Глава II

---

По многим признакам путешественники вскоре угадали, что то, к чему они стремились, не далеко от них. Чистый, прозрачный ключ вытекал с одного из склонов холма, воды его смешивались с водами других соседних источников и образовывали ручеек, тянувшийся на много миль по прерии; деревья и трава, росшие там и сям по его сырым берегам, отмечали его путь. Старик пошел в эту сторону; усталые животные сами прибавили шагу, инстинктивно почуяв приближение к хорошему пастбищу и отдыху.

Вожатый остановился у подходящего места, и его выразительный взгляд, казалось, спрашивал остальных: находят ли они тут все нужное? Глава переселенцев оглядел все вокруг с медленной осмотрительностью, которой отличались все его движения, и с видом знатока.

— Да, тут есть все, что надо, — наконец, проговорил он, по-видимому, довольный результатом своих наблюдений, — дети, солнце зашло; принимайтесь за работу.

Молодые люди проявили свое послушание весьма характерным образом. Приказание — что это было приказание, было ясно видно из тона, которым были сказаны эти слова, — они выслушали почтительно, но при этом не сделали ни одного движения. Топора два не больше слетели с плеч; хозяева, же их продолжали стоять, устремив глаза в одну точку в состоялии какой-то апатии. В это время начальник отряда переселенцев, не обращая, внимания на эту кажущуюся нерадивость, зная побуждения, которыми руководствовались его дети, снял мешок и ружье и принялся распрягать лошадей, в чем ему помогал тот, кто недавно готов был с таким легким сердцем взяться за оружие.

Наконец, старший из молодых людей подошел тяжелыми шагами и без малейшего усилия всадил весь свой топор в мягкий ствол хлопчатника. Одно мгновение он стоял неподвижно, глядя на действие своего удара с презрительным видом великана, смотрящего на сопротивление пигмея, потом взмахнул топором над головой с грацией и быстротой, достойной самого, опытного фехтовальщика, владеющего своим более благородным, но менее полезным орудием, и отделил от корня ствол дерева, которое с шумом упало на землю, являя доказательство его ловкости. Его товарищи смотрели на эту операцию с ленивым любопытством. Однако вид огромного ствола, распростертого у их ног, послужил как бы сигналом к общей атаке: все сразу взялись за работу и с точностью, которая удивила бы непосвященного зрителя, очистили нужное им место от густых деревьев так основательно и почти так же быстро, как если бы налетел ураган и снес все вокруг.

Обитатель прерии молча, но внимательно смотрел на них. По мере того, как деревья падали на землю, он подымал глаза, бросал печальный взгляд на пустоту, оставляемую ими в воздухе; потом на его губах появилась горькая улыбка; он отвернулся, и пробормотал какие-то жалобные слова, словно не желая, из презрения к окружающим, выразить свои мысли. Вскоре он прошел мимо группы молодых людей, уже разведших большой огонь, и принялся наблюдать за главой переселенцев и его товарищем, человеком свирепого, дикого вида.

Те уже выпрягли лошадей, которые с жадностью пожирали листья срубленных деревьев, и теперь возились вокруг тщательно закрытой повозки: каждый из них подталкивал сильным плечом одно из колес. Таким образом они втащили повозку на невысокий холм у опушки небольшого леса. Потом они взяли большие шесты, очевидно, давно уже употреблявшиеся для этой цели, и, воткнув в землю толстые их концы, привязали тонкие концы к обручам, поддерживавшим холст, которым была покрыта повозка. Из повозки вынули другой кусок холста гораздо больших размеров, натянули его сверху и прикрепили его к земле кольями так, что образовалась большая, удобная палатка. Потом внимательно, с довольным видом осмотрели свою работу, поправили складки, вбили поглубже некоторые из кольев, затем вытащили из палатки повозку за дышло. Она появилась на воздухе без покрывала; в ней было только несколько незначительных вещей и домашняя утварь. Глава переселенцев взял эти вещи и сам понес их в палатку, как будто вход туда был привилегией, на которую не имел права самый интимный друг.

