XXI. Первые морозы

---

С этого времени не проходило ни одного дня, чтобы Пенкроф не посещал местечка, которое он уже серьезно называл «засеянным полем». И горе насекомым, которые отваживались туда залетать! Им нечего было надеяться на помилование.

К концу июня после непрерывных дождей начала устанавливаться холодная погода; 29-го термометр показал бы уже шесть градусов мороза.

Следующий день, 30 июня, соответствовал 31 декабря Северного полушария.

Новый год приветствовал колонистов весьма сильным холодом. Льдины сбились в кучу в устье реки Милосердия, и озеро должно было скоро замерзнуть на всем протяжении.

Неоднократно приходилось возобновлять запас топлива. Пенкроф не ждал, когда река замерзнет. Течение было неутомимым двигателем, и моряк не упускал случая сплавлять по возможности больше дерева, пока вода не затянулась ледяным покровом. К топливу присоединили также несколько возов ископаемого угля. Сильный жар, доставляемый каменным углем, как нельзя более был оценен колонистами, когда температура понизилась: 4 июля она упала до тринадцати градусов ниже нуля. В столовой была поставлена другая печь, и тут работали все вместе.

Так как воздух был весьма сух, то колонисты, одевшись насколько возможно теплее, решились посвятить один день исследованию части острова между рекой Милосердия и мысом Коготь. По расчету, надо было пройти от восьми до девяти миль и столько же обратно, то есть потратить целый день.

5 июля, до рассвета, вооружившись рогатинами, силками, луками, стрелами и захватив с собой достаточное количество провизии, они в сопровождении резвого Топа отправились в путь.

Колонисты в первый раз вступили на правый берег реки Милосердия, перейдя ее по льду.

Отряд не сделал и полумили, как из чащи выскочило целое семейство четвероногих, которых обратил в бегство лай Топа.

— Точно лисицы! — воскликнул Герберт.

Действительно, это были лисицы, но весьма крупные, издававшие звуки, похожие на лай, который, казалось, удивил самого Топа, потому что он в первую минуту перестал гнаться за ними и дал им время скрыться из виду.

Собака, конечно, имела основание удивляться, так как она не знала зоологии. Но эти лисицы своим лаем, рыжевато-серой окраской, черными хвостами, заканчивавшимися белой кисточкой, сами обнаружили свое происхождение. Герберт, нисколько не колеблясь, дал им настоящее название — «бразильские лисицы»¹. Он очень жалел, что Топу не удалось поймать ни одной из них.

— Разве их едят? — спросил Пенкроф, всегда смотревший на фауну только с этой точки зрения.

— Нет, — ответил Герберт, — но зоологи еще не решили, могут ли они видеть ночью и не следует ли их причислить просто к роду собак.

Смит не мог удержаться от улыбки, слушая рассуждения мальчика, высказываемые так серьезно. Что касается моряка, то, с тех пор как он узнал, что этих лисиц нельзя отнести к разряду съедобных, они его мало интересовали. Он только заметил, что когда в Гранитном дворце будет птичий двор, то необходимо будет принять некоторые предосторожности против возможного посещения этих четвероногих воров.

Обогнув мыс Находки, путники увидели длинную полосу песчаного берега и море до горизонта. Небо было совершенно чисто, как это бывает во время продолжительных холодов. Смит и его товарищи, согреваемые ходьбой, не особенно чувствовали холод. Притом не было ветра, что значительно смягчает самые сильные понижения температуры. Блестящее, но слабо гревшее солнце выплывало из океана, и огромный диск его словно качался на горизонте. Море стлалось гладкой ярко-синей скатертью, словно средиземноморский залив под чистым южным небом. Мыс Коготь, изгибаясь турецким ятаганом, вдавался в море почти на четыре мили к юго-востоку. Влево край болота вдруг заканчивался стрелкой, которая при солнечных лучах казалась какой-то огненной чертой. Не было сомнения, что в этой части бухты Союза, которую ничто, даже песчаные отмели, не защищало со стороны открытого моря, кораблю, занесенному сюда восточными ветрами, вряд ли удалось бы бросить якорь. По спокойствию морских вод, которые не пенились, как при трении на мелководье, по их ровному цвету, не имевшему никакого желтоватого оттенка, наконец, по отсутствию какого бы то ни было подводного рифа можно было заключить, что берег этот очень крутой и что здесь таятся глубокие океанские пропасти. Леса Дальнего Запада остались позади — милях в четырех темнела полоса начинавшихся зарослей. Картина вокруг не радовала глаз, колонисты как будто очутились на мрачных берегах какого-нибудь антарктического острова, покрытого снегом и льдами.

