Глава XIX

---

Беглецы спали несколько часов. Траппер первый сбросил с себя сон, хотя лег последним. Лишь только серый рассвет начал освещать ту часть звездного небосклона, которая расстилалась над восточным краем равнины, он встал, поднял своих спутников из их теплых убежищ и объяснил им, что необходимо снова быть настороже. Миддльтон занялся приготовлениями для удобного переезда Инесы и Эллен в предстоящем им долгом и трудном пути, а старик и Поль стали приготовлять кушанье, так как первый советовал прежде, чем сесть на лошадей, хорошенько поесть. Все эти приготовления были вскоре закончены, и небольшое общество село за завтрак, хотя и не отличавшийся изысканностью, но не лишенный более существенных достоинств — вкуса и питательности.

— Когда мы спустимся в охотничьи поля поуни, — сказал Траппер, кладя для Инесы кусок нежной дичи на маленькое блюдо, изящно сделанное им для себя из рога, — мы найдем и оленей, и жирных буйволов с более вкусным мясом, да еще в таком изобилии, что удовлетворим все наши нужды. Может быть, нам даже удастся подстрелить бобра и отведать самый лакомый кусок — его хвост.

— Каким путем думаете вы идти после того, как прогоните этих ищеек? — спросил Миддльтон.

— Если бы я мог, — сказал Пиль, — я посоветовал бы отправиться по воде и как можно скорее добраться до устья реки. Дайте мне кусты хлопчатника, и я сделаю лодку, которая доставит всех нас — за исключением осла — приблизительно за сутки. Эллен — живая девушка, но наездница неважная. И вообще гораздо удобнее проехать на лодке шестьсот или восемьсот миль, чем, подобно лосю, скакать по прериям. К тому же вода не оставляет следов…

— Ну, я не поклялся бы в этом, — заметил Траппер. — Я часто думаю, что краснокожие могут отыскать следы даже в воздухе.

— Взгляните, Миддльтон, — вскрикнула Инеса в порыве внезапного восторга, заставившего ее забыть на минуту свое положение, — как красиво небо. Наверное, оно таит в себе надежду на более счастливые времена!

— Чудно! — заметил ее муж. — Как небесно красива эта ярко-красная полоса. А за ней подымается другая, еще более яркая. Я никогда не видел более красивого восхода солнца.

— Восход солнца! — медленно повторил старик, приподымаясь со своего места с решительным и беспокойным видом и не сводя глаз с постоянно изменявшихся и, действительно, красивых красок неба. — Восход солнца! Не люблю я таких восходов солнца. Увы! Черти окружили нас. Прерия горит.

— Нельзя терять времени, старик, — вскрикнул Миддльтон. — Каждое мгновение равняется дню. Бежим.

— Куда? — спросил Траппер, останавливая его спокойным, полным достоинства жестом. — В этой пустыне трав и тростников вы похожи на корабль без компаса, плавающий по огромным озерам. Одного шага по неверному пути достаточно, чтобы погубить нас всех. Опасность редко бывает настолько близкой, чтобы разум уже неспособен был действовать, молодой человек, поэтому подождем, что он нам подскажет.

— Что касается меня, — сказал Поль Говер, оглядываясь с нескрываемой тревогой, — я знаю, что если загорится эта сухая трава, то пчеле придется лететь выше обыкновенного, чтобы не обжечь себе крыльев. Поэтому, старый Траппер, я присоединяюсь к мнению капитана и говорю: сядем на лошадей и бежим.

— Вы неправы, вы неправы. Человек — не животное, чтобы следовать инстинкту и вбирать в себя познания по запаху, принесенному воздухом, или по доносящемуся до него звуку. Он должен посмотреть, рассудить и потом уже сделать вывод. Идите-ка за мной, несколько влево, туда, к возвышенности. Оттуда мы сможем произвести наблюдения.

Старик властно махнул рукой и без дальнейших разговоров пошел к указанному им месту в сопровождении всех своих встревоженных спутников. Менее опытный взгляд не заметил бы небольшой возвышенности, о которой упоминал Траппер: она была так мала, что казалось: просто в этом месте трава несколько повыше, чем в остальных. Несколько минут ушло на то, чтобы срезать самые высокие стебли — те, что возвышались даже над головами Поля и Миддльтона, несмотря на их высокий рост. Теперь удалось устроиться так, чтобы видеть окружающее их море огня.