Любопытство — чувство, которое, по-видимому, возрастает в одиночестве вместо того, чтобы ослабевать. Старый обитатель прерии испытывал влияние этого чувства; видя странные, таинственные приготовления. Он подошел к палатке и хотел раздвинуть складки, очевидно, желая поближе рассмотреть то, что находилось в ней, но тот же человек, который собирался и раньше посягнуть на его жизнь, схватил его за руку и резко, словно желая показать свою силу, оттолкнул старика на несколько шагов,

— Знаешь правила чести, товарищ? — сказал незнакомец сухим тоном, бросая на старика грозный взгляд. — Следуя ему, избегнешь опасности: не мешайся в чужие дела.

— В эти пустыни так редко приносят что-нибудь, достойное быть спрятанным, — проговорил старик, неумело извиняясь за свою смелость; — я не хотел ничего дурного, просто взглянул туда.

— Да здесь, кажется, и людей найти трудно, — резко проговорил его собеседник, — страна хоть и древняя, но не очень-то заселенная.

— Я полагаю, что эта страна так же стара, как и все другие страны. Но вы не ошибаетесь относительно ее обитателей. Вот уже много месяцев взор мой не отдыхал на лице человека одного со мной цвета кожи. Повторяю, друг мой, я не хотел обидеть вас; мне хотелось только узнать, нет ли за этим холстом чего-нибудь, что напомнило бы мне былые дни.

Закончив это простое объяснение, старик медленно удалился, как человек, глубоко проникнутый сознанием, что всякий имеет право пользоваться, как желает, тем, что ему принадлежит, без вмешательства соседа в его дела. Вероятно, он почерпнул этот справедливый и благотворный принцип из привычек своей уединенной жизни. Возвращаясь к тому месту, где переселенцы раскинули свой лагерь — это место и в самом деле уже приняло вид лагеря, — он услышал, как глава переселенцев крикнул своим хриплым, властным голосом:

— Эллен Уэд.

При этом имени молодая девушка, которую мы уже представили читателю, хлопотавшая у огня вместе cо старухой, быстро вскочила и, пробежав мимо старика с легкостью газели, исчезла за складками запретной палатки. Ни ее внезапное исчезновение, ни описанные нами хлопоты по устройству палатки не вызвали ни малейшего удивления остальных переселенцев. Молодые люди, оставив топоры, так как рубка деревьев была закончена, с беспечным видом, присущим всем им, занялись делами: одни из них задавали корм животным, другие толкли в ступке железным пестом маис для каши. Несколько человек устанавливали повозки, располагая их так, чтобы они образовали нечто вроде укрепления для лишенного всякой защиты бивуака.

Работы были уже кончены, и мрак стал окутывать все предметы в прерии, когда старуха, легкие которой действовали без устали со времени остановки, так как она то бранила своих детей, то подгоняла тех из них, которые работали недостаточно быстро, объявила голосом, который можно было бы услышать на далеком расстоянии, что ужин готов. Каковы бы ни были нравственные качества жителей окраин, но они редко бывают негостеприимны. Лишь только переселенец услышал резкий голос жены, он огляделся вокруг, ища старика, чтоб предложить ему место за скромным ужином.

— Благодарю, друг мой, — ответил обитатель прерии на предложение присесть к кипящему котлу, — благодарю от всей души, но я уже поел сегодня, а я не из тех людей, что ускоряют смерть неумеренной едой. Но если вы желаете, я присяду к вам: я уже давно не видел, как люди одного цвета со мной едят свой хлеб насущный.

— Значит, вы уже давно поселились в этой местности, — сказал переселенец скорее тоном замечания, чем вопроса, и со ртом, набитым вкусной кашей, приготовленной его женой. Несмотря на свой отталкивающий вид, она была искусной кухаркой. — Там у нас говорили, что здесь жители разбросаны на далеких расстояниях, и должен признаться, что нас не обманули: после канадских купцов на Большой реке вы первый белолицый, которого мы встретили на протяжении целых пятисот миль, судя, по крайней мере, по вашему собственному счету.

— Нельзя сказать, что я живу в этой местности, хотя я и провел здесь несколько лет; у меня нет постоянного места жительства, и я редко провожу целый месяц на одном месте.

— Вы, несомненно, охотник? — продолжал переселенец, искоса оглядывая смешной наряд своего нового знакомого. — Ваше оружие не особенно хорошо для этого ремесла.

