Глава тринадцатая. Горданов встает на краю пропасти

---

Избавление Горданову шло из того прекрасного далека, где мы встретили других людей и другие нравы, имеющие столь мало общего с самоистребительными нравами гнезда сорока разбойников. Горданов, возвратись из Павловска от Кишенского, нашел у себя почтовую повестку на пятьсот рублей и письмо от Глафиры Васильевны Бодростиной, в котором разъяснилось значение этой присылки.

Бодростина писала, что, доверяя «каторжной чести» Павла Николаевича, она обращается к нему за небольшою услугой, для которой пробит его немедленно приехать в ее губернский город, прихватив с собою человека, который бы мог служить маской для предстоящих дел разного рода. Горданов не спал всю ночь и думал: «приглашением манкировать невозможно: как оно ни темно, но все-таки это зацепка, когда тут вокруг все изорвалось и исщипалось». Утром он закрыл глаза и пролежал до полудня в тягостнейшем сне, и вдруг был разбужен Висленевым, который явился к нему в таком непостижимом состоянии духа, что Горданов, несмотря на все свое расстройство, полюбопытствовал узнать, что с ним сделалось.

— Что с тобою случилось? — спросил он Висленева.

— Вещь ужасная! — отвечал Иосаф Платонович, — мы подрались.

— Кто? Где? С кем ты подрался?

— Конечно, с ним.

— С Кишенским?

— Ну да, разумеется.

— На чем же вы дрались, и что ты, ранен, или ты его убил?

— Никто никого не ранил и никто никого не убил: мы подрались настоящим русским образом… я его по морде…

— А он тебя?

— Не скрою, досталось и мне… вот здесь…. по воротнику.

— Ну да, это уж всегда так приходится по воротнику.

— Но, однако же, ты понимаешь, что после этого уж мне в их доме жить нельзя, потому что все это было и при жене, и при детях, и при прислуге…

— И за что же это сталось: за жену?

— Да, за жену

Горданов вздохнул и плюнул.

— Нечего, нечего плевать, а я совсем к тебе, со всею движимостью, — добавил он, указывая на свой саквояж, — и ты, пожалуйста, не откажи, прими меня в вечные кровы.

— Да ведь не выгнать же тебя, когда тебе некуда деться.

— Некуда, друг, ровно некуда. Я хотел к Ванскок, но она сама теперь расстроилась с переводами и ищет места посыльной, а пока живет у кухмистера за печкой.

— Полно, пожалуйста, ты с этой тромбовкой: время ли теперь еще с нею разговаривать?

— Нет, брат, я о ней другого мнения. Ванскок натура честная.

— И пусть ее возьмет себе черт на орехи; нет, уж, видно, спасать тебя, так спасать: хочешь я тебя увезу?

— Как увезешь?

— Так, увезу, как бородатую Прозерпину, если тебе нравятся герценовские сравнения.¹ Мы уедем с тобой от всех здешних напастей куда бы ты думал? В те благословенные места, где ты впервые познал всю сладость бытия; ты там увидишься со своею сестрой, с твоею генеральшей, которой я не имею счастья знать, но у которой, по твоим словам, во лбу звезда, а под косой месяц, и ты забудешь в ее объятиях все неудачи бытия и пристроишь оленьи рога своей дражайшей половине. Готов ты или нет на такую выходку?

— Мой друг, я в эту минуту на все готов.

— А я знаю физиологию любви: клин клином выгоняют, дорогой дружище. Я теперь имею не один, а несколько секретов, словом сказать, как бомба начинен секретами, и для себя, и для тебя.

— И для меня! — удивился Висленев.

— И для тебя, и для великого множества людей. Висленев тронул его за плечо и сказал:

— Да! послушай-ка — ты не пострадал?

— Я!.. От чего?

— Ну, вот от этого пожара, которого мне, по правде сказать, нимало не жаль.

— Нет; я нимало не пострадал, — отвечал спокойно Горданов. — Я получил все, кое-что еще призанял, и теперь арсенал мой в порядке, и я открываю действия и беру тебя, если хочешь, в помощники.

— Я готов на все: мне хоть с мосту в воду, так в ту же пору.

С этой стороны дело было решено. Оставалась нерешенною другая его сторона: похитить ли Горданову Висленева в самом деле как Прозерпину или взять его напрокат и на подержание по договору с его владельцами?

Горданов предпочел последнее: он еще раз вошел в сделку с Кишенским и с Алиной; сообщил им вкратце свои намерения съездить в свои местности и устроить там кое-какие спекуляции, причем мог бы-де прихватить и Висленева. Здесь опять произошли столкновения: Кишенский хотел, чтобы Висленев уехал, но Алина опасалась, не чересчур ли уж это выгодно для Горданова, но они поторговались и решили на том, что Горданов повезет с собою Висленева куда захочет и употребит его к чему вздумает, и за векселя свои в четыре тысячи рублей, приторгованные Кишенским за полторы, даст вексель на десять тысяч рублей, со взаимною порукой Висленева за Горданова и Горданова за Висленева.

Переторжка была короткая: не та была пора и не те были обстоятельства, чтобы скупиться, и Горданов согласился на все эти требования, а Висленев и подавно: им спутали ноги и пустили их обоих на одной веревке, о которой Висленев минутами позабывал, но о которой зато Павел Николаевич помнил постоянно. Он не самообольщался: он знал свое положение прекрасно и понимал, что его, сильного и умом и волей Горданова, каждую минуту скаредная тварь вроде Кишенского может потянуть как воробья, привязанного за ногу, и он ревниво спешил оборвать этот силок во что бы то ни стало, хоть бы пришлось содрать мясо с костей и вывернуть суставы.

В таком положении были два эти героя, когда они явились пред нашими глазами в кружке обитателей мирного городка, над которым вихрь распустил красную орифламу, призывающую Павла Николаевича к новому подвигу, требующему всего его ума, всей его ловкости и всей опытности, полученной им в последних тяжких столкновениях.

---

¹ …увезу, как бородатую Прозерпину, если тебе нравятся герценовские сравнения. — Этот образ использован А. И. Герценом в открытом письме «Бруты и Кассии III отделения (Письмо к русскому послу в Лондоне)».

---

Глава 13. Горданов встает на краю пропасти

Часть 2. Бездна призывает бездну
Роман «На ножах» Н. Лесков

« Часть 2. Глава 12

Часть 2. Глава 14 »