Страшный вид, открывшийся перед глазами тех, кто был так сильно заинтересован в этом, не принес им никакой надежды. Хотя только начинало светать, яркий свет на небе становился все сильнее. Казалось, свирепая стихия хочет вступить в борьбу с солнечным светом. Яркие вспышки пламени появлялись то в одном, то в другом конце степи, напоминая собой северное сияние, только гораздо более грозное на вид. Выражение тревоги на суровом лице Траппера усилилось, когда он увидел эти признаки пожара, распространившегося широким поясом вокруг места их убежища и охватившего весь горизонт.

Старик покачал головой и, повернувшись лицом к месту, наиболее близкому к опасности, сказал спутникам:

— Мы обманывали себя надеждой, что сбили тетонов с нашего следа, а вот доказательство, что они не только знали, где мы укрываемся, но даже решили выкурить нас, словно прячущихся зверей. Взгляните: они зажгли огонь в одно и то же время вокруг всей низменности, и мы окружены этими дьяволами совершенно так же, как остров водой.

— Сядем на лошадей и поедем, — крикнул Миддльтон. — Неужели жизнь не стоит борьбы?

— Куда вы поедете? Разве тетонские лошади — саламандры, которые могут безопасно расхаживать среди страшного племени? Или вы думаете, что бог пронесет вас безвредно через ту огненную печь, что пылает, как видите сами, под тем красным небом? Это сиу; они ожидают нас со всех сторон со стрелами и ножами, или я ничего не понимаю в их дьявольских штуках.

— Мы проедем в центр, где собралось все племя, — свирепо проговорил молодой человек, — и испытаем их мужество.

— Да, это хорошо на словах, а что выйдет на деле? Вот здесь есть охотник за пчелами; он может поучить вас мудрости в этом отношении.

— Ну, что касается этого вопроса, старый Траппер, — сказал Поль, отряхиваясь всем своим атлетическим телом, словно большая дворовая собака, сознающая свою силу, — то я на стороне капитана и стою за то, чтобы бежать от огня, хотя бы это привело меня в вигвам тетона. Вот Эллен…

— К чему? К чему ваша храбрость, когда надо победить не только людей, но и стихию? Оглянитесь вокруг, друзья: венец дыма, поднимающийся снизу, ясно говорит, что из этого места нет другого выхода, как через пояс огня. Смотрите сами, мои милые, смотрите: если вы найдете какой-нибудь выход, я обещаю последовать за вами.

Самые тщательные наблюдения его спутников скорее убедили их в безысходности положения, чем успокоили опасения: Громадные столбы дыма подымались с равнины и грудились плотными, огромными массами на горизонте. Красный свет, сверкавший в промежутках, то освещал их ровным заревом пожара, то вспыхивал в каком-нибудь месте, когда пламя, скользившее по низу, прорывалось вверх, оставляя за собой ужасный мрак и указывая яснее всяких слов на характер неизбежной, надвигающейся опасности.

— Это ужасно — вскрикнул Миддльтон, прижимая к сердцу дрожащую Инесу. — В такое время и такой ужас! Но мы, мужчины, должны бороться за нашу жизнь! Ну что же, мой храбрый, отважный друг, сесть нам на лошадей и пробиваться сквозь пламя или стоять здесь, не делая никаких усилий, и видеть, как те, кого мы любим больше всего на свете, погибнут таким ужасным образом?

— Я стою за то, чтобы отроиться и улететь, пока в улье не станет слишком жарко для нас — сказал охотник за пчелами, к которому, как сразу мог заметить читатель, обратился Миддльтон. — Ну, старый Траппер, признавайтесь, что вы выбрали слишком медленный путь, чтобы избавиться от опасности, если мы замешкаемся здесь еще, то будем впоследствии походить на пчел, лежащих на соломе вокруг улья, который окурили, чтобы добыть меду. Вы слышите — пламя уже начинает бушевать, а я знаю по опыту, что раз пламя попадает в траву прерии, не тихоходу уйти оттуда!

— Неужели вы думаете, — возразил старик, с презрением указывая на лабиринт сухой, спутанной травы, окружавший их, — что чьи-либо ноги могут перегнать огонь на такой дороге? Если бы только знать, с какой стороны залегли негодяи!

