XIII. Остров Табор

---

— Потерпевший крушение! — воскликнул Пенкроф. — Человек в нескольких сотнях миль от нас, на острове Табор! А, господин Сайрес, теперь вы не станете противиться моему путешествию!

— Нет, Пенкроф, и вы отправитесь как можно скорее.

— Завтра?

— Да, завтра.

Смит держал в руке бумагу. Он несколько минут смотрел на нее, потом сказал:

— Из этого документа, друзья мои, из самой формы, в которой он составлен, следует заключить, во-первых, что потерпевший крушение у острова Табор — человек, довольно сведущий в морском деле, потому что он дает широту и долготу острова; во-вторых, это англичанин или американец, так как документ написан по-английски.

— Это вполне логичные заключения, — ответил Спилетт. — Этот несчастный человек, кто бы он ни был, все же везучий, ведь Пенкрофу пришла мысль построить ботик и испробовать его именно сегодня, потому что, отправься мы на это испытание днем позже, выловленная Гербертом бутылка могла бы разбиться на каменных рифах.

— В самом деле, — сказал Герберт, — какая счастливая случайность, что «Благополучный» проходил здесь именно в то время, когда бутылка еще плыла!

— И это не кажется вам странным? — спросил Смит Пенкрофа.

— По-моему, это просто удача, и ничего больше, — ответил моряк. — Разве вы видите в этом что-нибудь необычное? Бутылка откуда-нибудь да плывет, почему ж ей не заплыть в какое-нибудь другое место, а не сюда? Коли не странно заплыть в одно место, то не странно заплыть и в другое!

— Вы, может быть, и правы, Пенкроф, — ответил Смит, — однако…

— Знаете, господин Смит, — заметил Герберт, — эта бутылка недавно плавает по морю…

— Да, недавно, — добавил Спилетт, — и даже самый документ, как кажется, написан недавно. Что вы на это скажете?

— Это трудно проверить; впрочем, мы впоследствии узнаем…

Пока шел разговор, Пенкроф не оставался без дела. Он повернул на другой галс, и ботик на всех парусах быстро пошел к мысу Коготь.

Каждый из колонистов думал о потерпевшем крушение у острова Табор. Можно ли было еще спасти его?

Какое событие в жизни колонистов! Они сами были такие же несчастные, но мысль, что другой может находиться в гораздо худших условиях, заставляла их спешить на помощь ближнему.

Обогнув мыс Коготь, ботик около четырех часов стал на якорь около устья реки Милосердия.

В тот же вечер обсуждалась экспедиция на остров Табор.

Все согласились, что Пенкроф и Герберт, умевшие хорошо управлять судном, могут одни предпринять путешествие. Отправившись на следующий день, 11 октября, они могли прибыть на остров 13-го, так как при дувшем в то время попутном ветре требовалось не более сорока восьми часов для перехода полутораста миль. Положив пробыть один день на острове, три или четыре дня на обратный путь, они могли надеяться, что 17-го возвратятся домой.

Погода стояла отличная; барометр равномерно повышался; ветер, по-видимому, прочно установился в одном направлении, и все вообще благоприятствовало этим энергичным людям, которых человеколюбие побуждало покинуть свой остров и пуститься в далеко не безопасное плавание.

Решили, что Смит, Наб и Спилетт останутся в Гранитном дворце, но Спилетт, никогда не забывавший своей профессии корреспондента «Нью-Йорк геральд», объявил, что скорее отправится вплавь, чем упустит такой случай, и был назначен третьим в предстоявшее плавание.

Вечер прошел в переноске на ботик постелей, инструментов, оружия, боеприпасов, компаса и провизии дней на восемь.

На другой день в пять утра колонисты не без некоторого волнения простились. Пенкроф, поставив паруса, направил ботик к мысу Коготь, который надо было обогнуть, чтобы затем направиться на юго-запад.

Ботик находился уже в четверти мили от берега, когда его пассажиры заметили на высотах Гранитного дворца двух человек, прощально махавших им.

— Наши друзья! — крикнул Спилетт. — В первый раз за пятнадцать месяцев мы с ними разлучаемся!..

Пенкроф, Спилетт и Герберт в последний раз помахали оставшимся товарищам, и Гранитный дворец скоро исчез за высокими утесами.

Через час путешественники миновали Змеиный мыс и вышли в открытое море.

Отсюда уже невозможно было ничего различить на западном берегу, который тянулся до склонов горы Франклина, а три часа спустя весь остров Линкольна исчез за горизонтом.

Ботик держался отлично. Он легко поднимался на гребни волн и быстро двигался вперед. Пенкроф поставил верхние паруса и вел судно по заданному направлению, сверяясь с компасом.

Время от времени Герберт сменял капитана Пенкрофа и так ловко управлял судном, что моряк ни в чем не мог его упрекнуть.

Спилетт разговаривал то с одним, то с другим товарищем, а в случае нужды помогал маневрировать. Капитан Пенкроф был совершенно доволен своим экипажем.

К вечеру серпик луны, которая должна была вступить в первую четверть только 16-го числа, слегка обозначился в сумерках и скоро исчез. Ночь была совершенно темная, но звездная.

