Соловей Будимирович (пер. Нечаева)

---

Ай чистые поля были ко Опскову, а широки раздолья ко Киеву. А высокие горы Сорочинские, мхи да болота ко Белу-озеру, реки-озёра ко синю морю.

Протекала тут мать Волга-река, пробежала она мимо Казани, мимо Астрахани, выпадала Волга устьем во сине море.

А из того ли моря синего, из глухоморья зелёного, из-под того ли креста Леванидова, из той ли земли Веденецкие, от того ли царя заморского выбегали, выгребались тридцать кораблей славного гостя богатого, молодого Соловья Будимировича. Хорошо корабли изукрашены, а один корабль получше всех. У того корабля вместо очей было вставлено по дорогому каменю, по яхонту; вместо бровей было прибивано по чёрному соболю сибирскому, по сибирскому соболю якутскому; вместо усов было воткнуто два острые ножика булатные; вместо ушей было воткнуто два острые копья бурозамецкие и два зимних горностя повешены; вместо гривы прибивано две лисицы бурнастые; вместо хвоста было повешано на том корабле два медведя белые заморские; нос, корма по-туриному, бока взведены по-звериному; якоря, кодолы все серебряные, тонкие паруса из дорогой камки, из дорогой камки кручатые.

На том корабле на червлёном были горницы-каюты, глазурью украшенные, скамейки в горницах-каютах дорогими мехами обитые. На скамейках сидели: млад Соловей, сын Будимирович, по правую руку сидела его государыня-матушка, честная вдова Ульяна Григорьевна, а по левую руку сидела его дружина хоробрая, триста молодцев без единого, молодец к молодцу да все отборные. У дружинников на ножках сапожки сафьяновые, гвоздочки в сапожках позолоченные, под пяту-пяту воробей пролетит, а около носочка хоть яичком кати; на головушках шапки бобровые, ушисты-пушисты завесистые: спереди не видно лица белого, а сзади не видно жёлтых кудрей; платье всё цветное, дорогими узорами изукрашено.

Испроговорил Соловей, сын  Будимирович:

– Ай же ты, государыня-матушка, честная вдова Ульяна Григорьевна, и все дружинники, гости-корабельщики любимые! Как буду я во городе во Киеве, у ласкового князя у Владимира, чем мне будет князя дарить, чем жаловать?

Отвечают ему родна матушка честная вдова Ульяна Григорьевна и все дружинники, гости-корабельщики:

– Ой ты гой еси, славный, богатый гость, молодой Соловей, сын  Будимирович! Есть у тебя золотая казна бессчётная, есть сорок сороков чёрных соболей, есть сорок сороков бурнастых лисиц, есть у тебя и дорогая камка, что не дорога камка – узор хитёр: цареградский по хитрости, иерусалимский по мудрёности, а по замыслу Соловья Будимировича. Будет чем тебе князя Владимира да княгиню Апраксию одаривать-жаловать. Плывут-плывут корабли ко стольному городу Киеву. Проговорил тут молодой Соловей Будимирович:

– Ай же вы, моя дружинушка хоробрая, любимые  гости-корабельщики! Подымайтесь-ко на реи на верхние, поглядите, далеко ли видится стольный Киев-град?

Подымались дружинники на реи, на самый верх, и говорят таковы слова:

– Недалёко стоит стольный Киев-град: мы хорошо его видим в трубочку подзорную!

И в скором времени пробежали корабли ко городу, ко славному городу Киеву. Якоря метали в Днепр-реку, сходни бросали на крутой бережок, товарную пошлину в таможне платили со всех кораблей семь тысячей.

Говорил тут Соловей Будимирович:

– Ай же вы, дружинники хоробрые,  гости-корабельщики любимые! Берите вы золотые ключи, отмыкайте коварны ларцы, насыпайте-ко кису красна золота, другую кису насыпайте чистого серебра, третью кису насыпайте скатного жемчуга да берите сорок сороков чёрных соболей, сорок сороков бурнастых лисиц и мечите три сходенки с корабля на крутой бережок – первую сходенку красного золота, другую сходенку чистого серебра, третью сходенку медную.