— Что скажете вы, друг доктор? — воскликнул пораженный Поль, обращаясь к естествоиспытателю с тем видом бессилия, с которым сильные люди часто ищут помощи у слабых. — Что скажете вы? Неужели у вас не найдется совета, когда дело идет о жизни и смерти?

Естествоиспытатель с записной книжкой в руках смотрел на ужасное зрелище так спокойно, словно огонь был зажжен для того, чтобы разрешить затруднения какой-нибудь научной задачи. Приведенный в себя вопросом товарища, он повернулся к другому, такому же спокойному, но занятому иным делом спутнику — Трапперу — и спросил самым равнодушным тоном:

— Почтенный охотник, вы, без сомнения, часто наблюдали подобные явления…

Слова его были грубо прерваны Полем, который вышиб у него из рук записную книжку с бешенством, показавшим полное умственное расстройство, нарушившее равновесие его духа. Прежде, чем ученый успел возразить что-либо, старик, во все время этой сцены, имевший вид человека, не знающего, что предпринять, внезапно принял решительный вид, как будто он не сомневался более в том, как ему следовало поступить.

— Настало время действовать, — проговорил он прерывая, таким образом, ссору, готовую возгореться между естествоиспытателем и охотником за пчелами, — пора бросить причитания и приняться за дело.

— Вы слишком поздно пришли в себя, старик! — крикнул Миддльтон. — Огонь на расстоянии четверти мили от нас, и ветер несет его к нам с ужасающей быстротой!

— Вот как! Огонь! Не очень-то я боюсь огня. Если бы я знал, как избегнуть хитрости тетонов так же хорошо, как знаю способ лишить огонь его добычи, то нам оставалось бы только благодарить судьбу за наше спасение. Это-то вы называете пламенем? Если бы вы видели зрелище, свидетелем которого я был на Восточных горах, когда могучие годы походили на горн кузнеца, вы знали бы, что значит бояться пламени, и испытывали бы чувство благодарности, что оно пощадило вас! Ну, молодцы, полно!.. Теперь время приниматься за работу и перестало болтать, потому что вон то извивающееся пламя приближается, словно бегущий олень. Приложите-ка руки к этой короткой, высохшей траве и обнажите землю.

— Неужели вы рассчитываете лишить огонь его жертв таким детским способом? — вскрикнул Миддльтон.

Легкая, но полная торжественности улыбка мелькнула на лице старика, когда он ответил:

— Ваш дедушка сказал бы, что лучшее, что может сделать солдат, находящийся вблизи неприятеля, это — повиноваться.

Капитан понял упрек и немедленно последовал Примеру Поля, который с ожесточением вырывал сухую траву, исполняя приказание Траппера. Даже Эллен приложила руки к работе, а вскоре и Инеса занялась тем же делом, хотя никто из работавших не знал, зачем он это делает.. Когда люди думают, что наградой за их труд будет сама их жизнь, они становятся усердными в деле. В очень короткое время было очищено место футов в двадцать в диаметре. Траппер вывел женщин в центр этого небольшого пространства, сказав Полю и Миддльтону, чтобы они прикрыли одеялами их легко воспламеняющиеся платья. Приняв эти предосторожности, старик подошел к противоположному краю, где трава еще окружала путников высоким, опасным кольцом, и, взяв клочок самой сухой травы, положил ее на полку ружья и поджег. Она вспыхнула сразу. Тогда разведчик бросил пылавшую траву на высокую заросль и, отойдя к центру круга, стал терпеливо ожидать результата своего дела.

Разрушительная стихия с жадностью набросилась на новую пищу, и в одно мгновение пламя стало лизать траву, напоминая собой языки животных, которые роются в пище, отыскивая себе самые вкусные куски…

— Ну, — сказал старик, подымая палец и смеясь свойственным ему беззвучным смехом, — теперь вы увидите, как огонь сразит огонь. Увы! Много раз я прокладывал себе так путь по причине постыдной лености. Не хотелось, видите ли, мне идти по покрытой, спутанной травой низине.

— Но неужели это не опасно? — вскрикнул удивленный Миддльтон. — Не приближаете ли вы к нам врага, вместо того, чтобы отдалить его?

— Разве ваша кожа так нежна? У вашего деда кожа была погрубее. Но поживем — увидим, уж мы все доживем до того, что увидим.

