XIX. Устройство дворца

---

На другой день, 22 мая, начались работы, предназначенные для превращения открытой колонистами пещеры в более удобное помещение. Однако и «Трубы» не следовало совсем покидать: инженер предложил устроить в них мастерскую для черных работ, по выражению Пенкрофа.

Первой заботой Смита было разузнать, в какую именно сторону обращен фасад Гранитного дворца. Он отправился на берег, к подножию громадной стены, и так как кирка, выпущенная из рук Спилеттом, должна была упасть отвесно, то стоило только найти эту кирку, чтобы узнать и то место, где в граните была пробита дыра.

Кирку легко отыскали, мысленно провели перпендикуляр от той точки, где она воткнулась в песок, и в восьмидесяти футах над берегом обнаружили дыру в скале. Несколько голубей влетело и вылетело через это отверстие.

— Ишь летают, словно это для них мы открыли Гранитный дворец! — проворчал Пенкроф.

Смит намеревался разделить левую часть пещеры на несколько комнат, с узким входным коридором, и осветить ее пятью окнами и дверями, пробитыми в фасаде. Пенкроф согласился на пять окон, но не понимал, зачем устраивать дверь, так как старый водный сток представлял собой естественную лестницу.

— Друг мой, — сказал ему Смит, — если нам будет легко спускаться в это помещение через сток, то это в такой же степени будет легко и другим. Я, напротив, рассчитываю заложить сток у самого жерла, герметично заделать отверстие и даже, если понадобится, совершенно скрыть этот вход под водой, запрудив озеро снова…

— Как же мы сами будем входить?

— По веревочной лестнице, — ответил Смит, — которую всегда можно поднять, а раз она поднята, уже никто не войдет в наше жилище.

— Но к чему такие предосторожности? — сказал Пенкроф. — До сих пор мы еще не видели никаких страшных животных. Что касается туземцев, то ведь на острове их нет.

— Вполне ли вы уверены в этом, Пенкроф? — спросил инженер, глядя на моряка.

— Конечно, мы в этом будем уверены только тогда, когда исследуем все закоулки острова…

— Да, — сказал Смит, — а мы пока осмотрели только небольшую часть его. Во всяком случае, если у нас нет врагов внутренних, они могут явиться извне, потому что в этой части Тихого океана много пиратов. Мы должны принять предосторожности против любых возможных случайностей.

Решено было пробить в фасаде Гранитного дворца пять окон и дверь. Фасад, расположенный на высоте восьмидесяти футов над землей, был обращен к востоку, и восходящее солнце приветствовало его своими первыми лучами. Новое жилище располагалось в той части кряжа, которая тянулась от выступа возле реки Милосердия и до циклопического нагромождения каменных глыб, которое Пенкроф нарек «Трубами». Поэтому порывы свирепого северо-восточного ветра задевали его лишь вскользь — им мешал скальный выступ.

Впрочем, в ожидании тех дней, когда будут сделаны рамы, инженер намеревался закрывать оконные проемы прочными ставнями, которые защищали бы жилище от ветра и дождя и которые можно в случае нужды скрыть от любопытных взоров.

Первая задача состояла именно в том, чтобы продолбить нужные отверстия. Справиться с твердой скалой было нелегко, к тому же долбить ее вручную кирками — работа чрезвычайно медленная, а Смит любил, чтобы все делалось быстро. У него оставалось еще некоторое количество нитроглицерина, и он употребил его с пользой. Гранит был взорван именно в тех местах, которые наметил инженер. Затем кирки и ломы закончили окна широкого просвета, слуховые окошки и двери. Колонисты начисто обтесали проемы, отличавшиеся довольно причудливой формой, и спустя несколько дней после начала работ Гранитный дворец был как нельзя лучше освещен лучами восходящего солнца, проникавшими во все самые потаенные его уголки.

Смит наметил такое расположение комнат: направо — передняя с входной дверью, к которой вела веревочная лестница, затем кухня шириной тридцать футов, столовая шириной сорок футов, спальня такой же ширины и, наконец, «дружеская комната», как называл ее Пенкроф, примыкавшая к большому залу.

Эти будущие комнаты должны были занять лишь часть углубления пещеры. Между ними предполагались коридор и длинная кладовая для провизии и разных припасов на зиму, которые могли здесь превосходно сохраняться. Места было достаточно, к тому же колонисты имели еще в своем распоряжении маленький грот, расположенный над большой пещерой, где можно было устроить погреб.