— Оно старо и близко к концу, как и его хозяин, — ответил старик, бросая на карабин взгляд, в котором выражались в одно и то же время и любовь, и сожаление. — Должен сказать, что и дел у него теперь немного. Друг, вы ошиблись, назвав меня охотником, я только траппер¹.

— Раз вы траппер, то отчасти и охотник: эти два ремесла почти всегда связаны друг с другом в здешних местах.

— К стыду людей, силы которых еще позволяют им охотиться! — горячо сказал Траппер (мы будем продолжать называть его этим именем). — Более пятидесяти лет я носил мой карабин в степях, не расставляя западни даже для птицы, летающей в воздухе, а тем более для бедных животных, которым для спасения от преследования даны только лапы.

— Я не вижу разницы в том, как человек добывает нужные ему для одежды шкуры — с помощью ли ружья или западни, — сказал угрюмый товарищ переселенца. — Разве земля не сотворена для человека? Значит, все, что она дает, также служит ему.

— Для человека, живущего вдали от всякого жилья, у вас, кажется, слишком мало имущества, — отрывисто проговорил переселенец; перебивая товарища и как будто желая переменить разговор. — Надеюсь, что относительно шкур дело обстоит лучше.

— У меня мало потребности во всем этом, — кротко ответил старик. — В мои годы нужно не много еды и одежды. Я совсем не нуждаюсь в разных пожитках. Мне нужно только иногда немного добычи для того, чтобы выменять на горсточку пороха или дроби.

— Скажите, вы родились не здесь? — спросил переселенец.

— Я родился на берегу моря, но большая часть моей жизни прошла в лесах.

При этих словах все присутствующие широко раскрыли глаза и взглянули на старика с глубоким интересом, как смотрят на неожиданно появившийся предмет. Голоса два повторили: «На берегу моря». С этой минуты старуха, несмотря на всю свою грубость, стала оказывать старику внимание, непривычное в ее отношении к гостям. После довольно продолжительного молчания, по-видимому, посвященного размышлению, переселенец продолжал разговор:

— От вод запада до берегов Бесконечной реки, говорят, очень далеко?

— О, да. Много мне пришлось видеть и перетерпеть, когда я шел этим путем.

— Трудно, должно быть, пройти столько.

— Я ходил по этой дороге семьдесят пять лет; и на всем этом пути, начиная от берегов Гудзона, нет места, где бы я не поел дичя, застреленной мною же. Но все это пустое хвастовство. К чему былая удаль, когда жизнь идет к концу?

— Я встретил один раз человека, плававшего на лодке по реке, которую он сейчас назвал, — проговорил тихо один из мальчиков, как бы сомневаясь в своих познаниях и остерегаясь говорить перед человеком, так много видевшим на своем веку. — Если верить ему, это, должно быть, порядочная река, достаточно глубокая для того, чтобы по ней могли плавать самые большие суда.

— Да, это огромная река, а на ее берегах возвышаются прекрасные города, — заметил старик, — но в сравнении с Бесконечной рекой это простой ручей.

— Я называю рекой только такой поток, который человек не может обойти вокруг. Настоящую реку можно только переехать поперек, а не кружить по берегам, как окружают медведя на облаве, — проговорил сердитый спутник переселенца.

— Вы были очень далеко от той стороны, где садится солнце? — спросил переселенец, снова перебивая своего угрюмого товарища. Он как будто желал помешать, насколько возможао, его участию в разговоре. — Здесь я вижу только бесконечные прогалины.

— Можете путешествовать неделями и вы увидите то же самое. Я часто думаю, что бог поместил этот ряд бесплодных прерий позади Штатов, чтобы дать почувствовать людям, в какое ужасное положение может еще поставить страну их безумие. Да, вы можете целыми неделями ходить по этим открытым равнинам, не встретив ни жилища, ни хижины, ни пристанища. Даже диким зверям приходится пробегать целые мили до своих логовищ, а между тем, когда ветер дует с востока, мне часто кажется, что я слышу удары топора и шум падающих на землю деревьев.

Старик говорил с благородством и достоинством; преклонный возраст придавал особый вес его словам. Его рассказ до такой степени заинтересовал слушателей, что они неподвижно сидели вокруг него, безмолвные, как могила. Старик должен был сам возобновить разговор, причем он предложил один из тех уклончивых вопросов, к которым так склонны жители окраин.

