XVII. Тайна неизвестного

---

Последние слова неизвестного оправдывали подозрения колонистов. Этого несчастного человека терзали какие-то жестокие воспоминания. На его совести лежало какое-то преступление, которое он, быть может, уже искупил в глазах людей, но сам не мог его простить. Он мучился раскаянием и не хотел протянуть руку новым друзьям, считая себя недостойным дружбы честных людей.

Он, однако, согласился возвратиться и с этого дня уже не покидал колонистов.

Что же за тайна была в его жизни? Откроет ли он ее когда-нибудь? Оставалось только ждать. Во всяком случае, колонисты твердо решили ни о чем не расспрашивать его и вести себя так, словно они ничего не подозревают.

Спустя несколько дней жизнь на острове вошла в свою колею. Сайрес Смит и Гедеон Спилетт работали вместе, занимаясь то химией, то физикой. Только иногда журналист отправлялся на охоту с Гербертом, ибо теперь колонисты боялись отпускать юношу одного в лес; приходилось быть настороже. А Наб и Пенкроф трудились — один день в загоне и птичнике, другой день — в загоне для скота, к тому же хлопотали по хозяйству, — словом, дел у них набиралось достаточно.

Неизвестный работал всегда где-нибудь в сторонке. Он по-прежнему не соглашался садиться за стол с колонистами и ночевал на плато. Казалось, что он и в самом деле не выносит общества своих спасителей.

— И чего ради, спрашивается, он обратился за помощью к людям? Зачем бросил записку в море? — недоумевал Пенкроф.

— Он сам обо всем нам расскажет, — неизменно отвечал Сайрес Смит.

— Когда же?

— Быть может, раньше, чем вы думаете, Пенкроф.

10 декабря, спустя неделю после своего возвращения в Гранитный дворец, он подошел к Смиту и спокойным, кротким голосом сказал ему:

— У меня есть к вам просьба.

— Говорите. Но прежде я скажу вам несколько слов.

Неизвестный покраснел и хотел удалиться.

Смит угадал, что происходит в его душе: он боялся, что его начнут расспрашивать о прошедшем.

Инженер удержал его за руку:

— Послушайте, мы не только ваши товарищи, мы ваши друзья. Я хотел вам это еще раз сказать. Теперь говорите, я вас слушаю.

Неизвестный провел рукою по глазам; рука его дрожала, и с минуту он не мог выговорить ни слова.

— Я пришел к вам с просьбой, — сказал он наконец, овладев собою.

— С какою просьбой?

— На скотном дворе много животных, которые требуют присмотра и ухода. Позвольте мне поселиться с ними.

— Мой друг, — отвечал Смит, — на скотном дворе негде жить: там только стойла для животных.

— Для меня и это хорошо.

— Друг мой, мы ни в чем вам не будем противоречить: хотите вы непременно жить на скотном дворе — живите. Помните только, что вам будут всегда рады в Гранитном дворце. Вы непременно желаете поселиться на скотном дворе?

— Да.

— Тогда мы позаботимся, чтобы вам было там удобнее.

— Мне и так будет очень удобно.

— Друг мой, уж вы предоставьте это нам.

— Благодарю, — отвечал неизвестный, удаляясь.

Смит передал товарищам свой разговор с неизвестным. Все решили выстроить на скотном дворе деревянный домик и сделать его по возможности удобным и уютным.

— Сейчас же за дело! — сказал Пенкроф.

— Чем скорее, тем лучше, — отвечал Смит.

В тот же день колонисты отправились на скотный двор, захватив с собою нужные инструменты.

Не прошло и недели, как домик был готов. Его построили в двадцати футах от конюшен, так что жильцу было весьма удобно наблюдать за вверенными ему животными. Поставили кровать, стол, скамью, шкаф, сундук; а так как новый жилец выказывал желание работать и кормиться отдельно, то ему доставили необходимые инструменты, оружие и охотничье снаряжение.

Неизвестный ни разу не полюбопытствовал взглянуть на постройку своего домика; пока колонисты трудились над ним, он работал на плато, и работал так усердно, что вскопал все поле и приготовил его к посеву.

20 декабря Смит объявил неизвестному, что он может занять новое помещение, и тот ответил, что сегодня же будет там ночевать.

В восемь часов вечера, когда неизвестный должен был отправляться в свое новое жилище, колонисты, полагая, что ему, быть может, тяжело будет с ними прощаться, поднялись в Гранитный дворец. Собравшись, по своему обыкновению, в большом зале, они толковали о разных разностях. Вдруг кто-то постучался в дверь.