План был окончательно составлен, оставалось только привести его в исполнение. Рудокопы и подрывники превратились в изготовителей кирпича и носильщиков; кирпич был перенесен и сложен у основания Гранитного дворца. Сайрес Смит и его товарищи все еще попадали в пещеру через прежний водосток. Это было крайне неудобно: приходилось подниматься на плато Дальнего Вида, обогнув гранитную стену по левому берегу реки, затем следовал спуск по подземному коридору на двести футов вниз, а на обратном пути приходилось подниматься по нему. Словом, дорога отнимала немало времени и сил. Вот почему инженер решил без промедления изготовить веревочную лестницу. Если бы обитатели Гранитного дворца, взойдя по этой лестнице, подняли ее, снизу никто уже не смог бы проникнуть в их убежище.

Лестница была сделана чрезвычайно прочно, ибо веревки из ситника по крепости могли сравняться с толстым канатом. Таким же образом сплетены были другие веревки из растительных волокон; колонисты ссучили веревки из волокнистых растений при помощи деревянной «вертушки»… Для перекладин использовали легкие и крепкие дощечки красного кедра, напиленные умельцем Пенкрофом. У двери установили нечто вроде лебедки, в результате кирпич и другие строительные материалы удалось поднять довольно быстро, и тотчас начались работы внутри пещеры. Извести запасли достаточно, кирпичи лежали в штабелях, готовые к услугам. Строители без особого труда установили грубо вырубленные деревянные стойки, и вскоре «квартиру» удалось разделить перегородками на комнаты и склад.

Все работы шли быстро под управлением инженера, который сам взялся за молот и лопатку каменщика. Никакое дело не было чуждо Смиту, и он подавал во всем отличный пример. Колонисты за все принимались с охотой, даже весело. Пенкроф — был ли он плотником, канатным мастером или каменщиком — всегда приправлял работу веселыми рассказами и смехом, и всему маленькому обществу передавалось его отличное расположение духа. Он с безусловным доверием смотрел на инженера, считал его способным за все взяться и во всем успеть; всякое трудное дело казалось ему легким при участии Смита. Пенкроф свято верил, что все со временем устроится так, как того пожелает инженер. Он знает, как обновить изношенную одежду и обувь (вопрос бесспорно существенный), чем освещать помещение в долгие зимние вечера, как использовать дары природы, которые дает плодородная часть острова, как превратить дикую растительность в приносящие урожай сельскохозяйственные культуры. Все это теперь казалось Пенкрофу легким: Сайрес Смит поможет справиться со всяческими трудностями, и колония ни в чем не будет нуждаться. Пенкроф мечтал о каналах, по которым колонисты смогут перевозить добытые природные богатства, о каменоломнях и шахтах, о станках для всяких промышленных изделий. Моряку даже пригрезилось, что со временем сеть железных дорог, несомненно, изрежет остров Линкольна вдоль и поперек.

Смит не разочаровывал его, даже улыбался, слушая моряка, и ничем не выражал беспокойства, которое порой внушало ему будущее. Действительно, оказавшись в этом месте Тихого океана, в стороне от традиционных морских путей, он не без основания опасался, что никогда не получит помощи. Колонисты должны были рассчитывать только на себя, и ни на кого больше, так как остров лежал на таком расстоянии от обитаемых земель, что отважиться выйти в море на каком-нибудь самодельном суденышке, разумеется не самом надежном, было бы делом крайне рискованным.

Но, как говорил иногда Пенкроф, они были «на целую голову выше прежних робинзонов», для которых в итоге все устраивалось каким-то чудесным образом. Их преимущество состояло в том, что они многое умели и знали, а человек, который и умеет и знает, успевает там, где другие будут сначала прозябать и затем неизбежно погибнут.

Герберт не отставал от других в работе. Он был смышленый и деятельный юноша, все быстро схватывал, хорошо исполнял, и Смит все более и более к нему привязывался. Герберт питал к инженеру живую и почтительную любовь. Пенкроф хорошо видел, какая глубокая симпатия их связывает, но нисколько не ревновал.