— Нелегко вам было перейти вброд ручьи и забраться так далеко в прерий с вашими упряжными лошадьми и скотом?

— Я шел по левому берегу Большой реки, — ответил переселенец, — до тех пор, пока не увидел, что, идя по течению, мы зайдем слишком далеко на север. Тогда мы переехали через реку на плотах и не очень пострадали. Жена потеряла часть руна из стрижки прошлого года, а стадо уменьшилось на одну корову. С тех пор мы устраиваемся отлично, перекидывая мосты через речки, которые встречались нам почти каждый день.

— Вероятно, вы будете идти все на запад, пока не найдете удобную для поселения землю?

— Пока не увижу причины для остановки или для возвращения назад, — ответил переселенец резким тоном и с недовольным видом. Он поднялся, и это быстрое неожиданное движение положило конец разговору. Траппер последовал его примеру; остальные тоже встали и, не обращая внимания на присутствие гостя, начали приготовления для ночлега. Из ветвей деревьев устроили маленькие шалаши, вынули грубые одеяла, буйволовые кожи; все побросали кое-как, лишь бы было удобно в данную минуту. Дети с матерью ушли в эти шалаши и, по всем вероятиям, сейчас же уснули глубоким сном. У взрослых было еще слишком много дела, чтобы думать об отдыхе. Нужно было закончить ограду вокруг лагеря, еще раз покормить скот, тщательно потушить огни и выбрать караульных на ночь.

В видах защиты они притащили несколько стволов деревьев, чтобы заполнить ими промежутки между повозками. То же они сделали вдоль всего свободного места, оставшегося между повозками и леском, в котором, говоря языком военных, базировался лагерь. С трех сторон установили рогатки. Все люди и животные столпились в этом тесном, ограниченном пространстве, кроме тех, кто мог поместиться в палатке. Два молодых переселенца взяли ружья, вложили новые затравки, внимательно оглядели кремни и стали на двух концах лагеря — один справа, другой слева — в тени деревьев, так, чтобы видеть ту часть прерии, наблюдение над которой было им поручено.

Траппер, поблагодарив переселенца, который предложил ему разделить с ним соломенную подстилку, остался в ограде, наблюдая за всеми приготовлениями; только тогда, когда все было кончено, он удалился медленными шагами, избегнув церемонии прощания.

Еще не наступила полночь. Слабый дрожащий свет молодого месяца играл на волнистой поверхности прерии, слегка освещая ее возвышенности, промежутки же между холмами были окутаны тенью. Привыкший к уединению, старик углубился в безграничные степи, подобно смелому кораблю, покидающему гавань, чтобы отдаться бесконечным равнинам океана. Некоторое время он шел куда попало, не зная, куда несут его ноги, и, казалось, нимало не заботясь об этом. Наконец, дойдя до вершины одного из холмов, старик вернулся к сознанию своего существования и настоящего положения в первый раз с тех пор, как покинул людей, возбудивших в нем столько воспоминаний и глубоких размышлений.

Он поставил ружье на землю, оперся на него руками и снова погрузился в размышления. Собака легла у его ног. Продолжительное грозное рычание верного животного вывело старика из раздумья.

— Что такое, старина? — сказал, он, наклоняясь к собаке и самым ласковым тоном, как будто разговаривал с существом, одаренным одинаковым с ним разумом. — Что такое, милый? К чему нам теперь твое чутье? Ах, бедный мой Гектор, все это бесполезно! Даже молодые олени не перестают резвиться у нас на глазах, ничуть не тревожась при виде таких вот инвалидов. У них есть инстинкт, Гектор, и они убедились, что нас нечего бояться. Да, Гектор, они убедились в этом.

Собака подняла голову и ответила хозяину жалобным стоном, не прекратившимся даже тогда, когда она снова легла на траву. Казалось, она продолжала разговаривать с тем, кто так хорошо понимал ее немой язык.

— Ясно, что это какое-то предостережение, Гектор, — сказал Траппер, понижая голос из предосторожности и внимательно оглядываясь вокруг. — Что такое, старина? Что такое?