Опытный Траппер оказался правым. Огонь, все увеличиваясь, начал распространяться в три стороны, замирая на четвертой, благодаря недостатку пищи. По мере того, как огонь увеличивался и бушевал все сильнее и сильнее, он очищал перед собой все пространство, оставляя черную, дымящуюся почву гораздо более обнаженной, чем если бы трава на этом месте была скошена косой. Положение беглецов стало бы еще более рискованным, если бы очищенное ими место не увеличивалось по мере того, как пламя окружало его с остальных сторон. Перейдя на то место, где Траппер зажег траву, беглецы избегли сильного жара. Через несколько минут пламя стало отступать во всех направлениях, оставляя их окутанными облаком дыма, но в полной безопасности от потока огня, продолжавшего бешено нестись вперед.

Зрители смотрели на простое средство, употребленное Траппером, с тем же изумлением, с каким, как говорят, царедворцы Фердинанда смотрели на способ Колумба поставить яйцо, с той однако разницей, что спутники старика были преисполнены чувства благодарности, а не зависти.

— Старый Траппер! — крикнул Поль, запуская пальцы в свои всклокоченные кудри. — Много раз мне приходилось преследовать нагруженных добычей пчел до их улья; я несколько знаком с природой лесов, но ведь это значит вырвать жало у осы, не дотронувшись до нее самой.

— Ладно, ладно! — остановил его старик. После первой минуты успеха, он, по-видимому, перестал и думать о том, что сделал. — Теперь готовьте лошадей. Подождем с полчаса — пусть огонь пока делает свое дело. А потом мы сядем на коней. Нам нужно, чтобы луг немного остыл, а то у этих неподкованных тетонских лошадей копыта так же нежны, как ноги у босой девушки.

Миддльтон и Поль, считавшие это неожиданное избавление от опасности чем-то вроде воскресения, терпеливо ожидали наступления времени, назначенного Траппером, в непогрешимость суждений которого снова уверовали. Доктор получил обратно свою записную книжку, немного пострадавшую от огня и утешал себя тем, что неустанно записывал различные колебания света и тени, которые принимал за естественные явления природы.

Между тем ветеран, в опытность которого так слепо верили, занимался тем, что старался разглядеть различные отдаленные предметы в те минуты, когда ветер развевал громадные столбы дыма, закрывавшие всю равнину.

— Поглядите-ка хорошенько в ту сторону, друзья мои, — сказал Траппер после продолжительного, на. пряженного наблюдения, — у вас глаза молодые и могут оказаться лучше моего никуда негодного зрения, — хотя было время, когда мудрый и храбрый народ имел основание хвалить мое зрение. Но эти времена прошли, а вместе с ними ушло и много верных, испытанных друзей. Увы! Если бы я мог сделать какие-либо изменения в предначертаниях проведения! Я не могу сделать этого, но если бы я мог изменить что-либо, я сделал бы так, что те, которые долго жили в дружбе и любви между собой и доказали, что они достойны быть вместе, так как страдали друг за друга и подвергались опасностям друг ради друга, чтобы они вместе покинули жизнь, если смерть одного отнимает у другого желание жить.

— Вы видите индейцев? — нетерпеливо спросил Миддльтон.

— Краснокожие и белокожие — одно и то же. Дружба и привычка могут связать людей в лесах так же сильно, как в городах, — и даже сильнее. Вот, например, молодые воины в прериях. Часто они выбирают себе друга, посвящают свою жизнь дружбе с ним и точно и верно исполняют свои обещания. Смертельный удар, нанесенный одному из них, оказывается обыкновенно смертельным и для другого! Большую часть моей жизни я прожил одиноким, — если можно назвать одиноким человека, который прожил семьдесят лет на лоне природы, — однако, я всегда находил приятным общение с существами моего рода, и мне тяжело бывало расстаться с товарищем, если он был храбр и честен. Храбр, потому что в лесу трусливый товарищ, — взгляд старика нечаянно упал на рассеянного естествоиспытателя, — может и короткую дорогу сделать длинной; а честен, потому что коварство — скорее инстинкт, свойственный животным, чем свойство, присущее человеческому разуму…

— Но то, что вы видели — это был сиу?