Наб ничуть не переменился. Он был, как и всегда, олицетворением усердия, преданности и самоотверженности. Он питал такую же веру в своего господина, как и Пенкроф, но выражал ее не так громко. Когда моряк приходил в восторг, Наб посматривал на него с таким видом, будто говорил ему: «А что тут удивительного?..» Пенкроф и Наб сильно полюбили друг друга и скоро перешли на «ты».

Что касается Спилетта, то он принимал участие во всякой общей работе и не уступал в ловкости другим, что всегда несколько удивляло моряка. «Неужто этот газетчик не только способен все понять и красиво рассказать об этом, но и может работать руками?..»

28 мая веревочная лестница, которую предстояло спустить по отвесной скале высотой восемьдесят футов, была окончательно готова. В ней насчитывалось не менее ста ступенек. К счастью, Смиту удалось разделить лестницу на две части, воспользовавшись выступом гранитной стены, находившимся футах в сорока над землей. Этот выступ, тщательно выровненный киркой, образовал нечто вроде площадки, где была закреплена первая половина веревочной лестницы, которая благодаря этому вдвое меньше раскачивалась. Что касается второй половины лестницы, то ее отлично закрепили с обоих концов, причем нижний упирался в выступ стены, а верхний был привязан к самой двери. Таким образом, восхождение в Гранитный дворец значительно упростилось. Впрочем, Сайрес Смит рассчитывал впоследствии устроить гидравлический лифт, чтобы сберечь время и силы обитателей Гранитного дворца.

Колонисты скоро научились пользоваться лестницей. Они все были проворны и ловки: Пенкроф, как настоящий моряк, дал им несколько отличных уроков. Пришлось давать уроки и Топу. Бедный пес не создан был для подобных упражнений. Но Пенкроф был такой ревностный учитель, что Топ наконец примирился с лестницей и скоро начал быстро взбираться по ней, подобно своим собратьям в цирке. Трудно сказать, гордился ли моряк успехами своего ученика; как бы то ни было, поднимаясь по веревочной лестнице, он частенько тащил Топа, взвалив его себе на спину, причем пес, казалось, был доволен подобным способом восхождения.

Здесь следует заметить, что эти работы производились в чрезвычайной спешке ввиду приближения холодов, при этом колонисты не забывали и о запасах на зиму. Всякий день Спилетт и Герберт, ставшие настоящими поставщиками дичи, проводили несколько часов на охоте. Пока в их распоряжении был только лес Жакамара на ближнем берегу реки; за неимением лодки и моста нельзя было перебраться через реку Милосердия в обширные леса, названные лесами Дальнего Запада и еще не исследованные.

Эта важная экспедиция была отложена до первых хороших дней будущей весны. Но и ближний лес изобиловал дичью: там было много кенгуру и кабанов.

Кроме того, Герберт открыл около юго-западного края лагуны кроличий садок, устроенный самой природой, — нечто вроде лужка, поросшего ивняком и всевозможными ароматическими травами: базиликом, чабрецом (он же тимьян, или богородицына трава) и многими другими видами пахучих растений из семейства губоцветных, которые так любят кролики.

Спилетт заметил Герберту, что если на этом лугу такое изобилие самой изысканной пищи для кроликов, то не может быть, чтобы не было и самих кроликов, и охотники внимательно осмотрели местность.

Герберту удалось собрать изрядное количество базилика, розмарина, мелиссы, буквицы и других трав, которые обладают различными лечебными свойствами; одни употреблялись против грудных болезней, другие — против лихорадок, третьи — против судорог или против ревматизма.

— К чему нам эти травы? — спросил Пенкроф.

— Эти травы имеют важное значение, — ответил Герберт. — Мы будем ими лечиться, если кто-нибудь из нас заболеет.

— А зачем мы станем болеть, если на острове нет доктора? — весьма серьезно спросил Пенкроф.

На это нечего было возразить, но тем не менее Герберт не перестал собирать травы и заботливо сушил их. Он принес еще много золотой мелиссы, или монарды, известной в Северной Америке под именем чая освего¹, которая давала превосходный напиток.

Наконец, в этот же день, охотники после продолжительных поисков добрались до настоящего кроличьего садка. Здесь почва была изрыта, как решето.

— Норы! — воскликнул Герберт.

— Да, — ответил Спилетт, — я сам вижу, что норы.