Собака уже положила морду на землю; ее не было слышно; она, казалось, дремала. Но живой, опытный взгляд ее хозяина вскоре разглядел какую-то тень, бродившую при неверном свете луны вдоль холма, на котором находился старик. Вскоре тень стала принимать более отчетливые очертания, и старик разглядел легкую, стройную фигуру женщины, как бы колебавшейся, следует ли ей идти дальше. Собака приоткрыла свои бдительные глаза, но не выказала больше признаков неудовольствия.

— Подойдите, мы ваши друзья, — сказал Траппер. По привычке быть всегда вместе, он до известной степени отождествлял себя со своим старым товарищем. — Подойдите, вам нечего бояться нас.

Ободренная кротостью его голоса, увлекаемая, без сомнения, и более важными мотивами, та, которую он звал, подошла. Когда она оказалась рядом, старик узнал молодую девушку, известную уже читателям под именем Эллен Уэд.

— Я думала, что вы уже ушли, — проговорила она, бросая робкий, беспокойный взгляд вокруг себя. — Я не думала, что это вы.

— Люди — не такое уж обыденное явление на этих пустынных равнинах, — ответил Траппер. — И хотя я так долго живу среди лесных зверей, я все же надеюсь, что не совсем еще потерял человеческий облик.

— О, я знала, что вы человек, и мне казалось, что я узнала собаку по ее жалобному вою, — поспешно ответила она, как будто желая объяснить что-то, потом вдруг остановилась, словно испугавшись, что сказала слишком много.

— Я не видел собак среди животных вашего отца, — холодно сказал старик.

— Моего отца! — вскрикнула молодая девушка голосом, проникавшим в душу. — Увы, у меня нет отца! Я могу даже сказать, что у меня нет и друга.

Старик обернулся к ней и с состраданием взглянул на нее. Его поблекшее от старости лицо, с отпечатком радушия и доброты приняло еще более кроткое, и нежное выражение, чем обыкновенно.

— Зачем вы решились отправиться в эти области, куда могут проникнуть только сильные? — спросил он. — Разве вы не знали, что, переплыв через Большую реку, вы оставили позади друга, обязанного защищать тех, кто слишком слаб для того, чтобы защищаться самому?

— О каком друге вы говорите?

— О законе. Плохая это штука, а все же иногда я думаю, что еще хуже там, где его вовсе не существует. Да, именно, закон необходим для всех тех, кто не обладает ни силой, ни благоразумием. Если у вас нет отца, дитя мое, то, вероятно, есть брат?

Молодая девушка поняла упрек, скрытый в этом вопросе, и промолчала от смущения. Но, подняв глаза, она увидела кроткое, серьезное лицо старика, который продолжал смотреть на нее с живым интересом, и ответила твердым голосом так, чтобы у него не оставалось сомнений в том, что она поняла, что он хотел сказать:

— Мне было бы очень грустно, если бы кто-нибудь из тех, кого вы видели, был моим братом или кем-либо дорогим для меня. Но скажите мне, добрый старик, неужели вы живете совершенно одиноко в этом пустынном крае? Неужели здесь, действительно, нет никого, кроме вас?

— Есть сотни, что я говорю, тысячи законных владетелей этого края, бродящих по равнинам, но это не белокожие люди.

— Так вам не встречался ни один белый, кроме нас? — перебила она, словно нетерпение не позволяло ей ждать медленных объяснений старика.

— Ни один, и уже давно. Тише, Гектор, тише! — прибавил он в ответ на глухое, сдавленное ворчание друга. — Это нехороший признак, собака что-то чует. Черные медведи спускаются иногда с гор и расходятся по равнинам. Гектор не предупреждал бы нас, если бы дело шло о какой-нибудь неопасной дичи. Я уже не так проворно управляюсь с карабином, и зрение мое не так верно; но в свое время я стрелял самых свирепых зверей в прерии. Итак, вам нечего бояться, девушка.

Молодая девушка опустила глаза на землю, потом медленно подняла их и поглядела во все стороны, по лицо ее выражало не страх, а скорее нетерпение.

Лай собаки снова привлек их внимание, и они понемногу стали различать предмет, о появлении которого предостерегал их этот лай.

---

¹ Охотник, который ловит дичь в западню (trap — западня, ловушка). Чаще всего в западню попадается бобр — животное слишком умное, чтобы можно было легко убить его.

---

Глава 2. «Прерия» Ф. Купер

« Глава 1

Глава 3 »