— Кто там? — воскликнул Пенкроф.

Неизвестный вошел в зал и сказал:

— Прежде чем я уйду от вас, я должен вам рассказать свою историю.

Эти слова, разумеется, взволновали Смита и его товарищей. Инженер встал и сказал:

— Друг мой, мы ничего не требуем. Вы имеете полное право молчать.

— Мой долг — говорить…

— Так сядьте.

— Я буду стоять.

— Мы готовы вас слушать, — сказал Смит.

Неизвестный стоял в углу зала, в тени, с непокрытой головой, скрестив руки на груди. Он начал глухим голосом следующий рассказ, который его слушатели не прерывали ни единым замечанием.

— Двадцатого декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года паровая яхта «Дункан», принадлежавшая шотландскому землевладельцу лорду Гленарвану, бросила якорь у мыса Бернуилли, на западном берегу Австралии, на тридцать седьмой параллели. На этой яхте находились владелец ее, лорд Гленарван, его жена, майор английской службы, француз-географ, молодая девушка и мальчик. Последние были дети капитана Гранта, судно которого, «Британия», погибло со всем экипажем за год перед тем. «Дунканом» командовал Джон Манглс, и экипаж его состоял из пятнадцати человек.

Вот почему эта яхта находилась у берегов Австралии.

За шесть месяцев до того «Дункан» около Ирландии нашел в море бутылку, а в бутылке документ на английском, немецком и французском языках. Этот документ давал знать, что капитан Грант и два матроса с «Британии» спаслись, попав на какую-то землю. В документе была показана широта и долгота того места; градус широты можно было прочесть, но градус долготы смыло водой, и его нельзя было разобрать.

Обозначенная южная широта была тридцать семь градусов одиннадцать минут. Так как долгота была неизвестна, то, следуя по тридцать седьмой параллели, можно было отыскать землю, приютившую капитана Гранта и его спутников.

Английское адмиралтейство не решалось отправиться на поиски капитана Гранта, но лорд Гленарван решился сам попытать счастья. Он вошел в переговоры с детьми Гранта, Мэри и Робертом. Яхта «Дункан», снаряженная в дальнее плавание, покинув Глазго, направилась в Атлантический океан, обогнула Магелланов пролив и по Тихому океану поднялась до Патагонии, где, по первому толкованию найденного документа, предполагали отыскать капитана Гранта в плену у туземцев.

Тут высадилась часть экипажа и вместе с лордом Гленарваном отправилась к восточному берегу Южной Америки.

Лорд Гленарван перешел Патагонию вдоль тридцать седьмой параллели, и, не найдя никаких следов капитана Гранта, в ноябре снова отправился в плавание.

Посетив безуспешно острова Тристан-да-Кунья и Амстердам, лежавшие на его пути, он бросил якорь, как я уже сказал, у мыса Бернуилли, на австралийском берегу, двадцатого декабря тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года.

Лорд Гленарван намеревался пересечь по суше Австралию и высадился на берег. В нескольких милях от берега стояла ферма одного ирландца, который пригласил путешественников у него отдохнуть. Лорд Гленарван рассказал этому ирландцу, зачем сюда заехал, и спрашивал, не слыхал ли он о трехмачтовом английском судне «Британия», которое разбилось почти два года тому назад у западного берега Австралии.

Ирландец ничего не знал и даже никогда не слыхал об этом крушении, но, к большому удивлению присутствовавших, один из слуг ирландца подошел и сказал:

«Милорд, хвалите и благодарите Господа Бога! Если капитан Грант еще жив, то он живет на австралийской земле!»

«Кто вы такой?» — спросил лорд Гленарван.

«Я шотландец, как и вы, милорд, — ответил этот человек. — Я из экипажа „Британии“».

Этого человека звали Айртон. Он действительно был боцманом «Британии», о чем свидетельствовали его бумаги. Во время крушения его выбросило, говорил он, на берег, и он думал, что спасся только один, а капитан и все остальные погибли.

«Крушение произошло не на западном, а на восточном берегу, — прибавил он, — и если капитан Грант еще жив, как сказано в вашем документе, так он в плену у туземцев. Его надо искать на восточном берегу!»

Он сказал это твердым голосом. Взгляд у него был ясный, лицо спокойное. Никому не пришло в голову сомневаться в его словах. К тому же он уже давно находился в услужении у ирландца, и ирландец ручался за его честность. Лорд Гленарван поверил этому человеку и решил пересечь Австралию, следуя вдоль тридцать седьмой параллели. Лорд Гленарван, его жена, дети капитана Гранта, майор, француз, капитан Манглс и несколько матросов отправились под предводительством Айртона, а «Дункан» под командованием подшкипера Тома Остина должен был отплыть в Мельбурн и там дожидаться приказаний лорда Гленарвана. Они отправились двадцать третьего октября тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года.

