Глава XXI. Гендон идет выручать

---

Старик отошел и, ступая чуть слышно, как кошка, принес себе скамью и сел у постели. Его фигура была наполовину освещена слабым, мерцающим светом догоравшего очага и наполовину исчезала в тени.

Не спуская хищных глаз со спящего мальчика, он караулил его, не замечая, как летит время, осторожно оттачивал свой нож и все бормотал и хихикал. Всем своим видом и позой он напоминал чудовищного серого паука, подстерегающего добычу.

Прошло довольно много времени. Мысли старика витали где-то далеко; он пристально глядел перед собой, но ничего не видел. Вдруг он заметил, что глаза мальчика широко открыты и что он, помертвев от ужаса, смотрит на нож. Опять дьявольская улыбка скользнула по лицу старика, и он, не меняя позы, спросил:

— Молился ли ты, сын Генриха VIII?

Мальчик беспомощно заметался; еле слышный, слабый стон вырвался из его стянутых челюстей. Старик принял этот стон за утвердительный ответ.

— Молись еще. Читай отходную — твой час настал!

Конвульсивная дрожь пробежала по телу ребенка; лицо его помертвело. Отчаянным усилием он попытался освободиться из своих пут; он исступленно рвался и бился, но все было напрасно. А пока он метался, старик со спокойной улыбкой смотрел на него, точил свой нож и приговаривал:

— Время дорого, время дорого. Читай свою отходную, — настал твой последний час.

Мальчик застонал и затих. Он задыхался. Из глаз его полились безмолвные, горячие слезы, но его мучитель не тронулся этими слезами и даже не заметил их.

Наконец занялась заря. Старик вдруг точно спохватился, заметив рассвет.

— Нечего медлить, — заговорил он в лихорадочной тревоге. — Ночь миновала. Она пролетела как миг. О, если бы она могла длиться целые годы! Готовься, чертово отродье, сын врага святой церкви! А коли трусишь…

Остальное затерялось в невнятном бормотаньи.

Старик опустился на колени и занес нож над стонавшим ребенком… Чу! Что это? Где-то совсем близко раздались голоса… Нож выпал из рук старика; в одно мгновение ока он был на ногах и, набросив на мальчика овечью шкуру, выпрямился и насторожился. Голоса приближались, становились громче; послышался как будто шум драки, крики о помощи, потом быстрые удаляющиеся шаги; в ту же минуту раздался сильный стук в дверь.

— Эй, кто там есть, отворяй! Да поскорей, черт тебя побери! — послышался чей-то громкий голос.

Он прозвучал в ушах короля как небесная музыка: то был голос Майльса Гендона.

Старик в бессильной ярости заскрежетал зубами и выскочил из каморки, плотно притворив за собой дверь.

Вслед за тем король услышал следующий разговор:

— Мир тебе, святой отец! Где мальчик?

— Какой мальчик, любезный?

— Он еще спрашивает — какой! Не лги, отец, не вывертывайся, меня не надуешь! Мне не до шуток. Неподалеку отсюда я повстречал негодяев, которые его у меня выкрали, и заставил их во всем сознаться; они сказали, что мальчик от них убежал и что они его выследили вплоть до твоих дверей. Да я и сам видел его следы. Меня не проведешь! Берегись, отче! Если ты сейчас же мне его не отдашь… Говори — где мальчик?

— Ах, Господи! Как это я сразу не догадался, что ты спрашиваешь об оборванце, который пришел ко мне вчера вечером! Если уж тебе так интересно знать, где он, так я тебе скажу: я послал его сбегать тут неподалеку… Он скоро вернется…

— Да скоро ли? Может быть, он недавно ушел — так я его догоню? Давно он ушел?

— Напрасно станешь беспокоиться; мальчик сейчас вернется.

— Делать нечего — подожду. Или нет, постой. Ты говоришь — послал его, — ты послал! Ты лжешь, он бы наверное не пошел. Он бы выщипал всю твою старую бороду за подобную дерзость! Ты лжешь, отче, наверное лжешь! Он бы не сделал этого ни для тебя, и ни для кого на свете.

— Может быть, и не сделал бы ни для кого из людей, очень может быть, не спорю. А для меня сделал, потому что я не человек.

— Не человек?.. Так кто же ты, ради самого Бога?