Маленький отряд здесь остановился, разожгли костер из сухих водорослей, и Наб приготовил завтрак, состоявший из холодного мяса и нескольких чашек чаю. Во время еды колонисты рассматривали окружавшую их местность.

Эта часть острова была совсем пустынна и совершенно не похожа на западную.

— Если бы нас выбросило на этот берег, — сказал Спилетт, — то мы получили бы весьма жалкое понятие о наших владениях.

— Я даже думаю, что мы бы не сумели до них добраться, — ответил Смит, — потому что здесь глубоко и нет ни единой скалы, где можно было бы укрыться. Перед Гранитным дворцом, по крайней мере, есть мели, есть островок, а здесь ничего, кроме пропасти!

— Одно довольно странно, — заметил Спилетт, — что этот остров, сравнительно небольшой, представляет такое разнообразие. Это разнообразие, собственно говоря, свойственно только материкам значительных размеров. Можно подумать, что западная часть острова, столь богатая и столь плодородная, омывается теплыми водами Мексиканского залива, а эти юго-восточные берега простираются до какого-то полярного моря.

— Вы совершенно правы, любезный Спилетт, — ответил Смит. — Этот остров как по своей форме, так и по своей природе кажется мне странным. На нем словно сосредоточились все особенности, характерные для материков… Признаюсь, мне даже приходит мысль, что наше владение было некогда материком.

— Как! Среди Тихого океана? — удивился моряк.

— А почему же нет? — сказал Смит. — Почему Австралия, Новая Ирландия² со всеми архипелагами Тихого океана (все, что английские географы называют Австралазия³) не могли некогда составлять шестую часть света, столь же значительную, как Европа или Азия, как Африка или обе Америки? По-моему, можно допустить, что все острова, возвышающиеся над этим обширным океаном, представляют самые высокие горные вершины материка или разных материков, которые теперь исчезли, но которые в доисторические эпохи господствовали над морем.

— Как некогда Атлантида, — сказал Герберт.

— Да, Герберт, если только Атлантида когда-нибудь существовала.

— И остров Линкольна составлял часть этого материка? — спросил Пенкроф.

— Вероятно, — ответил Смит, — и это бы объяснило причину разнообразия природных богатств, находящихся на его поверхности.

— И причину значительного числа обитающих на нем животных, — прибавил Герберт.

— Да, Герберт, — ответил инженер, — и ты своим замечанием даешь новый аргумент в пользу моей мысли. Судя по тому, что мы видели, на острове немало различных животных и, что еще более странно, виды их чрезвычайно разнообразны.

— В таком случае, — сказал Пенкроф, который, казалось, еще не совсем был убежден, — в один прекрасный день может исчезнуть, в свою очередь, и то, что осталось от этого старого материка, и тогда между Америкой и Азией в этом месте… ничего не будет?

— Или будут новые земли, — ответил Смит, — над которыми в настоящий момент работают миллиарды микроскопических тружеников.

— Что же это за труженики? — спросил Пенкроф.

