Глава XCVIII. Ночной бал

Ночь надвигалась черная, как вороново крыло, словно желая помочь нашему замыслу. Уже неразличимыми стали контуры вершин Сан-Хуана, слившиеся с темным фоном неба. Еще раньше исчезли из виду мрачные склоны Сьерра-Мохада. В глубокой тьме с трудом можно было рассмотреть только такие светлые предметы, как крыши фургонов, выбеленные солнцем шкуры наших палаток, чуть поблескивающую ленту реки и пасшихся на берегу пестрых быков. Всюду царил сплошной мрак, и людей, одетых в темное, вроде нас, можно было заметить, только если они попадали в полосу света. Несколько костров горело у входа в лагерь, но большая часть их была разложена внутри его, и вокруг них сидели переселенцы. Красные отблески огня играли на их лицах — веселых и нежных у женщин и детей и более грубых и озабоченных у мужчин. Из-под фургонов на траву протягивались красные полосы света, и иногда на них ложились длинные тени бродивших снаружи людей. Ближе к фургонам, где свет не падал на фигуры, мелькали только тени ног. Нам удалось приблизиться к лагерю незамеченными. Впрочем, снаружи в это время находилось только несколько пастухов и часовых. И те и другие спустя рукава относились к своим обязанностям, зная, что на территории юта им нечего опасаться нападения врагов. Кроме того, это был самый приятный час для путешественников, когда они собираются тесным кругом у костров, когда вслед за ужином начинаются песни и рассказы и не смолкает веселый смех. В воздухе тогда кольцами вьется дымок от трубок, а крепкие мускулы, отдохнувшие после дневной работы, чувствуют потребность размяться в быстрой пляске.

И в этот вечер тоже, едва только убрали остатки ужина, между кострами было расчищено место для танцев. Раздались звуки флейты, рога и кларнета, и несколько пар стало лихо отплясывать кадриль. Хотя движения их были довольно неуклюжи, мы смотрели на танец с удовольствием, потому что он был нам на руку. Музыка, заглушавшая наш шепот, смешанный шум голосов, танцующие пары, которые привлекали всеобщее внимание, — все это благоприятствовало нам. Меня и мою спутницу мог бы, пожалуй, заметить только кто-нибудь вошедший в один из фургонов и раздвинувший заднюю занавеску. Но никто не смотрел наружу, так как всех привлекал веселый круг танцоров, выделывавших замысловатые фигуры кадрили. Заглянуть в лагерь можно было только через щель между двумя фургонами, стоявшими напротив входа, потому что все остальные заходили друг за друга. Там мы и заняли удобную для наблюдения позицию, с которой нам был виден весь лагерь. Нам же самим ничто не грозило. Даже если бы нас заметили, все решили бы, что индейцам захотелось посмотреть на танцы.

Скоро наше внимание привлекли двое мужчин. Это были Холт и Стеббинс, сидевшие рядом возле большого костра, так ярко их освещавшего, что даже выражение лиц было нам ясно видно. Опустив голову и посасывая свою трубку, скваттер угрюмо смотрел на огонь, не обращая внимания на танцоров. Мысли его, видимо, были далеко. Стеббинс, наоборот, с интересом следил за танцующими. Он был одет щеголевато и держался очень важно. К нему то и дело почтительно подходили мужчины и женщины, и, перекинувшись с каждым несколькими любезными фразами, он их «милостиво» отпускал. Я не спускал глаз с танцующих, внимательно всматриваясь в каждое лицо, попадавшее в полосу света. Там были девушки и женщины всех возрастов; даже толстая мулатка, ковыляя, участвовала во всех фигурах кадрили.

Но Лилиен среди них не было. Я быстро оглядел круг, где виднелось много свежих, молодых лиц с розовыми щечками и белыми зубками, но Лилиен не было и там, и я обернулся к Мэриен, чтобы поделиться с ней моим недоумением. Она с каким-то странным выражением смотрела на своего отца. Мне было понятно ее все возраставшее волнение, и я не решился заговорить с ней.

Внутренность фургона, около которого мы стояли, была все время темной, но вдруг, как по волшебству, в нем вспыхнул свет, засиявший сквозь неплотную парусину. Кто-то зажег там свечу. Руководимый каким-то предчувствием, я не мог удержаться от искушения и решил заглянуть внутрь. Для этого нужно было только сделать шаг к занавеске фургона. В щель между двумя неплотно сдвинутыми кусками грубой ткани все было прекрасно видно. Несколько больших ящиков и кое-какая домашняя утварь занимали половину фургона. Сверху была набросана разная простая одежда, одеяла, платки и две-три подушки. Ближе к передку и несколько выше всего остального стоял большой сундук, на крышке которого горел огарок сальной свечи, вставленный в горлышко бутылки. Перед свечой сидела женщина.

Хотя был виден только ее силуэт, я немедленно узнал Лилиен. Она слегка повернула голову, и в свете свечи сверкнуло золото ее волос. Она сидела одна, но у входа в фургон стояло несколько молодых людей, бросавших в ее сторону пылкие взгляды. Девушке они, казалось, были неприятны. Держа в руке книгу, она делала вид, что читает, но свет скупо падал на страницу, и по тому, как Лилиен украдкой взглядывала на нее, можно было понять, что ее занимает не книга, а нечто другое. Между страницами белел клочок бумаги, и она, видимо, старалась разобрать что-то написанное на нем. Я напряженно следил за каждым ее движением, так же как и присоединившаяся ко мне Мэриен. Нам стоило большого усилия не заговорить с Лилиен. Одно-единственное слово принесло бы пользы больше, чем любая записка, но оно могло погубить все — его могли услышать те, кто стоял перед фургоном. Их присутствие, очевидно, смущало Лилиен. Она пугливо поглядывала в их сторону и, вероятно, поэтому не могла дать волю чувствам, которые вызвала в ней моя записка. Она только сдержанно вздохнула и осторожно посмотрела сперва на группу, стоявшую перед фургоном, а потом назад. Я подождал, чтобы она еще раз оглянулась, и осторожно просунул между занавесками письмо Мэриен. Появление смуглой руки не испугало Лилиен. Она не вскрикнула и даже не вздрогнула. Стихи уже подготовили ее к получению более прозаического послания. Как только я увидел, что записка замечена, я уронил ее на пол между ящиками и отдернул руку. Мы отошли, опасаясь, чтобы кто-нибудь не обратил внимание на то, как долго стоим мы на одном месте. Все наше дальнейшее поведение зависело от того, когда Лилиен прочтет записку. Надеясь, что она успеет это сделать к тому времени, когда мы вернемся, мы бесшумно скользнули прочь.

Глава 98. Ночной бал
«Отважная охотница». Майн Рид