— Но есть ли в них кто-нибудь?

— Это вопрос.

Вопрос скоро сам собой разрешился. Едва охотники успели произнести эти слова, как целые сотни маленьких животных, похожих на кроликов, прыснули во все стороны и пустились бежать с такой быстротой, что Топу не удалось поймать ни одного.

Но Спилетт ни за что не хотел уходить, не убив по крайней мере с полдюжины этих четвероногих. Прежде всего ему хотелось сделать запас для кухни, а впоследствии заняться приручением этих грызунов. С несколькими силками, поставленными у отверстия нор, их легко удалось бы поймать. Но в настоящую минуту не было ни силков, ни материала, из которого их делают. Оставалось осматривать каждую нору, разрывать ее палкой и брать терпением там, где при других обстоятельствах можно было бы взять иным способом.

Наконец после усердных раскопок и поисков четыре грызуна были захвачены в норах. То были кролики, довольно похожие на своих европейских собратьев и известные под именем американских кроликов.

Охотники принесли свою добычу домой, и Наб приготовил на ужин превкусное блюдо.

Открытие садка было весьма важно для колонии, потому что это означало неистощимый запас свежего мяса.

31 мая перегородки были построены. Оставалось только меблировать комнаты, чем можно было заняться в долгие зимние вечера. Печь поставили в первой комнате, служившей кухней. Труба, предназначенная для выведения дыма наружу, доставила немало хлопот нашим самоучкам-печникам. Смиту казалось гораздо проще устроить ее из глины; так как нечего было и думать провести ее на верхнюю площадку, то в граните над окном кухни была пробита дыра, и к ней приладили кривую трубу, подобно коленчатым трубам маленьких железных печей. Может быть — и даже наверное, — во время сильных восточных ветров, ударявших непосредственно в фасад Гранитного дворца, кухонная печь должна, вследствие небольшого размера трубы, дымить, но такие ветры дули редко, и Наб, повар колонии, не обращал особенного внимания на дым.

Когда были окончены эти внутренние работы, Смит решил заложить жерло старого водяного стока, примыкавшего к озеру, чтобы совершенно запереть ход с этой стороны. Огромные куски скальной породы были свалены в отверстие и плотно зацементированы. Смит еще не мог исполнить своего намерения затопить это отверстие, подняв воды озера к первоначальному уровню посредством плотины. Он ограничился только тем, что искусно прикрыл загороженное отверстие травами и кустарником, которые были посажены в щелях между скалами и которые будущей весной должны были сильно разрастись.

Инженер воспользовался старым стоком для проведения пресной озерной воды в новое помещение колонистов. Это было достигнуто посредством небольшого отводного канала, устроенного ниже уровня воды в озере; в дом проходила постоянная струя, доставлявшая ежедневно от двадцати пяти до тридцати галлонов² чистой воды.

Наконец все необходимые работы закончили, да и пора было, потому что уже близилась зима. В ожидании, когда инженер соберется сделать стекло для оконных рам, окна запирались толстыми ставнями.

Спилетт с большим вкусом декорировал выступы гранита вокруг окон различными видами растений, так что снаружи оконные отверстия, обрамленные живописной зеленью, выглядели прелестно.

Обитатели прочного, надежного, несокрушимого дома могли гордиться своей работой. Перед окнами у них открывался безграничный горизонт моря, замыкавшийся с севера мысом Челюсти, а с юга — мысом Коготь. Перед их глазами развертывался во всем своем величии залив Союза.

Отважные труженики могли быть довольны, и неудивительно, что Пенкроф не скупился на похвалы помещению, которое шутя называл «своей квартирой на пятом этаже, над антресолью».

---

¹ Напиток из листьев монарды использовали индейцы племени освего. Монарда также использовалась индейцами как лекарственное средство — для приготовления горячего тонизирующего напитка и для лечения некоторых недугов (для снятия дискомфорта в желудке и кишечнике, при переохлаждениях и простудах). Им также было известно об антисептических свойствах растения.

² Галлон — в Англии, США и некоторых других странах мера вместимости и объема жидких и сыпучих тел (от 3,5 до 4,6 л).

---

Часть 1.
Глава 19. Устройство дворца
Роман «Таинственный остров» Ж. Верн

« Часть 1. Глава 18

Часть 1. Глава 20 »