— Кораллы, — ответил Смит. — Коралловые полипы⁴ своей непрестанной работой уже соорудили остров Клермон-Тоннер и множество других островов в Тихом океане. Сорок семь миллионов коралловых особей весят всего один гран⁵, и, невзирая на это, благодаря морским солям, которые они поглощают, благодаря твердым веществам, которые они извлекают из воды, эти микроскопические животные производят известковую землю, а эта известковая земля образует громадные подводные утесы, которые по плотности и твердости можно сравнить с гранитом. Когда-то, в первобытную эпоху творения, природа поднимала земли с помощью огня, но теперь она возложила этот труд на микроскопических животных, и они заменили прежнего деятеля, сила которого внутри земного шара, очевидно, уменьшилась, что доказывается большим числом вулканов, ныне погасших на поверхности земли. Я полагаю, что века сменятся веками, кораллы — кораллами и этот Тихий океан обратится со временем в обширный материк, на котором, в свою очередь, народятся новые поколения с новой цивилизацией.

— Это не скоро будет! — заметил Пенкроф.

— У природы впереди достаточно времени, — ответил Смит.

— Но к чему эти новые материки? — спросил Герберт. — Мне кажется, что земли и ныне существующих стран достаточно для человечества. Природа не создает ничего бесполезного.

— Ничего бесполезного, это верно, — ответил инженер. — Но вот как можно объяснить необходимость новых земель для будущего, и именно в тропическом поясе, занимаемом островами кораллового происхождения. По крайней мере, такое объяснение кажется мне правдоподобным…

— Мы слушаем вас, господин Смит, — произнес Герберт.

— Вот моя мысль: ученые обыкновенно допускают, что когда-нибудь наступит конец нашей планете или, точнее, что на ней прекратится животная и растительная жизнь вследствие сильного охлаждения, которому со временем подвергнется земной шар. Ученые не сходятся только в одном, а именно в причине такого охлаждения. Одни полагают, что оно произойдет от понижения температуры, которому подвергнется Солнце с течением миллионов лет; другие полагают, что оно произойдет от постепенного ослабления внутреннего жара Земли, который оказывает на нее более решительное влияние, чем обыкновенно полагают. Что же касается меня, то я придерживаюсь последнего взгляда. Спутник наш, Луна, весьма вероятно, есть охладившееся светило, которое теперь уже необитаемо, невзирая на то что Солнце продолжает посылать на его поверхность то же количество тепла. И если Луна охладилась, так это потому, что прежний ее внутренний жар совершенно погас. Словом, какова бы ни была причина, земной шар когда-нибудь охладится, но охлаждение это будет совершаться весьма медленно. Что тогда произойдет? Умеренные пояса не будут более обитаемы, так же как теперь необитаемы полярные страны. Тогда люди, а равно и животные, нахлынут в широты, подверженные более сильному солнечному прогреву. Совершится громадное переселение. Европа, Центральная Азия, Северная Америка мало-помалу начнут пустеть, подобно тому как теперь низменные части Южной Америки. Растительность последует за эмиграцией людей. Флора вместе с фауной отступят к экватору. Тогда по преимуществу обитаемыми сделаются центральные части Южной Америки и Африки. Лапландцы и саамы найдут климатические условия полярной зоны на берегах нынешнего Средиземного моря. Кто поручится, что в эту эпоху экваториальные области не окажутся слишком тесны для переселившегося сюда человечества и для его пропитания? Если это так, то почему всё предусматривающей природе не положить заранее основания нового материка под экватором, не возложить эту работу на кораллы и не приготовить, таким образом, убежища для всей растительной и животной эмиграции? Я часто размышлял обо всех этих вещах, мои друзья, и серьезно полагаю, что вид нашего шара совершенно преобразится, что вследствие возвышения новых материков моря покроют старые земли. Тогда, быть может, Колумбы отправятся открывать острова Чимборасо⁶, Монблан или Гималайские острова, оставшиеся от исчезнувших Америки, Азии и Европы. Затем эти новые материки, в свою очередь, сделаются необитаемыми; тепло земной коры постепенно снизится, как теплота тела, расстающегося с жизнью, и вся земная жизнь если не окончательно, то по крайней мере на некоторое время тоже исчезнет с нашего шара. Тогда, быть может, наша планета успокоится, преобразится и снова когда-нибудь воскреснет при других условиях… Все это, друзья мои, разумеется, можно только предполагать, и я по поводу работы кораллов, быть может, позволил себе зайти несколько далеко…

— На эти теории, любезный Сайрес, — ответил Спилетт, — я смотрю как на пророчества, и они когда-нибудь исполнятся.