Пенкроф убрал лишние верхние паруса, не желая быть застигнутым врасплох каким-нибудь неожиданным шквалом. Быть может, подобная предосторожность была излишня в столь тихую и спокойную ночь, но Пенкроф был опытным и благоразумным моряком, и за излишнюю осторожность нельзя было его осуждать.

Спилетт ночью по большей части спал. Пенкроф и Герберт сменялись через каждые два часа. Капитан полагался на Герберта, как на самого себя, и мальчик своим хладнокровием и сообразительностью вполне оправдывал такое доверие. Пенкроф вручал ему управление судном, как шкипер своему рулевому, и Герберт не позволял ботику сходить с указанного пути.

Ночь прошла спокойно; другой день плавания, 12 октября, был так же благополучен, как и первый. Направление к юго-западу строго сохранялось и в течение всего второго дня, так что если ботик не снесло каким-либо неизвестным течением, то он должен был подойти прямо к острову Табор.

Море было совершенно пустынно. Изредка какая-нибудь большая птица, альбатрос или фрегат, проносилась на расстоянии ружейного выстрела, и Спилетт задавал себе вопрос, не тот ли это могучий почтальон, которому вручен был его последний очерк, адресованный в «Нью-Йорк геральд». Эти птицы, казалось, были единственными существами, посещавшими область Тихого океана между островами Линкольна и Табор.

— А ведь в эту пору, — заметил Герберт, — китобои обычно отправляются в южную часть Тихого океана. Мне кажется, что нигде на свете больше нет такого безлюдного места.

— Уж не такое здесь безлюдье! — возразил Пенкроф.

— То есть? — спросил журналист.

— Да ведь мы-то здесь. Или наше судно представляется вам обломком кораблекрушения, а мы дельфинами?..

И Пенкроф расхохотался собственной шутке.

К вечеру, судя по расчетам, можно было предположить, что ботик прошел расстояние в сто двадцать миль за тридцать шесть часов. Ветер слабел и, казалось, мог совсем заштилеть.

Ни Спилетт, ни Герберт, ни Пенкроф не смыкали глаз в течение всей ночи с 12 на 13 ноября. Они с большим волнением ожидали наступления дня.

Сколько впереди неизвестного!.. Далеко ли еще до острова Табор? Живет ли еще на нем тот несчастный, к которому они спешили на помощь? Что это за человек? Не произведет ли присутствие его какого-либо раздора в маленькой колонии, до сих пор связанной такими крепкими узами дружбы и уважения?

Все эти вопросы не давали путешественникам спать всю ночь, и при первых лучах солнца они не без волнения начали вглядываться во все точки западной части горизонта.

Около шести утра Пенкроф крикнул:

— Земля!

Можно себе вообразить радость маленького экипажа «Благополучного»! Через несколько часов он будет на берегу острова…

Остров Табор, едва возвышавшийся над поверхностью моря, находился не более чем в пятнадцати милях. Ботик, несколько уклонившийся к югу, сменил курс. Восходящее солнце осветило невысокие холмы, разбросанные по острову.

— Да этот остров гораздо меньше нашего! — заметил Герберт. — Вероятно, как и остров Линкольна, он вулканического происхождения.

В одиннадцать утра до острова оставалась пара миль, и Пенкроф, прокладывая фарватер, чтобы подойти к берегу, с большой осторожностью вел судно в этих неизвестных водах.

Перед глазами мореплавателей открылся весь островок, на котором виднелись группы зеленевших акаций и некоторых других деревьев, подобных тем, какие росли на острове Линкольна.

Но ни струйки дыма, никакого признака жилья на побережье! Ничто не указывало, что остров обитаем.

Ботик тем временем тихо продвигался в довольно извилистых проходах между каменными подводными рифами, за которыми Пенкроф следил с величайшим вниманием. Он поставил Герберта на руль, а сам, стоя на носу, осматривал путь, готовый ежеминутно спустить парус.

Наконец, почти в полдень, ботик своим форштевнем начал задевать за песчаный берег. Якорь был брошен, паруса убраны, и экипаж благополучно высадился на берег.

Ботик был прочно ошвартован, чтобы его не могло унести отливным течением. Затем Пенкроф с товарищами, хорошенько вооружившись, стали подниматься, рассчитывая взобраться на конусовидный холм, который находился в полумиле от берега и возвышался на двести пятьдесят — триста пятьдесят футов над уровнем моря.

— С вершины этого холма, — сказал Спилетт, — мы, разумеется, осмотрим весь островок.

— Мы сделаем то же самое, — ответил Герберт, — что прежде всего сделал Смит на острове Линкольна, взобравшись на гору Франклина.

— Да, то же самое, — ответил Спилетт, — и это, по-моему, самый лучший способ знакомиться с неизвестной местностью.

Разговаривая, исследователи продвигались вперед по лугу, который оканчивался у самого подножия конуса. Перед ними поднимались целые стаи синеголовых голубей и морских ласточек. Из леса, тянувшегося влево от луга, до них доносились шелест и треск кустарников; они заметили какое-то движение в траве, — все доказывало присутствие или очень пугливых, или напуганных животных. Но еще нельзя было окончательно заключить, что остров обитаем.

