Искать произведения  search1.png
авторов | цитаты | отрывки

Переводы русской литературы
Translations of Russian literature


Глава двадцатая. Ошибка


Глафира еще спала, когда ей был доставлен чрез курьера конверт; Грегуар извещал сестру, что он уже виделся с генералом, который может оказать ей защиту против хищников, опутавших ее мужа, и советовал ей, не теряя времени, тотчас ехать к его превосходительству.

Одеться и собраться для Глафиры было делом одной минуты, и через полчаса ее наемный экипаж остановился у небольшого каменного дома, где жил генерал. Едва Глафира вступила в переднюю главного помещения этого дома, человек в полуформенном платье, спросив ее фамилию, тотчас же пригласил ее наверх и сказал, что генерал ее ждет.

На верхней террасе лестницы фамилия ее другим таким же человеком была передана третьему, и Глафиру Васильевну провели через небольшую гостиную в комнату, разделенную надвое драпировкой.

Здесь, спиной к драпировке, а лицом к двери, за небольшим письменным столом, покрытым в порядке разложенными кипами бумаг, сидел генерал: он был немного лыс, с очень добрыми, но привыкшими гневаться серыми глазками. При входе Бодростиной, генерал читал и подписывал бумаги, не приподнялся и не тронулся с места, а только окинул гостью проницательным взглядом и, протянув ей левую руку, проговорил:

— Добро пожаловать. Чем могу вам служить?

И с этим он указал ей на кресло, стоявшее против него по другую сторону стола.

— Генерал, моя просьба странного свойства, — начала Глафира, — я иду против мужа с тем, чтобы защитить его и выпутать из очень странной истории.

— Это я знаю-с, — ответил генерал, не прерывая ни на минуту чтения и подписывания бумаг. — Что же далее?

— Мой муж — богатый человек; он всегда имел слабость верить в свои коммерческие соображения и им овладел дух крайней предприимчивости, не свойственной ни его летам, ни его положению; он расстраивает свое состояние.

— Это теперь сплошь и рядом со многими, но я ничего не могу тут сделать, — отвечал генерал с привычной ясностью и скоростью настоящего делового человека.

— Но он находится в руках таких людей, которые просто спекулируют на его доверчивости и увлечении.

— Мошенниками полон свет, — перебил генерал, — но пока эти мошенники не попадаются, на них при нынешних порядках нет управы. Я вижу, что я знаю все, что вы мне хотите сказать: я давно знаю эту клику, которая доит вашего мужа, но это все бесполезно; другое дело, если бы вы могли мне дать какие-нибудь доказательства.

Глафире прежде всего, разумеется, хотелось знать: действительно ли Горданов успел заручиться каким-либо покровительством. Постоянно вращаясь в миро интриг и не имея нрава рассчитывать ни на какую преданность со стороны Горданова, она опасалась, что и он, не доверяя ей, точно так же, может статься, предпочел устроиться иным способом и, может быть, выдал ее намерения. Поэтому Глафира прямо спросила своего собеседника: что ему известно о Павле Николаевиче?

Генерал, не выпуская пера, только взглянул на нее и ничего не ответил. Бодростина поняла, что она сделала неловкость. К тому же она ясно видела, что генерал принимает ее не с аттенцией1, на какую она имела бы, кажется, право по своему положению. Это нехорошо действовало на Глафиру, и она, оставив свое намерение выспросить о Горданове, прямо перешла к другому.

— Мне кажется, генерал, — сказала она, — что здесь есть еще одна особа, против которой я тоже не могу вам представить никаких улик юридических, но которой поведение настолько явно, что, мне кажется, необходимо остановить ее от азартных покушений на моего мужа.

— Про кого вы говорите?

— Я говорю про княгиню Казимиру Вахтерминскую.

— В чем же дело?

— Она требует с моего мужа пятьдесят или даже сто тысяч рублей за то, что он имел неосторожность отослать в Воспитательный дом рожденного ею назад тому два месяца ребенка, которого она ставит на счет моему мужу.

— Да, но это ее сиятельство может ставить на счет кому ей угодно.

— Но она ставит именно мужу моему, а не кому-нибудь другому.

— Ну-с, — продолжал генерал, — так чем же я тут могу вам помочь?

— Сделайте, что вы хотите, генерал, но я обращаюсь к вашей милости и на вас одних надеюсь.