— Кто знает, что станется с Америкой, — не расслышав, продолжал Траппер, — где окончатся махинации и выдумки ее народа? В свое время я знал вождя, который некогда видел первого белого, ступившего своей ногой в области Йорка! Как изуродована красота степи за эти два поколения! Мои собственные глаза увидели свет на берегах Восточного моря, и я хорошо помню, как я в первый раз в жизни пробовал свое ружье, пройдя от дома моего отца до леса такое пространство, какое может пройти мальчик между восходом и закатом солнца, не затронув при этом ни прав, ни претензий никого, кто выставлял бы себя властелином над животными, которые водятся в степи. Тогда природа была в полном блеске, и только узкая полоса между лесами и океаном была захвачена алчными переселенцами. А теперь? Будь у меня крылья орла, они устали бы, прежде чем я пролетел бы одну десятую того пространства, которое отделяет меня от моря. На всем этом пространстве рассеяны города и леса, фермы и проезжие дороги, церкви и школы — все выдумки и дьявольские ухищрения человека. Я знал время, когда появление на границе нескольких краснокожих вызывало смятение в целых провинциях: мужчины вооружались, посылали в отдаленные места за войсками, женщины пугались, большинство жителей лишалось сна, потому что ирокезы выходили на путь войны или проклятые минги брались за томагавки. А теперь? Страна посылает свои суда в чужие земли, чтобы сражаться там; пушек теперь больше, чем прежде бывало ружей, а в случае нужды всегда можно вызвать десятки тысяч дисциплинированных солдат. И я, жалкий и старый, дожил до того, что вижу все это!

— Ни один разумный человек не может усомниться в том, что вы видели, как переселенцы снимали сливки с поверхности земли и брали мед у природы, старый Траппер, — сказал Поль. — Но вот Эллен беспокоится насчет сиу, а теперь, когда вы отвели душу, высказавшись откровенно, то не укажете ли вы нам направления полета? Пусть рой снова снимется с места.

— Что вы говорите?

— Я говорю, что Эллен начинает тревожиться. А так как дым уже подымается с равнины, то не было ли бы благоразумно попробовать бежать.

— Мальчик говорит разумно. Я забыл, что мы посреди бушующего огня и что сиу окружают нас, словно голодные волки, подстерегающие стадо буйволов. Но когда в моем старом мозгу встают воспоминания о давно прошедших временах, я забываю то, что происходит в данную минуту. Вы правы, дети мои: пора двигаться в путь. А вот тут-то и начинаются затруднения. Легко избежать огня, потому что это только бушующая стихия; не особенно трудно сбить со следа свирепого медведя, потому что он действует по инстинкту, который как научает, так и ослепляет его; но гораздо труднее заставить бодрствующего тетона закрыть глаза, потому что все его дьявольские проделки поддерживаются разумом.

Несмотря на то, что старик ясно сознавал все трудности задуманного предприятия, он решительно и быстро принялся за выполнение его.

Закончив наблюдения, прерванные печальными блужданиями его ума, он дал товарищам знак садиться на лошадей. Лошади, все время стоявшие пассивно, дрожа среди бушующего пламени, приняли свою ношу с явным удовольствием. Траппер предложил доктору свою лошадь, а сам решил идти пешком.

— Я не привык путешествовать на чужих ногах, — объяснил он, — и ноги у меня устали от безделья, К тому же, в случае, если бы мы наткнулись на засаду — что весьма возможно — лошади легче будет бежать с одним человеком на спине, чем с двумя. Что же касается меня, то не все ли равно, кончится моя жизнь одним днем раньше или позже. Пусть тетоны возьмут мой скальп, если им угодно: они увидят, что он покрыт седыми волосами; а никакое человеческое коварство не может лишить меня знаний и опыта, от которых они поседели.

Так как никто из нетерпеливых слушателей не собирался, по-видимому, оспаривать это распоряжение, оно было принято молча. Доктор пробормотал несколько печальных восклицаний по адресу потерянного Азинуса, но был слишком доволен возможностью поддержать свое бегство четырьмя ногами вместо двух, чтобы долго отказываться. И через несколько минут охотник за пчелами, никогда не запаздывавший в подобных случаях, заявил, что все готовы к отправлению.