Этот Айртон был человек бесчестный, изменник и предатель. Он был боцманом на судне «Британия», но не потерпел крушения, потому что капитан Грант еще восьмого апреля тысяча восемьсот пятьдесят второго года высадил его и оставил на западном берегу Австралии за попытку взбунтовать экипаж и захватить яхту.

Айртон ничего не знал о крушении «Британии». Он впервые услышал об этом несчастье от Гленарвана. С тех пор как капитан Грант выгнал его, он под именем Бена Джойса успел сделаться предводителем беглых каторжников. Он потому и сказал лорду Гленарвану, что крушение произошло на восточном берегу, потому и уговаривал его туда отправиться, что надеялся завести его подальше от яхты, завладеть «Дунканом» и превратить его в пиратское судно.

Тут неизвестный остановился. Голос его задрожал, но он скоро оправился и продолжал рассказ:

— Экспедиция направилась через австралийскую землю и, разумеется, была очень неудачна, потому что ею предводительствовал Айртон, или Бен Джойс, имевший постоянные сношения с беглыми каторжниками, которые то следовали за ним, то несколько его опережали, смотря по тому, как им было удобнее и выгоднее.

«Дункан», как я уже сказал, был послан в Мельбурн. Айртон старался уговорить лорда Гленарвана отправить яхту из Мельбурна на восточный берег Австралии, где каторжникам всего легче было ею завладеть. Айртон завел доверившихся ему людей в непроходимые леса и добился-таки, что лорд Гленарван согласился послать его в Мельбурн с письмом, в котором приказывал помощнику капитана немедленно плыть к восточному берегу, к бухте Туфолд; эта бухта находилась в нескольких днях перехода от того места, где остановился лорд Гленарван со своими спутниками.

Именно у бухты Туфолд Айртон назначил собраться своим сообщникам.

Лорд Гленарван уже написал письмо, но тут неожиданно открылось предательство Айртона, и тому оставалось только бежать. Айртон бежал, но сумел захватить письмо Гленарвана и через два дня был в Мельбурне.

До сих пор все благоприятствовало изменнику. Он рассчитывал привести «Дункан» в бухту Туфолд, перебить весь экипаж и спокойно начать разбойничать на Тихом океане…

Но счастье ему изменило.

Прибыв в Мельбурн, Айртон тотчас отправился на яхту и передал Тому Остину письмо Гленарвана. Помощник капитана прочел и немедленно приготовился к отплытию. Можете себе представить удивление и гнев Айртона, когда он перед отплытием узнал, что Остин ведет судно не к восточному берегу Австралии, не в бухту Туфолд, а к восточному берегу Новой Зеландии! Он попробовал было этому помешать, но Том Остин показал ему письмо за подписью лорда Гленарвана. Благодаря рассеянности француза-географа, писавшего это письмо, в нем лорд Гленарван приказывал отправляться именно к восточному берегу Новой Зеландии.

Все планы Айртона рушились. Он попробовал поднять бунт, его заперли в каюте.

Изменник был таким образом привезен к берегу Новой Зеландии.

«Дункан» крейсировал вдоль побережья до третьего марта. Айртон, не знавший ни что стало с лордом Гленарваном и другими членами экспедиции, ни какая участь постигла его сообщников, в этот день услышал из своей каюты выстрелы. Это «Дункан» приветствовал лорда Гленарвана и его спутников, которые садились на судно.

А произошло вот что.

После долгих мучений, после тысячи опасностей лорд Гленарван выбрался на восточный берег Австралии, к заливу Туфолд, надеясь найти здесь свою яхту. Яхты не было. Он телеграфировал в Мельбурн и получил следующий ответ: «Дункан» вышел в море восемнадцатого числа текущего месяца; назначение неизвестно.

Лорд Гленарван заключил, что яхта попала в руки Бена Джойса.

Невзирая на это, лорд Гленарван не считал свое дело проигранным. Он был человек бесстрашный и великодушный. Он сел на торговое судно, поплыл к западному берегу Новой Зеландии, пересек ее, держась тридцать седьмой параллели, и не нашел никаких следов капитана Гранта. Но, к великому своему удивлению, он нашел здесь «Дункан», который ожидал его уже пять недель.