По сходенке красного золота сходил на берег сам Соловей Будимирович, по серебряной сходенке выходила с корабля его матушка, честная вдова Ульяна Григорьевна, а по медной сходенке сходила на берег вся его дружина хоробрая. Шли они по городу по Киеву ко стольному князю ко Владимиру. Как на том ли на широком дворе княженецком оставлял Соловей Будимирович дружину свою хоробрую, а сам пошёл в палаты белокаменные. Там он крест-то клал по-писаному, поклоны вёл по-учёному: на все четыре стороны кланялся, Владимиру-князю со княгиней Апраксией во особицу. И подносит, дарит князю со княгинею кису красного золота, другую кису чистого серебра, третью кису дарил сканого жемчуга, а любимой племяннице князя Владимира молодой Забаве Путятичне подносил-дарил золотую камку кручёную, затканную красным золотом да чистым серебром. И не дорого в ней красное золото да чистое серебро, сколь дороги узоры-манеры хитроумные, каких в Киеве нет и не водится: хитрости узоров цареградские, мудрости иерусалимские, а замыслы Соловья, сына Будимировича.

Князей да ближних бояр князя Владимира одаривал он дорогими соболями чёрными, лисицами бурнастыми.

Великому князю Владимиру со княгиней Апраксией да племяннице Забаве Путятичной и ближним боярам да подколенным князьям дорогие подарки полюбилися.

И говорил ласковый князь Владимир Солнышко:

– Гой еси ты, богатый гость! Не знаю, кто ты есть? Из какой земли, из какой орды, и как тебя по имени звать, величать по изотчине? А за твои подарки драгоценные не знаю чем тебя отдаривать, чем жаловать?

Отвечал млад Соловей Будимирович:

– Ай же ты, Солнышко Владимир-князь стольно-киевский! Я из той ли земли Веденецкие млад Соловей, сын Будимирович! За твои подарки бесценные я тебя жалую: одно место бери позади меня, другое место – впереди меня, третье место – возле меня, а четвёртое место – где тебе приглянется; что захочешь, то и выстроишь!

Тут Соловей, сын Будимирович выходил из княженецких палат белокаменных, шёл на свои корабли и говорил таковы слова:

– Ай же вы, дружинники хоробрые,  любимые гости-корабельщики! Делайте дело повелённое: разувайте сапожки – зелён сафьян, обувайте сапожки рабочие, скидывайте платье цветное, надевайте кожано лосиное, берите топорики булатные да поспешайте в зелён сад Забавы Путятичной, на то подворье широкое, где пироги пекут, где блины продают. Там пенья-коренья повырубайте, во все стороны повыбрасывайте и постройте три терема золотоверхие со сенями со пардными: первые сени решётчатые, другие сени стекольчатые, третьи сени красна золота, вокруг-около сделайте булатный тын, посередине постройте гостиный двор, чтобы к утру по свету нам жить перейти.

Скидывали дружинники платье цветное, надевали они платье рабочее, брали топорики острые булатные, поспешали они на гору на Конную во тот ли зелён сад Забавы Путятичной. Они колодье-пенье всё повырубили и к утру, к свету построили три терема золотоврехие со сенями со нарядными: первые сени решётчатые, другие сени стекольчатые, третьи сени красного золота. А вокруг да около сделайте булатный тын, посерёдке возвели гостиный двор.

Рано поутру Забава Путятична пробуждалася, вставала на резвы ноги, подходила к окошечку косящату, видит в вишенье, в орешенье во своём ли в зелёном соду чудо чудное, диво дивное: стоят три терема златвоерхие со сенями со нарядными, вокруг-около булатным тыном обнесённые, а посерёдке гостиный двор возведён. Говорила Забава Путятична:

– Гой еси, нянюшки и мамушки, красные сенные девушки! Посмотрите, что за чудо мне показалося в нашем зелёном саду, в нашем вишенье да в орешенье!