— Теперь взгляните туда, на восток, — сказал старик, идя впереди всех по почерневшей и еще дымившейся равнине, — и глядите во все глаза, не увидите ли вы полосы блестящей воды. Там река. Мы будем в безопасности только тогда, когда она протечет между нашими следами и зоркими тетонами.

Последних слов было достаточно, чтобы глаза всех спутников Траппера с полнейшим вниманием устремились в сторону, откуда можно было увидеть желанную реку. Имея это в виду, отряд ехал в глубоком молчании, потому что старик предупредил их о необходимости быть осторожными, так как они въехали в облака дыма, клубившегося массами, словно туман, вдоль равнины, в особенности в тех местах, где огонь встретил лужи стоячей воды.

Они проехали около трех миль, не видя реки — предмета их желаний. Огонь все еще бушевал вдали. Когда ветер унес первые испарения, подымавшиеся с мест пожара, нахлынули новые волны дыма, мешавшие разглядеть что-либо. Наконец, старик, еще раньше начавший выказывать признаки легкого беспокойства, заставившего его спутников предположить, что даже его исключительная способность находить выход из опасности ослабела под влиянием окружавшего их дыма, внезапно остановился и, бросив на землю ружье, задумчиво наклонился над каким-то предметом, лежавшим у его ног. Миддльтон и все остальные подъехали к нему и стали расспрашивать о причине остановки.

— Взгляните сюда, — сказал Траппер, указывая на изуродованный, обгорелый остов лошади, лежавший в небольшом углублении, — и вы сможете увидеть силу огня в прерии. Земля здесь сырая, а трава была выше обыкновенной. Несчастное животное было застигнуто во сне. Видите кости, растрескавшуюся, обгорелую кожу, оскаленные зубы. Тысяча зим не могла бы сделать то, что сделала в одну минуту стихия.

— Такой могла бы быть и наша судьба, — сказал Миддльтон, — если бы пламя застигло нас во время сна!

— Нет, я не скажу этого, не скажу. Конечно, человек может сгореть, как трут. Но так как он разумнее лошади, он умеет избегнуть опасности.

— Может быть, это был просто остов лошади? Иначе ведь она могла бы убежать.

— Видите эти следы на сырой земле? Вот ее копыта… А вот и следы мокассин… Владелец лошади употребил все усилия, чтобы вывести ее отсюда, но эти животные очень боятся огня и упрямятся, когда его видят.

— Это известный факт. Но если у лошади был всадник, где же он теперь?

— Да, вот в этом и загадка, — ответил Траппер, наклонясь, чтобы поближе разглядеть следы на земле. — Да, да, тут ясно видно, что происходила борьба между человеком и лошадью. Хозяин делал все возможное, чтобы спасти животное, но огонь, должно быть, был очень силен, иначе человек имел бы больше успеха.

— Слушайте, старый Траппер, — прервал его Поль, показывая на место невдалеке, где почва была суше и трава, вследствие этого, росла не в таком изобилии, — говорите о двух лошадях. Вот там лежит другая.

— Малый прав! Неужели тетоны попались в расставленные ими же сети? Такие вещи случаются, и вот пример для всех, кто желает причинить зло другим. Поглядите-ка на железо в сбруе животного; тут не обошлось без изобретений белых… Должно быть так, должно быть так!.. Отряд каких-то негодяев скакал за нами по траве, пока их друзья поджигали прерию — и вот последствия: они потеряли своих животных и счастливы еще, если их души не блуждают теперь вдоль пути, который ведет к индейским небесам.

— Они могли прибегнуть к тому же средству, что и вы, — возразил Миддльтон.

Отряд, между тем, медленно подвигался вперед,

Приближаясь к месту, где на дороге лежал труп второй лошади.

— Не знаю. Не у всякого дикаря есть огнестрельное оружие, да еще такое доброе ружье, как этот мой старый друг. Трудно добыть огонь двумя палками, а времени для обдумывания или изобретения чего-то здесь мало. Это вы можете видеть вон по тому столбу пламени, что несется по ветру, словно по пороховой нитке. Огонь пронесся здесь только несколько минут тому назад, и нам, может быть, следовало бы осмотреть наши ружья; я вовсе не желаю сразиться с тетонами… Но если уж быть битве, если ее нельзя избежать, то всегда надо стараться так вести дело, чтобы первый выстрел остался за нами, а не за врагами.