Случилось это третьего марта тысяча восемьсот пятьдесят пятого года.

Айртон был призван к ответу. Лорд Гленарван хотел от него узнать что-нибудь касающееся капитана Гранта, но Айртон отказался отвечать. Тогда лорд Гленарван сказал ему, что при первой же остановке он предаст его в руки английских властей. Айртон и на это ничего не ответил.

«Дункан» вновь отправился в плавание вдоль тридцать седьмой параллели. А тем временем леди Гленарван пыталась переубедить Айртона, и наконец он обещал сказать все, что знает, если лорд Гленарван, вместо того чтобы предавать его в руки правосудия, высадит его на какой-нибудь остров Тихого океана. Лорд Гленарван согласился, ибо готов был на все, лишь бы что-нибудь узнать об участи капитана Гранта.

Тогда Айртон рассказал всю правду, и разыскивавшие капитана Гранта убедились, что Айртон ничего о нем не знал с тех пор, как его высадили на австралийский берег.

Лорд Гленарван все-таки сдержал данное слово. «Дункан» продолжал плавание и подошел к острову Табор. Здесь решено было оставить Айртона, и вот на этом клочке суши, лежащем на тридцать седьмой параллели, произошло чудо: оказалось, что там нашли приют капитан Грант и двое его матросов. Вместо них на пустынном острове должен был поселиться преступник.

Отправляя Айртона на Табор, лорд Гленарван ему сказал:

«Здесь, Айртон, вы будете удалены от всех людей. Вы не сможете бежать с этого острова. Вы будете один, но, хотя вы и недостойны памяти, о вас все-таки не забудут. Я знаю, где вы, и в свое время о вас вспомню».

«Дункан» скрылся из виду…

Это было восемнадцатого марта тысяча восемьсот пятьдесят пятого года.

Айртон остался один, но его снабдили оружием, инструментами, разными семенами. Он мог жить в хижине, которую построил для себя капитан Грант. Он мог раскаяться, как сказал лорд Гленарван.

Он раскаялся и почувствовал себя презренным и несчастным. Он говорил себе, что если когда-нибудь за ним приедут люди, то люди эти должны найти не преступника, не предателя… Как исстрадался этот отверженный! Как много работал, надеясь, что труд исправит! Как много времени проводил в молитвах, зная, что молитва переродит его!

Так жил Айртон два, три года; но его угнетало одиночество, и он не сводил глаз с горизонта, надеясь увидеть корабль и вопрошая себя, долго ли еще ему придется искупать свою вину? Он мучился, и вряд ли кому доводилось так мучиться. Ведь жизнь в одиночестве — пытка для того, чью душу терзают муки совести!

Но, очевидно, Небо еще недостаточно покарало несчастного, ибо он стал замечать, что превращается в дикаря. Он чувствовал, что начинает терять рассудок. Трудно сказать, когда это произошло — через два ли года, через четыре ли, но в конце концов изгнанник утратил всякое подобие человека — таким вы и нашли его!

Мне нечего дальше объяснять, что Айртон, или Бен Джойс, — это я!

Смит и его товарищи встали. Невозможно передать, до чего взволновал их этот горький рассказ.

— Айртон, — сказал Смит, — вы совершили большое преступление, но вы его искупили. Теперь вы снова среди людей и можете начать новую жизнь. Хотите вы быть нашим товарищем?

Айртон отступил.

— Вот вам моя рука! — сказал инженер.

Айртон схватил протянутую руку. Крупные слезы покатились из его глаз.

— Хотите жить с нами? — спросил Смит.

— Господин Смит, позвольте мне прийти в себя… Позвольте мне некоторое время пожить одному в домике!

— Как желаете, Айртон, — ответил Смит.

Айртон хотел удалиться, но Смит его остановил:

— Еще одно слово, мой друг. Если вы хотели жить в одиночестве, зачем же вы бросили в море письмо и таким образом сами указали свое убежище?

— Письмо? — переспросил Айртон. — О каком письме вы говорите?

— Я говорю о записке, которая была вложена в бутылку, найденную нами около берега нашего острова. В ней очень точно обозначено положение острова Табор.

Айртон провел рукою по лбу, как бы стараясь что-то припомнить, размышлял несколько минут и наконец сказал:

— Я никогда не писал записки и не бросал бутылки в море!

— Никогда? — воскликнул Пенкроф.

— Никогда!

Айртон поклонился и вышел.

---

Часть 2.
Глава 17. Тайна неизвестного
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 2. Глава 16

Часть 2. Глава 18 »