Генерал ни слова не ответил и продолжал молча читать и подписывать одну за другою бумаги.

Глафира находила свое положение затруднительным и, помолчав, начала излагать свои подозрения насчет самого способа выдачи векселей ее мужа, причем упомянула и об исчезнувшем артисте.

— Да ведь то-то и есть, что он исчез, — проворчал генерал, не прерывая своего писанья и чтения.

— Но как же мог он исчезнуть?

— А вот отгадайте! — отвечал генерал, опять занимаясь свои делом. Дальше не могло быть никакого разговора. Глафира поднялась и спросила:

— Что же, могу ли я на что-нибудь надеяться, генерал?

— Я могу ее пугнуть, если она пуглива, и больше ничего.

Бодростина раскланялась, генерал опять подал ей левую руку и сказал на дорогу доброе пожелание, но на сей раз не удостоил уже взгляда.

Глафира вышла и уехала весьма недовольная своим сегодняшним утром и решила забыть об этой незадаче и действовать самой, тем более, что это ее и не пугало.

Но в чем же здесь ошибка?

Большую ошибку в чем-то здесь видел генерал: он, оставшись, по выходе Глафиры, один в своей комнате, подписал еще несколько бумаг и затем, вскочив вдруг с места, отпер несгораемый шкаф, помещавшийся за драпировкой. Здесь он без затруднения нашел среди множества бумаг письмо, писанное в довольно коротком тоне генералом Синтяниным, с просьбой обратить внимание на Горданова, который, по догадкам Ивана Демьяновича, имел замыслы на жизнь Бодростина с тем, чтобы жениться на его вдове.

«Черт возьми, не может же быть, чтобы старик Синтянин так ошибался! А между тем, если она его любит и за него невестится, то с какой стати ей его выдавать и даже путать? Нет; тут что-то не чисто, и я их на этом барине накрою», — решил генерал и подавил электрическую пуговку в своем столе.

— Перушкина! — сказал он вошедшему дежурному чиновнику.

Почти в это же самое мгновение пред ним появился неслышными шагами пожилой человек, остриженный по-купечески, в скобку, и одетый в простой, длиннополый, купеческий сюртук.

— Андрей Парфеныч! — сказал ему генерал, — поглядело ли твое степенство на эту барыню, которая сейчас вышла?

— Как же-с, ваше превосходительство, поглядел, — отвечал вошедший.

— Это она?

— Так-с.

— Григория Васильевича Акатова сестрица?

— Слышал-с.

— Ее надо изловить: сумеешь ли?

Андрей Парфенович тряхнул головой, вздохнул и произнес:

— Службу свою должно исполнять, ваше превосходительство.

— То-то! Я на тебя надеюсь. Ты один эту механику проследить можешь; тут дело темное: вор на вора в донос идет. Андрей Парфенович покачал головой.

— Что?

— Ученые-с, говорю: беда с ними.

— Да, но смотри не суди об этой барыне по Григорию Васильевичу, у этой под каблуком больше ума, чем у ее брата во лбу. Горданова ты тоже знаешь? — И генерал вскинул острый взгляд на Андрея Парфеновича.

— Довольно о них известны.

— И понимаешь, чем он держится?

— Помилуйте, как не понимать-с.

— Так ты должен понимать и то, сколько я тебе верю в этом деле. Поймай мне этого Горданова!

Андрей Парфенович молчал.

— Можешь?

— Постараюсь.

Генерал хлопнул его по плечу и проговорил с расстановкой на ухо;

— Поймай его, и я этого не забуду.

— Изловлю-с.

— Тут есть еще княгинька Вахтерминская.

— Знаю-с.

— Действительно ли ты ее знаешь?

Андрей Парфенович развел руками и ответил:

— Как не знать! Да ведь она тоже при тех самых делах, что и господин

Горданов.

— Излови их, и я тебя озолочу.


1 Аттенция (фр. attention) — внимание.


Глава 20. Ошибка

Часть 5. Темные силы
Роман «На ножах» Н. Лесков

« Часть 5. Глава 19

Часть 5. Глава 21 »





Искать произведения  |  авторов  |  цитаты  |  отрывки  search1.png

Читайте лучшие произведения русской и мировой литературы полностью онлайн бесплатно и без регистрации, без сокращений. Бесплатное чтение книг.

Книги — корабли мысли, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.
Фрэнсис Бэкон

Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века.
Александр Герцен



Реклама