, — сказал он себе, — что теперь мы от него избавились: после такого предложения он не посмеет последовать за нами на «Карнатике». Полицейский инспектор, сыщик гонится по пятам за моим господином, подозревая его в том, что он ограбил банк! Этого еще не хватало! Мистер Фогг такой же вор, как я — убийца!»

Должен ли Паспарту рассказать все это своему господину? Следует ли мистеру Фоггу знать о той роли, какую играет в этом деле Фикс? Может быть, лучше подождать возвращения в Лондон и лишь тогда рассказать ему о том, как полицейский агент из столицы гнался за ним вокруг света, и вместе с Филеасом Фоггом посмеяться над этим молодчиком? Да, конечно, так будет лучше. Во всяком случае, над этим стоит подумать. А теперь он немедленно отправится к мистеру Фоггу и извинится перед ним за свое неприличное поведение.

Паспарту поднялся с места. По морю ходили волны, и пакетбот сильно качало. Честный малый, еще не совсем твердо держась на ногах, кое-как добрался до кормы, где помещались каюты первого класса.

На палубе он не встретил никого, кто походил бы на его господина или миссис Ауду.

«Ага, — сказал сам себе Паспарту, — миссис Ауда еще спит в этот час. А мистер Фогг, видно, нашел себе партнеров для виста и по своему обыкновению...»

Рассуждая таким образом, Паспарту спустился в салон. Мистера Фогга там не было. Паспарту оставалось только одно: спросить у судового казначея, какую каюту занимает мистер Фогг. Тот ответил, что не знает пассажира с такой фамилией.

— Простите меня, — настаивал Паспарту, — но я говорю о высоком, спокойном, малообщительном джентльмене и о молодой женщине...

— На пакетботе нет ни одной молодой женщины, — ответил казначей. — Да вот вам список пассажиров, посмотрите сами.

Паспарту пробежал глазами список. Фамилии его господина там не было.

У Паспарту потемнело в глазах. Но потом у него мелькнула новая мысль.

— Черт возьми, ведь я нахожусь на «Карнатике»? — воскликнул он.

— Да, — ответил казначей.

— На пути в Иокогаму?

— Совершенно верно.

Паспарту было испугался: уж не ошибся ли он судном? Но это оказался действительно «Карнатик», и все же его господина здесь не было.

Паспарту упал в кресло. Это известие поразило его, как громом. Но вдруг его словно осенило. Он вспомнил, что час отплытия «Карнатика» был перенесен и он, Паспорту, должен был предупредить своего господина, но не сделал этого! Следовательно, по его вине мистер Фогг и миссис Ауда опоздали к отходу пакетбота!

Это его вина, конечно, но в еще большей мере — вина того предателя, который напоил Паспарту, чтобы разлучить его с мистером Фоггом и задержать того в Гонконге. Наконец-то он разгадал маневр полицейского инспектора! И теперь мистер Фогг наверняка разорен, проиграл свое пари и, может быть, уже арестован и заключен в тюрьму!.. При этой мысли Паспарту принялся рвать на себе волосы. Ах! Если только когда-нибудь этот Фикс попадется ему в руки, уж он сведет с ним счеты!

Несколько оправившись от удара. Паспарту вновь обрел хладнокровие и принялся обдумывать создавшееся положение. Оно было незавидным. Наш француз был на пути в Японию. Добраться-то он до нее доберется, но как выбраться оттуда? В карманах у него было пусто. Ни одного шиллинга, ни одного пенни! Во всяком случае, его проезд и питание были заранее оплачены. Следовательно, в его распоряжении было пять или шесть дней, чтобы принять какое-либо решение. Сколько он съел и выпил за этот переезд, не поддается описанию. Он ел и за мистера Фогга, и за миссис Ауду, и за самого себя. Он ел так, словно Япония, где он должен был высадиться, была пустыней, лишенной каких бы то ни было съестных припасов.

Тринадцатого ноября с утренним приливом «Карнатик» вошел в порт Иокогама.

Иокогама — важный порт на Тихом океане, куда заходят все пароходы, как почтовые, так и пассажирские, совершающие рейсы между Северной Америкой, Китаем, Японией и Малайским архипелагом. Иокогама находится в бухте Иеддо, неподалеку от второй столицы японской империи — громадного города Иеддо, бывшего некогда резиденцией сегунов в те времена, когда существовал этот гражданский император; Иеддо — соперник Киото, где живет микадо, божественный император, потомок богов.

«Карнатик» пришвартовался к набережной Иокогамы, неподалеку от мола и таможенных складов, среди многочисленных судов разных национальностей.

Паспарту без всякого восторга ступил на землю столь любопытной Страны Сынов Солнца. Ему не оставалось ничего лучшего, как довериться случаю, и он побрел наугад по улицам города.

Сначала Паспарту очутился в европейском квартале, с невысокими, окруженными верандами домиками, которые правильными рядами тянулись вдоль улиц, площадей, доков, складов до самого порта. Здесь, как в Гонконге и Калькутте, население состояло из представителей всех национальностей: американцев, англичан, китайцев, голландцев — купцов, готовых все продать и все купить; среди них наш француз чувствовал себя таким же чужим, как если бы попал к готтентотам.

У Паспарту, правда, была одна возможность: обратиться в Иокогаме к английскому или французскому консулу, но его останавливала необходимость рассказать свою историю, так тесно связанную с именем и делами его господина, и поэтому, прежде чем прибегнуть к этому средству, он решил испробовать все другие возможности.