Отвечают нянюшки, мамушки и сенные красные девушки:

– Матушка, Забава Путятична! Изволь-как сама посмотреть: счастье твоё на двор к тебе пришло.

Подхватилась тут Забава Путятична, надевала дорогой накидничек, надевала шубу соболиную, цена-тошубе три тысячи, а пуговки в семь тысячей; повязалась она платком шелковым, брала свою любимую поручницу и бежала на горку на Конную, в свой любимый сад. У первого терема послушала возле сеней решетчатых – там шёпотом говорят, богу молятся; богу молится Соловьева родительница, честная вдова Ульяна Григорьевна; у другого терема послушала, что у тех ли у сеней у решетчатых, там бренчат-звонят, считают золоту казну Соловьеву; у третьего терема послушала: там в тереме музыка гремит. Тут входила Забава в сени позолоченные, отворяла двери на пяту и больно испугалася, резвы ноженьки у ней подломилися, чудо в тереме показалося: на небе солнце и в тереме солнце; на небе месяц, в тереме месяц; на небе звёзды, в тереме звёзды; на небе заря и в тереме заря и вся красота поднебесная. У Забавы Путятичной сердце сжалося, голова кругом пошла. Богу не молилася, на четыре стороны не кланялася, стала и столбом стоит. Тут увидел Забаву Путятичну Соловей Будимирович, он сметлив, догадлив был, поддёргивал её золочёный стул:

– Проходи да садись, Забава Путятична!

Садилась она на золочёный стул да и промолвила:

– Ай же ты, Соловей, сын Будимирович! Женат ли ты или холост есть? Буде холост есть, так возьми-ко меня во замужество!

Отвечал Соловей Будимирович:

– Ай же ты, Забава Путятична! Всем ты, Забавушка, мне в любовь пришла: и ростом, и дородством, и угожеством, да только девичья ли стать самой себя просватывать?

Тут-то Забавушке стыдно стало, загорелись щёки, будто маков цвет. Она скорым-скоро вставала на резвы ноги, на иконы не молилася, добру молодцу не поклонилася да долой из терема поворотилася, убежала в свои палаты белокамененые. А молодой Соловей Будимирович пошёл в терем своей матушки, честной вдове Ульяне Григорьевной и падал ей в резвы ноги:

– Уж ты гой еси, государыня-матушка! Благослови меня жениться на той ли на Забаве Путятичне!

Проговорила Соловьёва матушка:

– Ай же ты, моё дитятко рожёное, млад Соловей Будимирович! Буди над тобой моё благословение родительское – жениться на Забаве Путятичне! Только съезди сперва за море синее. И когда ты там расторгуешься, тогда на Забаве и женишься.

И пошёл тут млад Соловей ко Забаве Путятичной, так они и помолвились, по рукам ударились и сосватались, клали заповедь крепкую на три года: сходить Соловью за сине море, а как воротится, тогда свадьбу играть.

Со своей дружиной хороброю ушёл Соловей Будимирович на море, в Веденецкую землю по торговым делам.

День за днём будто дождь дождит, неделя за неделей как река бежит. Так год прошёл и другой миновал. На исходе третьего года ждут Соловья Будимировича из-за моря…

А в ту пору прибежал корабль из-за моря прямо к пристани купеческой. Ронили паруса белополотняные, бросали якоря в Днепр-реку, кидали сходни на крутой бережок. Пришёл, прибежал на том корабле щап молодой Давид Попов. Он пошёл по городу, по Киеву прямо к стольному князю ко Владимиру. Входил он в палаты княженецкие, на пяту двери размахивал, крест клал по-писаному, поклоны вёл по-учёному. Он Солшышку Владимиру подарки дарит: сорок сороков чёрных соболей, а княгине Апраксии – пятьдесят аршин хрущатой камки.

Говорит князь Владимир Красно Солнышко:

– Ай же ты, удалый добрый молодец Давид Попов! За твои подарки великие ты веди торг в Киеве бездонно, беспошлинно.