— Может быть, но все это неизвестно, — сказал инженер.

— Все это очень хорошо, — сказал Пенкроф, с большим вниманием слушавший Смита, — но растолкуйте мне, пожалуйста: остров Линкольна тоже построен коралловыми… букашками?

— Нет, — ответил Смит, — он чисто вулканического происхождения.

— Так он в один прекрасный день исчезнет?

— Вероятно.

— Я надеюсь, что нас в это время здесь не будет!

— Могу вас уверить, Пенкроф, что не будет, так как ни у кого из нас нет охоты умирать на этом острове и мы когда-нибудь сумеем с него выбраться.

— В ожидании этого, — заметил Спилетт, — мы устроимся на острове как будто навек. Никогда не следует ничего делать наполовину.

Завтрак был окончен. Исследователи пошли далее и прибыли к границе, где начиналась болотистая местность.

Это было настоящее болото, простиравшееся до закругленного берега, которым заканчивался остров на юго-востоке, то есть по крайней мере на двадцать квадратных миль. Почва его состояла из глинисто-кремнеземной тины, смешанной со множеством растительных остатков. Оно поросло мхом, камышом, осокой, ситником, кое-где густой мягкой травой, напоминающей плотный бархатный ковер. В иных местах сверкали в солнечных лучах замерзшие лужи. Никакие дожди, никакая речка, разлившаяся от внезапного половодья, не могли образовать подобных запасов воды. Естественно, следовало заключить, что эта трясина поддерживается просачиванием воды через почву, и в действительности так и было. Можно было опасаться, что во время жары болото сделается рассадником лихорадки.

На поверхности стоячих вод плавало множество птиц. Настоящие охотники здесь вряд ли могли промахнуться. Дикие утки, шилохвосты, чирки, бекасы попадались целыми стаями и безбоязненно подпускали охотников очень близко. Птиц было так много, что ничего не стоило бы — выстрелом из ружья — убить их несколько дюжин. Но колонистам пришлось довольствоваться стрельбой из лука. Конечно, результат охоты был не так блестящ, но бесшумные стрелы имели то преимущество, что не пугали пернатых, которые при одном звуке огнестрельного оружия разлетелись бы во все стороны.

Охотники довольствовались на этот раз дюжиной белых уток с зеленой головой, с черными и рыжими крыльями и приплюснутым клювом, в которых Герберт признал казарок.

Топ деятельно помогал в охоте за казарками, в честь этих уток и была названа болотистая часть острова.

У колонистов, следовательно, под руками находился большой запас дичи, которым только надо было уметь воспользоваться. Несомненно, что многие породы этих птиц можно было и приручить.

Около пяти вечера Смит и его товарищи отправились через Утиное болото в обратный путь.

В восемь весь отряд был уже дома.

---

¹ Бразильские лисицы — хищные млекопитающие семейства псовых, водятся на юго-западе Бразилии.

² Новая Ирландия — остров в составе архипелага Бисмарка, принадлежащего Папуа — Новой Гвинее. Площадь острова составляет 7404,5 км.

³ Австралазия — регион, включающий в себя Австралию, Новую Гвинею, Новую Зеландию и прилегающие к ним острова Тихого океана. Термин был введен Шарлем де Броссом (1756).

⁴ Коралловые полипы — класс морских беспозвоночных из типа стрекающих. Многие виды коралловых полипов обладают известковым скелетом и участвуют в рифообразовании.

⁵ Гран — устаревшая единица массы, равная 0,064 г.

⁶ Чимборасо — неактивный вулкан, расположенный в горной цепи Анд в Эквадоре. Его высота в пике 6268 м.

---

Часть 1.
Глава 21. Первые морозы
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 1. Глава 20

Часть 1. Глава 22 »