Пенкроф, Герберт и Спилетт взобрались на холм за несколько минут.

Они находились действительно на островке, имевшем не более десяти миль в окружности; его береговые очертания, изредка изрезанные мысами и небольшими бухтами, представляли форму удлиненного овала. Кругом тянулось пустынное, безбрежное море. Вдали ни земли, ни паруса…

Островок Табор, весь поросший лесом, не имел такого разнообразия растительности, как остров Линкольна, — бесплодный и дикий в одной части, плодоносный и богатый в другой. Здесь вся поверхность была покрыта однообразной массой зелени, над которой возвышались два или три незначительных холма. Через островок протекал ручей, который бежал по широкому лугу и через узкое устье вливался в море на западном берегу.

— Довольно скромное владение, — заметил Герберт.

— Да, — ответил Пенкроф, — нам бы здесь было немножко тесно.

— И он, кажется, необитаем, — продолжал Спилетт.

— Спустимся, — сказал Пенкроф, — и отправимся на поиски.

Капитан Пенкроф с товарищами вернулись на берег к тому месту, где был оставлен ботик. Они решили, прежде чем углубиться в лесные чащи, обойти пешком вокруг всего островка и, таким образом, не оставить ни одного пункта неисследованным.

По песчаному берегу было легко идти, и только в некоторых местах приходилось огибать прорезавшие его большие утесы. Исследователи спустились к югу, спугивая многочисленные стаи птиц и стада тюленей, которые, издали завидев людей, кидались в море.

— Эти животные, — заметил Спилетт, — не в первый раз видят человека. Они его боятся, следовательно, уже с ним знакомы.

Через час трое друзей добрались до южного берега, заканчивающегося острым мысом, потом свернули к северу, направляясь вдоль песчаного западного берега, тоже покрытого скалами и окаймленного густым лесом. За четыре часа они обошли все побережье, но нигде не обнаружили ни жилья, ни человеческих следов. Это было поразительно. Казалось, остров Табор вообще необитаем или тут уже давно никто не живет. Быть может, тот, кто написал записку, сделал это несколько месяцев или даже лет тому назад, — значит, потерпевший кораблекрушение либо вернулся на родину, либо умер от лишений.

Пенкроф, Гедеон Спилетт и Герберт наспех пообедали на боте, обмениваясь разными предположениями, — они торопились вновь пуститься в путь, чтобы осмотреть остров до сумерек.

— Где же наш потерпевший крушение? — спрашивал Пенкроф.

— Странно! — сказал Спилетт.

В пять часов вечера они направились в лес.

Множество животных разбегалось при их приближении; это были главным образом козы и свиньи, которые, как это легко было разглядеть, принадлежали к европейским породам. Конечно, какое-нибудь китобойное судно высадило их на остров, и они быстро здесь расплодились. Герберт решил непременно захватить живьем две или три пары этих животных и перевезти их на остров Линкольна.

Нельзя было сомневаться в том, что этот небольшой островок когда-то был населен людьми. Это сделалось еще очевиднее, когда исследователи заметили тропинки, проложенные через лес, срубленные стволы деревьев и много других признаков работы человека; но эти деревья, почти сгнившие, были повалены много лет тому назад, зарубки топора подернулись бархатистым мхом, а тропинки, поросшие высокой и густой травой, с трудом можно было распознать.

— Все это доказывает, — заметил Спилетт, — что люди не только высаживались на этот островок, но и жили на нем некоторое время. Что это за люди? Сколько их было? Сколько остается?

— В письме сказано, — ответил Герберт, — только об одном потерпевшем крушение.

— Если он еще на острове, — сказал Пенкроф, — то мы не можем его не найти!

В иных местах на лесных прогалинах виднелись гряды, по-видимому довольно давно засаженные огородными овощами.

Невозможно описать восторг Герберта, когда он узнал картофель, цикорий, щавель, морковь, капусту, брюкву. Стоило только собрать семена, чтобы обогатить всей этой зеленью огороды острова Линкольна!

— Вот знатная находка! — сказал Пенкроф. — Наб-то как обрадуется! Ну, коли мы и не отыщем потерпевшего крушение, все-таки путешествие было ненапрасным.

— Разумеется, — ответил Спилетт, — но, видя, в каком состоянии находятся эти плантации, можно опасаться, что на острове нет никакого хозяина.

— Да, — сказал Пенкроф, — бедняга, верно, уже умер. А впрочем, кто знает? Может, умер, может, уплыл…

Колонисты собирались уже вернуться к берегу. Вдруг Герберт, указав на какую-то темную массу между деревьями, крикнул:

— Жилище!

Все трое тотчас же направились к указанному жилью. При неясном свете сумерек можно было разглядеть, что оно устроено из досок, покрытых толстой просмоленной парусиной.

Пенкроф толкнул полузакрытую дверь и быстрыми шагами вошел в жилище. Жилище было пусто…

---

Часть 2.
Глава 13. Остров Табор
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 2. Глава 12

Часть 2. Глава 14 »