А щап молодой Давил Попов из княженецких палат пошёл к Соловьёвой матушке, честной вдове Ульяне Григорьевне:

– Уж ты здравствуешь, Соловьёва матушка, честная вдова Ульяна Григорьевна! Принёс я тебе весть нерадостную: как нынечу ведь Соловья живого нет. Разметало его кости по синю морю, утонул его корабль со товарами.

Залилась слезами Ульяна Григорьевна, погоревала, оплакала сына Соловьёва матушка и пошла к Забаве Путятичной:

– Уж ты гой еси, Забава Путятична! Как ведь нет теперь живого Соловья Будимировича. Утонул его корабль со товарами, разметало его кости по синю морю, и тебе вольная волюшка: хочешь – в девках сиди, хочешь – замуж поди.

После этого пришёл к Забаве Путятичной и сам щап молодой Давид Попов. Он сказал Соловьёвой заручнице, будто нету в живых живого Соловья Будимировича, и стал тут же свататься. Они сватались и сосватались, ударили по рукам, заручилися.

Владимир-князь у них тысяцким, а княгиня Апраксия посажённой матерью, и повелась свадебка весёлая.

А в ту пору, в это времячко плывут, бегут ко городу Киеву, ко той ли пристани купеческой пристали, привалили тридцать три корабля, кидали якоря во быстрый Днепр, метали сходенки на крутой бережок. Сходил, выбегал на берег млад Соловей, сын Будимирович.

Он бежал, поспешал к своей матушке, честной вдове Ульяне Григорьевной:

– Уж ты здравствуешь, родная матушка! Воротился я из земли Веденецкой, из-за синя моря, привёз дорогих заморских товаров многое множество.

Обрадовалась честная вдова Ульяна Григорьевна; говорит она ласково:

– Здравствуй, чадо моё милое, чадо любимое, молодой Соловей Будимирович! Ведь не чаяла я тебя видеть живым! Приходил ко мне щап Давид Попов, он сказывал про тебя весть нерадостную: будто нету в живых тебя, утонул будто твой корабль, разметало море твои кости белые. И ходила я к Забаве Путятичной, твоей обручнице, поразмыкать с ней тоску-кручинушку. А щап молодой Давид Попов тут и стал к ней присватываться. Они сватались и сосватались, они били по рукам и обручилися. Владимир-князь у них тысяцким, а княгиня Апракисия посажённая мать. И ведётся у них ныне свадебка – столованье-пированье, весёлый пир.

Испроговорил млад Соловей, сын Будимирович:

– Ой ты гой еси, государыня-матушка! Я пойду, схожу на эту свадебку.

Он приходит в палаты белокаменные, на пяту двери размахивает, крест клал по-писаному, поклоны вёл по-учёому: на все на четыре стороны низко кланялся, князю с княгиней во особицу, сам говорил таковы слова:

– Уж ты гой еси, щап молодой молодой Давид Попов! Ты зачем не по правде живёшь, не по совести? Ты зачем обманул мою матушку, горевать-тужить заставил Ульяну Григорьевну? Обманом замуж берёшь мою обручницу Забаву Путятичну? Обманул ты и князя Владимира, тысяцким на свадьбу позвал, обманул ты княгиню Апраксию, уговорил посажённой матерью быть?

Тут молодой Соловей, сын Будимирович хватал щапа за жёлты кудры, подымал его выше головы и бросал, кидал о кирпичат пол, стал учить щапа уму-разуму, ине слышно было щапова ойканья, только слышно было Соловьёво бухканье.

На топ свадьба щапова и окончилась.

Видно, всяк человек женится, да не всякому женитьба удаётся: не удалась женитьба и Давиду Попову!

Тут скорым-скоро Соловей Будимирович с Забавой повенчалися, и пошёл у них пир горой, столованье-пированье на весь Киев-град.

И стали молодые жить да быть, жить-быть да добро творить.

Сказ про Соловья Будимировича на том и кончается, добрым людям на послушанье!

---

Былина «Соловей Будимирович» в пересказе А. Н. Нечаева.