— Странное это было животное, — сказал Поль, натягивая повод и останавливаясь над остовом второй лошади, тогда как остальные уже проехали вперед, спеша уехать как можно дальше, — странная лошадь, говорю я: у нее не было ни головы, ни копыт.

— Огонь не терял времени, — заметил Траппер, пристально глядя на горизонт всякий раз, как это позволял ему сделать крутившийся дым. — Он быстро испек бы целого буйвола или превратил бы в пепел его копыта и рога. Стыдно, стыдно, старый Гектор. От собаки капитана этого можно ожидать и по возрасту, и, надеюсь, я никого не обижу, если скажу это, по недостатку воспитания; го такой собаке, как ты, Гектор, очень стыдно оскаливать зубы и ворчать на остов изжаренной лошади совершенно так же, как если бы ты напал на след медведя.

— Говорю тебе, старый Траппер, это не лошадь — ни по копытам, ни по голове, ни по шкуре.

— Как? Не лошадь? Ваши глаза хороши для пчел и пней, мой милый, но… Господи, боже мой! Малый-то прав. Чтобы я принял шкуру буйвола — хотя и опаленную и съежившуюся за остов лошади! Увы! Было время, друзья мои, когда я мог узнать животное на расстоянии, какое мог охватить глаз, и при этом заметить большую часть его свойств — цвет, возраст, пол.

— Вы пользовались несравненными преимуществами, почтенный охотник! — заметил естествоиспытатель. — Человек, способный подмечать эти различия в пустыне, избавлен от неприятностей утомительной ходьбы, а часто и от исследований, оказывающихся в результате бесплодными. Скажите, пожалуйста, ваше необычайное превосходство зрения простиралось ли до того, что вы могли определить order или genus животного?

— Я не понимаю, что вы хотите сказать вашими приказаниями гения¹.

— Не понимаете? — прервал его охотник за пчелами несколько презрительным тоном, необычным для него, в особенности по отношению к почтенному другу. — Ну, старый Траппер, этого я уж никак не ожидал от человека такого опыта и ума. Товарищ под словом «порядок», подразумевает то, как они идут — дружными ли стадами, как рой пчел, летящий за своей царицей, или вереницей, как буйволы, которые, как мы часто видим, тащатся один за другим по прерии. Ну, а что касается слова «гений», то оно известно всем и вполне понятно. Так называют за бойкость и нашего депутата в конгрессе, и того болтливого малого, что издает у нас газету. Я думаю, что именно это и подразумевает доктор, так как его слова почти всегда имеют какой-нибудь смысл.

Окончив такое мудрое объяснение, Поль оглянулся назад с выражением, которое — если бы его выразить, словами — говорило: «Видите, хоть я и не часто вмешиваюсь в такие дела, а все же я не дурак».

Эллен находила много достоинств в Поле, но в ученость его верила плохо. Его открытый, бесстрашный и мужественный характер, чрезвычайно привлекательная внешность — все это возбуждало симпатии молодой девушки, которая и не думала об его умственных качествах. Бедная Эллен вспыхнула, как роза; ее хорошенькие пальчики теребили пояс Поля, за который она держалась на лошади. Как бы желая отвлечь внимание других слушателей от слабости любимого человека, невыносимой для нее самой, она поспешно проговорила:

— Так это, действительно, не лошадь?

— Ни больше, ни меньше, как шкура буйвола. Она лежит мехом вниз. Огонь прошел по ней, как вы видите, но не мог зажечь, ее, так как она свежа. Буйвол. Убит недавно, может быть, на нем окажется еще мясо.

— Приподымите-ка шкуру за уголок, старый Траппер, — сказал Поль тоном человека, приобретшего право подавать свой голос на каком угодно совещании, — если там окажется кусочек горба, то он, наверное, хорошо прожарен, и очень приятно будет его попробовать.

Старик искренно рассмеялся причуде своего молодого товарища и сунул ногу под шкуру. Шкура задвигалась, а потом вдруг отлетела в сторону… и из-под нее с быстротой, какую он считал необходимой в подобном случае, выскочил индейский воин.

---

¹ Игра слов: order — порядок и вместе с тем приказание; genus — род. Вместо слова genus Траппер и Поль употребляют слово genius — гений.

---

Глава 19. «Прерия» Ф. Купер

« Глава 18

Глава 20 »