Итак, миновав европейскую часть города и не встретив по пути ничего для себя подходящего, он попал в японскую часть, решив, если понадобится, дойти до Иеддо.

Туземная часть Иокогамы называется Бентен — по имени богини моря, почитаемой на соседних островах. Здесь он увидел великолепные пихтовые и кедровые аллеи, священные ворота причудливой архитектуры, мостики, повисшие среди зарослей тростника и бамбука, храмы, укрывшиеся под высокими, печальными вековыми кедрами, святилища, в глубине которых мирно существовали буддийские жрецы и последователи Конфуция, нескончаемые улицы, полные розовых толстощеких ребят, словно сошедших с какой-нибудь японской ширмы, играющих посреди дороги с рыжими бесхвостыми, очень ленивыми и очень ласковыми кошками и коротконогими собачонками.

На улицах — бесконечный водоворот прохожих: процессии бонз, монотонно стучащих в тамбурины, Якунины — таможенные или полицейские офицеры в остроконечных лакированных шапках, с двумя саблями за поясом, солдаты, одетые в синие с белыми полосами одежды из хлопчатобумажной материи и вооруженные пистонными ружьями, телохранители микадо в шелковых камзолах и кольчугах и множество других военных различных рангов, ибо в Японии профессию солдата уважают в такой же мере, в какой ее презирают в Китае. Повсюду — монахи, собирающие подаяние, паломники в длинных одеяниях и просто прохожие — низкорослые, с гладкими черными, как вороново крыло, волосами, большеголовые, узкогрудые и тонконогие; лица их имеют все оттенки от темно-медного до матово-белого, но они никогда не бывают желтыми, как у китайцев, от которых японцы весьма отличаются своим внешним видом. Среди повозок, паланкинов, рикш мелкими шажками семенили женщины, маленькие ножки которых были обуты в соломенные сандалии, полотняные туфли или изящные деревянные башмаки: большинство женщин не отличалось красотой, глаза у них были подведены, грудь стянута, а зубы согласно моде начернены, но все они, не без элегантности, носили национальные костюмы «кимоно» — нечто вроде капота, перехваченного широким шелковым шарфом, концы которого были завязаны сзади причудливым бантом; так что костюм современных парижских модниц заимствован, видимо, у японок.

Паспарту несколько часов расхаживал среди этой пестрой толпы, смотрел на полные любопытных товаров лавки и базары, где продавалось множество всевозможных побрякушек, золотых и серебряных японских изделий, видел он и закусочные, украшенные разноцветными флажками и лентами, куда он не имел возможности зайти; встречались ему и чайные домики, в которых посетители чашками пьют теплую благовонную воду с «саке» — напитком, который получают из перебродившего риса; попадались ему и курильни, где курят тонкий табак, но не опиум, которого почти не знают в Японии.

Затем Паспарту очутился в поле, среди обширных рисовых плантаций. Там цвели, распространяя свой последний осенний аромат, великолепные камелии, росшие не на кустах, а на деревьях; огороженные бамбуковой изгородью, стояли яблони, вишни, сливы; местные жители разводят эти плодовые деревья главным образом ради их цветов, а не ради плодов, и с помощью гримасничающих пугал и трещоток защищают их от полчищ воробьев, ворон, голубей и прочих прожорливых пернатых. На величественных кедрах обитали громадные орлы; в листве каждой плакучей ивы гнездились цапли, печально стоявшие, поджав одну ногу; повсюду виднелись вороны, утки, ястребы, дикие гуси и огромное количество журавлей, которых японцы величают «господами» и считают символом счастья и долголетия.

Бродя по полям, Паспарту разглядел в траве несколько фиалок.

— Вот и хорошо, — сказал он, — они заменят мне ужин.

Но, понюхав фиалки, он убедился, что они уже не пахнут.

«Не везет!» — подумал он.

Правда, честный малый, покидая «Карнатик», предусмотрительно наелся за завтраком, как мог, но после целого дня ходьбы он чувствовал, что его желудок пуст. Он успел заметить полное отсутствие свинины, козлятины и баранины в лавках мясников, а так как он знал, что убой рогатого скота, предназначенного исключительно для полевых работ, считается в Японии святотатством, то решил, что мясо там едят крайне редко. Он не ошибся; но за отсутствием говядины он с удовольствием согласился бы на хороший кусок кабана или лося, помирился бы на куропатке или перепеле — словом, не отказался бы от любой живности или рыбы, которыми обычно питаются японцы, прибавляя к ним немного риса. Но ему пришлось скрепя сердце примириться с необходимостью отложить заботу о своем пропитании до завтрашнего дня.

Наступила ночь. Паспарту вернулся в туземную часть города; он брел по улицам, увешанным разноцветными фонариками, оглядываясь на фокусников и бродячих астрологов, собирающих толпы вокруг своих подзорных труб. Затем он вновь увидел рейд, освещенный огнями рыбачьих лодок, с которых ловили рыбу, приманивая ее светом пылающих факелов.

Наконец, улицы опустели. На смену толпе появились Якунины. Эти офицеры стражи, одетые в великолепные костюмы и окруженные толпой солдат, походили на посланников, и Паспарту шутливо повторял при виде каждого блистательного патруля:

— Ну вот еще один японский посол отправляется в Европу!

---

Глава 22,
где Паспарту убеждается, что, даже находясь у антиподов, все же следует иметь немного денег в кармане
Роман «Вокруг света за 80 дней» Ж. Верн

« Глава 21

Глава 23 »