— Это тайна — смотри, не выдавай. Я — архангел!

У Майльса Гендона вырвалось восклицание весьма нелестного для архангела свойства.

— Да, это возможно, — пробормотал он, — теперь понятна причина его любезности! Я его знаю. Ни для кого из смертных он пальцем бы не шевельнул, — ну, а архангелов должны слушаться даже короли, — дело ясное! Слушай, святой отец… Тс! Это что?

Между тем бедный маленький король то трепетал от ужаса, то замирал от ожидания и надежды; он делал отчаянные усилия, чтобы крикнуть и позвать Гендона, но у него вырывались только слабые стоны, и бедному мальчику было ясно, что Гендон их не слышит. Последнее восклицание верного друга разом воскресило его, как воскрешает умирающего свежий воздух полей. Собравшись с последними силами, он сделал новую попытку закричать, но слабый стон, вырвавшийся из его груди, был заглушен ответом старика, который как раз в эту минуту сказал:

— Я ничего не слышу, кроме ветра.

— Может быть, и ветер, и даже наверное ветер. Я давно уже слышу какие-то странные звуки, не то стоны, не то какой-то шорох… Вот опять! Пойдем, посмотрим, что там такое!

Мальчик не мог вынести овладевшей им радости. Его утомленные легкие работали изо всех сил, но туго стянутые челюсти и наброшенная на него овечья шкура парализовали эти усилия. Еще минута — и ужас оледенил сердце несчастного: он услышал, как старик сказал:

— Да нет же, — послушай сам, — это ветер шелестит вон в тех кустах. Идем, я тебя провожу.

Потом мальчик слышал, как собеседники пошли прочь; слышал, как удалялись их голоса и шаги; наконец все смолкло, и он остался один; кругом воцарилась могильная тишина.

Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем опять послышались приближающиеся голоса, шаги и еще какой-то глухой стук, похожий на топот лошадиных копыт.

— Я не могу дольше ждать, — послышался голос Гендона. — Нечего медлить: наверное, он заблудился в лесу. Куда он пошел? В какую сторону? Скорей покажи мне дорогу.

— Вон в эту… да постой, я сам тебя провожу.

— Что дело — то дело. Право, ты добрее, чем кажешься с первого взгляда; по крайней мере, я не думаю, чтобы нашелся другой архангел с таким добрым сердцем, как у тебя. Может быть, хочешь ехать верхом? Так возьми ослика, которого я приготовил для моего мальчугана, а то так поезжа́й на моем злополучном муле. И ловко же меня поднадули: такую всучили норовистую дрянь, что не приведи Бог!

— Спасибо, поезжай лучше сам на своем муле, а осла поведешь в поводу. Я пойду пешком, дело будет вернее.

— Ну, так хоть подержи осла, пока я с опасностью для жизни вскарабкаюсь на эту длинноногую клячу.

Вслед за тем раздался отчаянный топот; послышались удары кулака, свист плети, брань, проклятия и наконец громкий голос Гендона, обращавшегося к мулу с убедительной речью. Это последнее средство, по-видимому, сильнее всего остального подействовало на строптивый нрав животного, потому что вслед за тем все стихло и неприязненные действия были на время прекращены.

С невыразимым ужасом прислушивался связанный маленький король к удаляющемуся топоту копыт, который скоро замер вдали. Последняя его надежда отлетела, тупое отчаяние овладело его душой. «Ушел… единственный мой друг покинул меня, — подумал мальчик, — теперь я пропал: старик вернется, и тогда…»

Он не докончил своей мысли и с таким неистовством начал опять метаться и биться, что прикрывавшая и душившая его овечья шкура сползла с него.

Вдруг скрипнула дверь. Король похолодел: ему показалось, что он уже чувствует холодное прикосновение ножа. В ужасе он зажмурился, но сейчас же открыл глаза и увидел перед собой Джона Канти и Гуго. Ему хотелось крикнуть: «Слава Богу» — но он только жалобно застонал.

Не прошло минуты, как его руки и ноги были развязаны и Канти с Гуго, подхватив его под руки с двух сторон, опрометью пустились с ним прямо по лесу.

---

Глава 21. Гендон идет выручать. «Принц и нищий» Марк Твен

« Глава 20

Глава 22 »